— К сожалению, Герман Николаевич, мне пришлось прийти к вам без приглашения, — нежно пропела она.
— Тем более, чем обязан я вашему визиту? — строго официально спросил он.
— Я вас очень прошу, чтобы вы не отказывались от предложения моего мужа и верили его словам.
— Александра Ивановна, стоит ли такой красивой женщине впутываться в такое грязное дело, можно запачкаться.
— Что делать? — погрустнев, ответила она. — Без меня у вас с мужем будет лишь один разговор.
— Александра Ивановна, я не пойму, о чем вы говорите, и прошу вас, без моего приглашения не приходите в прокуратуру.
Табаева понимающе улыбнулась и, простившись, вышла. Глядя ей вслед, Серебряков вынужден был отметить про себя: «Красивая бестия!»
Серебряков решил рассказать прокурору о состоявшейся встрече. Поднявшись на второй этаж, кроме прокурора, в кабинете он увидел начальника ГРОВД Простакова Василия Тимофеевича.
Увидев Серебрякова, Шувалов воскликнул:
— О! На ловца и зверь бежит. — Затем, показав рукой на Простакова, продолжил: — Василий Тимофеевич в курсе нашего дела.
— Не вполне, — возразил Серебряков, — сейчас только от меня ушла жена Табаева. Она сказала, чтобы я от предложения ее мужа не отказывался.
— Новость хорошая, все идет по плану, — удовлетворенно произнес прокурор.
— Куда уж лучше, если из ИВС информация на свободу от Табаева просачивается моментально! — покосившись на Простакова, язвительно заметил Серебряков.
— Ты на Василия Тимофеевича свои молнии не мечи. Вчера к нему с запиской Табаева пришел постовой милиционер с рапортом. Мы с Василием Тимофеевичем посоветовались и решили записку передать по назначению, — успокоил его прокурор.
Воспользовавшись паузой, Простаков добавил:
— Если они затеяли игру с нами, то мы должны довести ее до конца.
— Интересно, почему Табаев решил сразу довериться постовому, не играет ли он с нами в непонятную игру, не пытается ли отвлечь нас от расследования по делу мышиной возней? — высказал возможную версию Серебряков.
— Из четырех постовых в ИВС Табаев знает лишь одного, того, который принес его записку мне. Этот постовой у него на бойне однажды взял мясо себе на шашлыки. Пытался выписать, но Табаев был «сильно занят», мясо выписал, но и ему некогда было взять деньги за него. Тогда наш сотрудник не стал настаивать на своем требовании, а значит, стал как бы должником Табаева, а позже тоже забыл с ним рассчитаться, — сообщил Простаков.
— Герман Николаевич, — обращаясь к Серебрякову, начал прокурор, — твои действия в отношении Табаева ограничены законом, а точнее уголовно-процессуальным кодексом, а поэтому играть в прятки с ним тебе запрещаю. От тебя Табаев должен узнать, что завтра ты у него произведешь обыск.
— Ясно! — поднявшись, ответил Серебряков.
— Можешь идти работать.
Когда прокурор с начальником милиции остались вдвоем, они продолжили прерванную беседу.
— Постовой в какое время заступает на дежурство?
— В обед.
— Надо, чтобы он перед заступлением на дежурство сходил домой к Табаевым и взял у жены записку мужу с последующей передачей Табаеву, чтобы они оба знали, что линия связи между ними налажена бесперебойно.
Посмотрим, какие меры самозащиты Табаев вечером примет. Ты говоришь, что свои записки он пишет на азербайджанском языке?
Простаков утвердительно кивнул головой.
— Тогда переводчика далеко от себя не отпускай.
— Все понятно, все заметано, — пошутил Простаков.
На этом они расстались, договорившись встретиться в 20 часов, после сдачи дежурства постовым, который их обоих интересовал.
Ровно в 20 часов Шувалов зашел в кабинет Простакова, который уже его ждал.
Протянув Шувалову записку, он сказал:
— Можешь прочитать оригинал.
— Опять на родном языке? — разглядывая записку, поинтересовался Шувалов. — Не испытывай моего терпения и давай перевод. «Меня арестовали, завтра будет у меня дома обыск, берегись, отвечаешь головой», — прочитал он вслух.
— Не многословно, но убедительно, — усмехнувшись, заметил Шувалов. — Она отвечает головой за все то, чего не должны мы найти. А мы как раз должны найти то, за что она отвечает головой.
— Я еще утром распорядился за Табаевой установить наблюдение, — заметил Простаков.
