- У тебя что ли щека припухла? - вдруг спросила она. - Ну, точно, припухла!
- Зуб сегодня лечил, - глухо отозвался Андрей, с каким-то отчаянием понимая, насколько не в тему сейчас "стоматологические" разговоры. - Десну нечаянно расцарапали.
- Бедный!.. Болит?
Встала, пошла навстречу. Правая рука чуть приподнята. Вот сейчас прикоснется, погладит по щеке!.. Он затаил дыхание, чувствуя, как сердце мощными толчками колотится о ребра... Жасминовый запах её духов, запах её ладони... Маленькая родинка между средним и указательным пальцем и...
- Кар-р-р! - совсем по-вороньи сказал Эммануил, нарисовавшись в дверях. Катя вздрогнула. Андрей про себя выматерился. А пингвин невозмутимо поковылял к своему мокрому матрасику, под которым он, наверняка, припрятал кусочек минтая.
Не было больше ни тонкого аромата духов, ни дрожащего перед глазами воздуха. Только официальная бумажка рядом с книжкой расчетов за электроэнергию и справкой о медосмотре.
- Ну так что? Пойду я, наверное, чай поставлю? - спросил он, с хрустом разминая плечевой сустав. - Мойва-то, кстати, у тебя вареная?..
Потом они пили на кухне чай и болтали. Катя тыкала пальцем в специально принесенный журнал со статьей о пингвинах и пыталась убедить Андрея в том, что его Знакомый - урод: пингвинов, дескать нельзя содержать в городских условиях, и, вообще, ни в каких нельзя - им и в зоопарках-то плохо.
С тезисом о том, что Знакомый - урод, Щурок охотно соглашался. Мойву обильно поливал майонезом, а кухонную дверь придерживал вытянутой ногой, сдерживая атаки жадного и настырного Птички.
Еще бывшая жена жаловалась на то, что летом в юридической консультации стало совсем мало народу. Работы нет. Та, которая есть - скучная. Чай пила малюсенькими глоточками. Розовая помада на её губах почти не смазалась.
- А я все о сегодняшних трупах думаю, - Андрей прислонился затылком к стене и посмотрел на пожелтевший потолок. - Странно все это как-то... Во-первых, топор. И на "заказуху" не тянет, и на маньяка почему-то не похоже... Во-вторых, какого лешего англичан на ночь глядя в подмосковные леса понесло? И, в-третьих, почему так? Почему его убили сразу, а её ещё несколько часов в подвале держали?
- Изнасиловали? - Катя когда-то училась на том же юрфаке, только на два курса младше, поэтому о таких делах говорила спокойно.
- Нет! В том-то и дело! Просто держали в подвале, а под утро убили... Вроде и не пытали, и не кололи ничем. Ладно бы чего-то от неё добиться хотели, так ведь, похоже, на то, что она всю ночь там одна просидела: ход прорыть пыталась, все ногти себе пообломала.
- Утром? Ты говоришь, её убили утром?
- Ну да, - он пожал плечами. - Официального заключения ещё нет, но Володька... Груздева, кстати, помнишь?
Она кивнула.
- ... Так вот Володька утверждает, что мужика грохнули приблизительно в половине одиннадцатого двенадцатого июля. А её уже тринадцатого, в половине седьмого.
- И что ещё интересного говорит товарищ Груздев?
- Относительно трупов?.. Да, ничего. Острым тяжелым предметом по голове. Его - по затылку, её - в лобную кость. К нему, наверное, сначала тоже спереди подошли: он рукой прикрыться пытался: часы расколотили. Потом уже сзади ударили.
- А часы, наверное, как раз на половине одиннадцатого и остановились? - Катя отставила чашку в сторону, двумя пальцами взяла из тарелки щепотку рассыпчатого творога, положила в рот.
- На двадцать двух часах двадцати семи минутах.
- Какое недоверие к следствию, в общем, и к группе экспертов-криминалистов, в частности! - она хмыкнула.
Андрей убрал ногу от двери, но Птичка, наверное, уже устал ломиться, поэтому на кухню вваливаться не стал:
- Ты что-то имеешь ввиду? Говори лучше сразу.
- А я и говорю. Вы там с Красовским оба с глубокого похмелья были или только он один? У тебя, ладно, зуб болел, и голова, соответственно, не соображала... Вас чему в университете столько лет учили?
- Кать, не задирайся лучше, а?
- Не задираюсь, успокойся! Наследственное право вспомни, которое и у нас, и у них - англо-саксов, в этом вопросе гласит одно и тоже. Ну, вспомни, вспомни!.. Она ведь ему законная, официальная жена?
- Елки! - удивленно и почти радостно воскликнул он.
