Николай Зорин - Сестра моя – смерть

– Понятно, что не женщина! – Мать совсем рассвирепела. – Я спрашиваю, кто он такой?

– Просто мужчина. Я, может быть, замуж за него выйду, – неожиданно прибавила Люба. А с другой стороны, почему неожиданно? Может, все так и произойдет, и в самом деле выйдет она, Люба, по утверждению всяких дураков убогая калека, замуж за иностранца. И уедет с ним за границу. Жалко, что не спросила, из какой он страны. А вообще, какая разница? Наверное, из хорошей, благотворительные общества существуют только в развитых странах. И говорит по-русски он здорово, даже акцент почти не чувствуется – хорошую школу кончал. А хорошие школы только в богатых странах бывают.

– Замуж? – Мать посмотрела на нее как на сумасшедшую. – Он что, сам тебе предложил?

– Он иностранец. – Люба опять блаженно улыбнулась. – У нас скоро будет счастье, мамочка! Я пока не могу тебе рассказать… Завтра я снова на свидание пойду, так что ты меня не теряй. И шарф себе куплю, на нашем рынке, возле фабрики, я уже присмотрела.

– Шарф я могу тебе связать, зачем лишние деньги тратить? А со свиданием… Не знаю… Будь осторожнее, дочка. Домой к нему не ходи.

– Хорошо, я ведь понимаю. Мы, наверное, опять в ресторан пойдем. Да, – печень снова дала о себе знать болезненным толчком, – где у нас тут таблетки, мне что-то нехорошо.

Вечер прошел вполне мирно: мама успокоилась. Они выпили чаю и легли спать. Только было непонятно: отчего так быстро успокоилась мама? Неужели не поверила про свидание и про иностранца? Если так, это обидно, неужели и она думает, что у Любы нет и не может быть парня, что она совсем какая-то не такая и никому не нужна? А вообще-то, может, и правда не нужна. Но это не страшно, главное, теперь у нее есть отец, ему-то она точно нужна.

Алена все портит, Алену она боится и ненавидит заранее. Алена, конечно, подумает, что она захочет занять ее место, и будет мешать. И жаль, что мама, Зоя Иконина, – не ее родная мать. Она хорошая, добрая, самая лучшая мама на свете, хоть, наверное, не поверила про свидание и иностранца. Лучше было бы так: папа нашелся, а мама на самом деле ее родная, и Алены нет, умерла в детстве от какой-нибудь болезни, или под машину попала, или ее змея укусила.

Мама оказалась права: никакого свидания не было. То есть они, конечно, встретились на следующий день у «Матрицы», как и договаривались, но никакое это было не свидание. Он ее даже в ресторан не пригласил и не говорил больше, что у нее хорошая фигура. И на новый шарф не обратил внимания. Мог бы хоть ради приличия сказать комплимент.

Сначала Люба обиделась, но потом поняла, что он просто деловой человек и у него нет времени, чтобы терять его на всякие глупости. Он сразу приступил к делу, едва они успели поздороваться.

– Ну как, вы подумали? – спросил довольно сухо. – Надеюсь, за ночь ваш взгляд изменился?

Вопрос был задан не совсем понятно. Люба стояла, улыбалась, крутила кисточку от шарфа и не знала, что отвечать.

– Вы хотите, чтобы Юлиан Озерский признал вас своей дочерью? – спросил он напрямую.

– Да! Хочу! Конечно хочу! У меня никогда не было отца. Поедемте к нему прямо сейчас. Очень хочу его увидеть, познакомиться, поговорить. – Люба соскочила со скамейки, на которой они сидели. – Поедемте, я готова. Ну. – Она потянула его за руку.

– Мы сейчас поедем, и вы увидите отца, но насчет познакомиться и поговорить… Это пока преждевременно.

– Преждевременно? Почему преждевременно?

– Имеются некоторые сложности.

– Какие сложности? – Люба в нетерпении застучала пяткой по снегу. – Он – мой отец, я – его дочь, в чем сложности, не понимаю.

– Видите ли, Любовь Романовна, Юлиан Озерский – это не совсем ваш отец.

– То есть как это – не совсем? Вы же сами говорили! Вы что же, все наврали? И про роддом, и про подмену? Зачем же тогда вообще…

– Я вас не обманывал: и роддом, и подмена действительно имели место быть, но сложность заключается вот в чем: Юлиан Озерский – муж Валерии Озерской, но не родной отец Алены, а значит, и не ваш родной отец.