— Если так, то пускай постовой еще раз доставит записку по назначению, — согласился Шувалов.
Когда Серебряков утром пришел к Шувалову за получением санкции на обыск, то Шувалов, давая ее, заметил:
— Как мне сообщил Простаков, наблюдавшие за домом Табаева сотрудники милиции обратили внимание на то, что Табаева длительное время находилась в гараже при закрытых дверях. С тобой поедет эксперткриминалист. Он поможет в поиске и закреплении доказательств, если, конечно, они появятся.
— Она из дома никуда не отлучалась вчера? — спросил Серебряков.
— К счастью, оказалась хорошей домоседкой, — успокоил его прокурор.
Ознакомив Табаеву с постановлением на обыск и выполнив все формальности, связанные с его проведением, Серебряков предложил Табаевой выдать ему укрытые от описи ценности.
Вся покраснев от злобы, отчего ее лицо потеряло привлекательность, Табаева истерически выкрикнула довольно складную тираду:
— Как вам не стыдно! Посадили ни за что мужа, сто раз делали обыск и опять приперлись. Раздели до нитки, и вам еще этого мало! Ничего у меня нет. Вам не обыск нужен, а еще раз хотите увидеть наше унижение, топчете нашу честь. Еще говорим, что строим правовое общество!..
Она могла и дальше продолжать обличительные речи, но Серебряков, перебив ее, попросил:
— Александра Ивановна, успокойтесь и давайте договоримся, что не будем хамить друг другу. Вы же культурная женщина.
Опустившись на стул, она в бессильной ярости заплакала.
Один из понятых, пожалев ее, сходил на кухню и принес стакан воды, пить которую она отказалась.
Обыск в доме, несмотря на тщательное его проведение, положительного результата не дал.
Когда участники обыска пришли в гараж, то Табаева, пытаясь вызвать сострадание у понятых, с болью в голосе сообщила:
— Была машина, да недавно сгорела, больше в гараже ничего нет.
По мере обыска в гараже настроение у Серебрякова портилось, тогда как настроение Табаевой поднималось.
— Теперь вы видите, что я от вас ничего не скрываю? — с вновь пробудившейся энергией заявила она.
— На ваш вопрос я пока ничего не могу ответить, так как обыск еще не закончился.
Если бы у него не было информации о гараже, то, по-видимому, обыск он давно бы прекратил. Эксперткриминалист залез на крышу гаража, которая была сделана из трех бетонных перекрытий, и сбросил оттуда ломик, примерно с один метр длиной и двадцать миллиметров толщиной.
Серебряков стал внимательно разглядывать его. Один конец ломика имел форму клина и был тусклый от ржавчины, другой его конец имел форму незаконченного конуса, на котором на расстоянии одного сантиметра от конца имелись свежие риски по металлу. Случайно посмотрев на Табаеву, Серебряков обратил внимание на застывшую в напряжении ее фигуру.
— Этот лом ваш? — спросил он, обращаясь к Табаевой.
— Впервые вижу, — ответила она с безразличием в голосе.
— Если так, то, безусловно, вы им никогда не пользовались, — сделал заключение Серебряков.
— Угадали! — согласилась с ним Табаева.
— Простучать и прощупать все повторно, — дал он указание оперативным работникам, а сам встал так, чтобы видеть, куда она смотрит. Вскоре он обратил внимание на то, как воровато несколько раз Табаева посмотрела на одну из поперечных балок гаража, которой служила двухсотмиллиметровая труба.
Серебряков, взяв лом, сам простучал поперечные балки. Балка, на которую смотрела Табаева, после удара издала более звонкий звук, чем все другие. Заинтересовавшись ею, он взял лестницу, обнаруженную здесь же, в гараже, и стал обследовать балку. Около верстака, под крышей, он обнаружил в балке дырку диаметром примерно десять миллиметров.
Конусный конец лома частично вошел в отверстие. Серебряков попытался повернуть балку по оси, и та легко повернулась. В ней оказался тайник, закрытый металлической крышкой.
— Это мое, не дам! — бросилась Табаева на Серебрякова, и, если бы на ее пути не оказался оперативник, как и все присутствующие, наблюдавший за происходящим, то она сбила бы Серебрякова с лестницы. Он в это время доставал из тайника две сберкнижки на предъявителя.
В каждой из них был вклад по 25 тысяч рублей.
Увидев сберегательные книжки в руках Серебрякова, Табаева потеряла сознание. Когда же она очнулась, то больше в разговор ни с кем не вступала и пассивно вела себя до конца обыска, который нового больше ничего не дал.