- Палки! - привычно отозвалась она. - Да, ладно, на самом деле, тебе простительно. Это же я в консультации сижу: и днями и ночами почти одними наследственными делами занимаюсь... Естественно, она наследует после него только в том случае, если её смерть наступила хотя бы в следующих календарных сутках. Переваливает за двенадцать - и она уже наследница, не успело перевалить - значит, нет. Похоже на то, что часики специально расколотили, чтобы экспертиза, не дай Бог, со временем смерти не напутала. Пока тела найдут, пока суть да дело. Все-таки есть хоть маленькая да вероятность, что смерть англичанина припишут уже к тринадцатому июля...
- А резон? - Андрей ногтем указательного пальца отскреб от клеенки засохший соус. - Я понимаю, был бы смысл, если бы у неё алчных и кровожадных родственников имелось полтора миллиона. Тогда - да: она унаследовала все состояние за мужем, родственники унаследовали за ней. Но дело-то в том, что по предварительным данным, у неё только мать в Перми. Старая, больная женщина, ноги не двигаются. Ни братьев, ни сестер, ни теток, ни дядьев...
- Лучше скажи, в завещании что?
- В чьем?
- Хороший вопрос. И в её, и в мужнином.
- Не скажу... Не знаю потому что. Английскую сторону известили, запрос послали, но ответ, естественно, ещё не пришел.
- Если наследование по завещанию, а не по закону, тогда, может, это все и чепуха. Ну, то что я тебе здесь сейчас говорила, - Катя вздохнула. Вообще, иностранцы - люди аккуратные. Тем более, он, как ты говоришь, крупный бизнесмен. Странно, если бизнесмен - и без завещания. Не принято это у них.
Она сидела на табуретке очень прямая, с чуть выступающими на спине острыми лопатками. Ее профиль на фоне окна казался таким нежным. Однако, говорила Катя весьма жестко и разумно. Когда-то его это раздражало. Раздражало до зубовного скрежета.
Милая блондиночка с легкой, едва заметной горбинкой на носу - и холодные, взвешенные речи. "Ты не можешь до бесконечности... Ты не должен..." Особенно, когда они начинали "работать" в паре с Серегой Красовским. То, что всю жизнь прощалось Сереге, не простилось Кате...
"Я лучше знаю, что должен, и что могу", - тихо проговорил он как-то раз, шарахнув кулаком по косяку прямо над её головой. Катя собрала вещи в блестящую, застегивающуюся на "молнию" сумочку и ушла. Потом и она сказала "прости", и он сказал... Но было уже поздно.
Внизу запереливалась короткими пронзительными трелями сигнализация чьей-то машины. Хлопнула дверца, заработал двигатель. Андрей подошел к окну, прикрыл форточку. Катя по-прежнему смотрела прямо перед собой. Он вдруг подумал, что уже девятый час и может быть... Эммануил? А что Эммануил? Эммануил посидит в ванной: не облезет... Катя - это не Таня, и не шатенка Юлечка... Катя, Катька...
Телефон, как всегда, сначала чихнул, а потом уже задребезжал, едва не подпрыгивая на стареньком "Зиловском" холодильнике. Щурок снял трубку.
- Здра-авствуй! - нараспев протянул девичий голос. - Зооуголок у тебя ещё не расформировали?
Он с какой-то досадой подумал, что в первую очередь все его женщины спрашивают о ненавистном пингвине. "Жив ли Эммануил?" "Расформирован ли зооуголок?" "А он сегодня опять полезет к нам в постель?"..
- Не расформировали, - ответил он не особенно любезно. Повисла пауза. Стало ясно, что нужно спросить о чем-то в ответ. По идее, конечно, пригласить в гости на бутылочку вина. - Как у тебя дела? - спросил очевидно глупо и от этого тоскливо.
- Хорошо, - удивленно отозвалась на том конце провода Таня. Тоже подумала. Решилась: - А ты чем сегодня занимаешься?
Конца разговора Катя дожидаться не стала. Спокойно поднялась, задвинула табуретку под стол. Заглянула на всякий случай в свой пакет вдруг что забыла? Сполоснула банку из-под мойвы, стряхнула капли в раковину.
- Уходишь? - спросил Андрей, закрыв микрофон треснувшей трубки ладонью.
- Разговаривай-разговаривай, - быстро и успокаивающе закивала она. - Я дверь захлопну.
Он убил на голом плече комара, досадливо вытер ладонь об угол холодильника. Быстро проговорил в телефон:
- Извини, Танюш, занят сегодня. Дел по горло... Все. Пока.
Катя уже обувалась в прихожей. Птичка шумно возился где-то в темном углу. Андрей метнулся в комнату:
- Подожди. Сейчас оденусь, тебя провожу.
- Не надо, - обернулась она. И он понял, что, действительно, не надо. Просто не надо - и все...
Когда дверь за Катей закрылась, и лифт, ухнув, поехал вниз, он швырнул ненужную рубаху прямо на пол. Вернулся в комнату, лег на нерасстеленный диван, провел пальцем по гобеленовой обивке. Жасмином в квартире уже не пахло. Стеклянные дверцы книжного шкафа слабо бликовали в темноте. Мимо прошлепал пингвин и ничком рухнул на матрасик. Наступала ночь, Птичке пора было спать...
