– Остальные? – переспросил сыщик. – А кто это – остальные?
– В семье пятеро детей. Младшие, четырехлетний Юваль и шестилетняя дочь Наама спали в соседней комнате. Самый старший, восемнадцатилетний Игаль, был на вечеринке. Так вот, после первого, вполне естественного испуга, Шломо и Бени – те два мальчика, которые тоже сидели у телевизора, – хотели вызвать скорую. Но у матери судороги прекратились, зато она вдруг заговорила низким мужским голосом, по словам детей – очень страшным…
– И что же она говорила? – с интересом спросил Саша.
– Во-первых, запретила им вызывать врача. Пригрозила забрать в загробный мир всю семью… Мальчики уже не помнили себя от страха. Они всерьез поверили, что слышат действительно голос своего умершего отца. Тут как раз вернулся с вечеринки Игаль. С его появлением одержимая на несколько мгновений потеряла сознание, а когда очнулась, то не помнила ничего. Через две недели история повторилась, уже в присутствии посторонних – соседей по лестничной площадке. Кстати говоря, соседом у них шамес синагоги «Ор Хумаш» Иосиф Дарницки. Он предложил вдове обратиться к рабби Элиэзеру. Старший сын несчастной вдовы послушался и обратился к моему отцу с просьбой что-нибудь сделать, – г-н Каплан-младший иногда говорил «отец», иногда – «рабби Элиэзер». – Он попросил, чтобы отец совершил процедуру изгнания диббука.
Сыщику почудилось, что он попал внутрь какого-то фантасмагорического фильма: изгнание духов, явление умершего… Он бы не стал слушать всего этого, если бы не два убийства, так или иначе связанные с экзотической процедурой экзорцизма.
Рабби Давид, похоже, все это прочел на его лице и неожиданно предложил:
– Вместо того, чтобы рассказывать, давайте-ка я вам кое-что покажу, – с этими словами он вновь вскочил со своего места, быстро подошел – почти подбежал к полке, на которой стояли видеокассеты, быстро просмотрел наклейки с названиями, выбрал одну.
– Процедуру изгнания диббука из госпожи Юдит Хаскин снимали на видео, – сказал рабби Давид. – Вот я вам сейчас эту видеозапись и продемонстрирую. А потом кое-что объясню. Впрочем, я думаю, вы поймете все без всяких объяснений… – он быстро перекатил столик с видеомагнитофоном и телевизором так, чтобы тот встал как раз напротив детектива. Вставил кассету, отошел, устроился рядом с Натаниэлем, щелкнул кнопкой включения. – Смотрите и слушайте внимательно, – сказал он. – Потом поговорим.
На экране появилось помещение, в котором Натаниэль сразу же узнал синагогу, которую он посетил накануне. Синагога была заполнена до отказа. В одном из первых рядов Розовски увидел шамеса Дарницки, рядом – двух других стариков, с которыми беседовал давеча. Камера пару раз спанорамировала по рядам собравшихся, ни на ком особо не задерживаясь. В какой-то момент детективу показалось, что на заднем плане мелькнул Дани Цедек, затем кто-то, похожий на парня по имени Игаль.
– Я отмотаю немного, – сказал рабби Давид, останавливая демонстрацию. Натаниэль не успел возразить, а потом махнул рукой: в крайнем случае, посмотрит еще раз.
Господин Каплан прекратил перемотку и снова пустил фильм. На этот раз оператор сосредоточился на событиях, происходивших в огороженном специальными стойками квадрате, посередине синагоги. Рядом с бимой стояла кушетка, на ней лежала женщина, укрытая по самый подбородок темно-красным бархатным покрывалом, на котором золотым шитьем были изображены скрижали с заповедями и тексты благословений – Розовски не стал их читать, тем более, что в поле зрения камеры попадали не все слова.
Лицо лежавшей было чрезвычайно бледным. Грубые черты: крупный нос, чересчур близко посаженные глаза, сросшиеся над переносицей брови. В глазах бился страх. Впечатление это усиливалось тем, что женщина то и дело нервно облизывала пересыхающие губы.
При этом руки, лежавшие поверх покрывала, были неподвижны. Едва заметную дрожь можно было отнести за счет непрофессионального оператора.
Стояла напряженная тишина, изредка прерывавшаяся сдержанным покашливанием.
Послышались шаги, и в огороженный квадрат вступили двое: нынешний хозяин Натаниэля рабби Давид Каплан, его отец, которого Розовски сразу узнал, за ними еще восемь человек. Все были в молитвенных талесах, с черными коробочками тфиллин, закрепленными на лбах и руках.
– Миньян, – негромко пояснил рабби Давид. – Перед началом процедуры необходима особая молитва, ее текст был предложен рабби Хаимом Виталем в начале XVI столетия. Она читается по-арамейски, так что не удивляйтесь, если не все поймете.
Собственно, Натаниэль и не собирался вслушиваться в гортанный напевный говор, с его точки зрения просто служивший видеоряду своеобразным, вполне органичным фоном.
Неожиданно воцарилась тишина. Рабби Элиэзер Каплан, высокий, могучего сложения человек с белоснежной бородой и в таком же ослепительно-белом талесе шагнул вперед и склонился над лежавшей женщиной. Он протянул ей какую-то толстую книгу небольшого формата. Женщина осторожно взяла томик и чуть не уронила его. Руки ее дрожали. Рабби Элиэзер раскрыл книгу на нужной странице, негромко сказал:
– Читай. Только не торопись и не волнуйся.
– Девяносто первый псалом, – объяснил г-н Каплан-младший. – Молитва, защищающая от действия нечистой силы.
Женщина начала читать – дрожащим грудным голосом, старательно выговаривая каждое слово. Рабби Элиэзер стоял перед ней, заложив руки за спину и внимательно глядя в лицо. Видно было, что он чего-то ждет.
Камера показала лицо читавшей женщины. Вдруг по нему прошла мгновенная судорога.
– Смотрите, смотрите, – прошептал г-н Каплан. – Внимательно смотрите!
Но Розовски и без напоминания смотрел во все глаза.
Лицо Юдит Хаскин исказилось совершенно непостижимым образом. Словно к каждой, даже крохотной мышце, кто-то привязал невидимую нитку и дергал, заставляя несчастную женщину то кривить рот, то ухмыляться жутким образом, таращить глаза.
Зрелище было отвратительным и страшным.
На губах Юдит выступила пена. Она оскалилась и вдруг закричала, вернее, завыла. Кто-то из присутствовавших на церемонии тоже громко вскрикнул – видимо, от неожиданности.
Натаниэль и сам почувствовал себя неважно и с трудом преодолел желание вцепиться в подлокотники.
С экрана неслась чудовищная брань, выкрикивавшаяся визгливым, сдавленным голосом, совершенно не похожим на тот, которым женщина минутой раньше читала псалом.
– Ч-черт… – растерянно прошептал он. – Никогда бы не поверил…
Камера отъехала, показав целиком кушетку. Тело г-жи Хаскин выгибалось дугой, Если бы ее руки и ноги не были предусмотрительно крепко привязаны к ложу, она, скорее всего, бросилась бы на раввина.
Рабби Элиэзер отступил на шаг и снова начал читать молитву по-арамейски – с которой начиналась процедура изгнания диббука. Остальные члены миньяна негромким хором повторяли последние слова.
Юдит Хаскин успокоилась так же неожиданно. Тело ее обмякло. Теперь она молча смотрела на раввина. По лицу еще время от времени пробегали судороги.
Кончив читать молитву, рабби Элиэзер вновь подошел к ней и спросил в полной тишине:
– Как тебя зовут? Назови свое имя.
Губы Юдит искривились. Розовски ожидал нового потока брани. Вместо этого он услышал сказанное все тем же неестественным и неприятным голосом:
– Йоэль. Йоэль Хаскин.
– Так звали ее мужа, – шепнул г-н Каплан. Натаниэль кивнул.
– Для чего ты вошел в тело этой женщины? – строго спросил раввин.
– Меня не пускают в ад, – был ответ.
– Кто?
– Черти… – ответила женщина с непередаваемой ухмылкой. – Я не могу уйти! – закричала она. – Я не могу уйти, потому что моя смерть… О, моя смерть! – она попыталась высвободить руки, когда же ей это не удалось, принялась биться затылком об изголовье.
Рабби Элиэзер положил руку на ее лоб. Она сразу же утихла.
– Что было с твоей смертью? – спросил он тихо. – Что ты хотел поведать?
– Моя смерть… Родная кровь… Родные руки… Убийство… Смерть… – вновь выступила пена на губах – розовая, кровавая. – Я их заберу… Всех… Пусть младшие не забывают читать кадиш по отцу… И старший… Старший сын… – хрип, похожий на предсмертный. – Как… страшно… падать… под колеса… Ах-х-х…
Глаза женщины закатились. Она замолчала. Рабби Элиэзер наклонился. Внятно сказал:
– Именем Господа, Царя Вселенной, повелеваю тебе, дух Йоэля Хаскина, оставить тело этой женщины. Ступай в ад и обрети покой там от своих страданий и скитаний…
Рабби Давид поднял пульт дистанционного управления и остановил фильм.
– Дальнейшее вам неинтересно, – сказал он. – Что скажете?
Розовски покачал головой. С неприятным удивлением он обнаружил, что ладони его покрылись испариной.
– Если бы я… Словом, впечатляет, – произнес он, откашлявшись. – Весьма впечатляет.