– А кто же тогда мой отец? – Люба опустилась на скамейку: ее обманули, это ясно, наврали с три короба, а она поверила, размечталась! Вот ведь дура!

– Помните, я вам вчера рассказывал, что у Валерии во время беременности была глубокая депрессия?

– Ну, помню. – Что толку помнить, не помнить? Какая теперь разница?

– Вчера я думал, что о ее причинах расскажет вам Юлиан, но теперь понял, что это должен сделать я, до того, как вы встретитесь. Видите ли, Валерия была беременной, когда выходила замуж за Юлиана. Беременной не от него. Он очень ее любил, очень, а она… Замуж Валерия вышла от безысходности. И кажется, так никогда и не смогла простить Юлиана за то, что он, можно сказать, воспользовался ее безысходностью, слишком вовремя подоспел. Так они и прожили всю жизнь: он ее боготворил, а она его не любила. Алену он всегда признавал своей родной дочерью – вплоть до недавнего времени. Теперь они в ссоре.

– Из-за чего? – И зачем она спросила? Какая теперь разница, если все рухнуло? Она-то думала: отец, – весь вечер, все утро мечтала, и даже ночью, а что теперь?

– Юлиан считает, что в смерти Валерии виновата Алена. Она не виновата, но… В общем, у них сейчас сложные отношения. Юлиан любил Валерию и очень переживает из-за ее гибели. Сейчас для вас самое благоприятное время: узнай Юлиан, что Алена – не родная дочь Валерии, он от нее совсем отречется, а вас с радостью удочерит – вы ведь для него как память о любимой женщине, ее продолжение, значит, в чем-то она сама.

– А он разве еще не знает?

– Пока нет.

– Ну так поедемте и все ему расскажем!

– Расскажем, но не сегодня. Действовать нужно постепенно. Юлиан сейчас в очень плохом душевном состоянии, ему даже сильная внезапная радость противопоказана. Да и на вас вдруг столько информации свалилось, сначала все это надо переварить, подготовиться. Сегодня вы его только увидите, издалека, тайно. – Он критически ее осмотрел. – Одеты вы только ярковато, как светофор, честное слово, в глаза очень бросаетесь. Но ничего, думаю, он нас не заметит.

– Зачем же мне на него смотреть, если тайно, если не разговаривать?

– А вам разве не интересно?

– Не знаю. Он же не мой отец, как оказалось. И… Нет, я передумала, не хочу, чтобы он меня удочерял. Я думала, родной, а так-то что? И вообще, я лучше домой пойду. Не хочу! Ничего не хочу! У меня голова разболелась. Не хочу! И вы больше не приходите.

Люба повернулась и бросилась бежать. Он ринулся за ней, поймал за конец шарфа. Так мама в детстве ловила, когда она падала, – шарф душил. Она постоянно падала, а ходить, говорят, научилась только к двум годам.

– Стойте! Куда вы?

– Не надо, пустите меня, я пойду.

Какой смысл? Какой теперь в этом смысл? Мечта разбилась, и больше ей ничего не нужно.

– Какая же вы нетерпеливая! Сядьте! – Он подтолкнул ее к скамейке. – Мы ведь еще не закончили разговор.

Люба села, на него она не смотрела – какой смысл смотреть: ждать от него больше нечего. Опустила голову, уставилась себе под ноги – снег липкий, весенний, измятый следами, скоро совсем растает. Весной ей всегда становится хуже. А когда все зацветет, вообще хоть из дому не выходи – такая аллергия начнется! Гнилая, насквозь гнилая. Таким и рождаться нельзя.

– Ну, что вы так расстроились? На вас смотреть больно.

Бессмысленно, все бессмысленно – мечта разбилась. Она думала, отец, а теперь оказывается, у нее ни отца, ни матери – круглая сирота.

– Как вас зовут?

– Забыли? – Он рассмеялся. – Федор Михайлович. Я же сразу представился.

– Не помню. Я думала, вы иностранец.

– Я русский.

– Жаль.

И тут мама оказалась права, не поверила про иностранца. Не поверила и успокоилась. Мама. Здоровая и веселая, потому что не верит всяким дуракам.

– Голова очень болит. – Люба ковырнула снег носком сапога.

– У вас, я так понимаю, постоянно что-то болит. – Он сказал это без всякого сочувствия, просто факт обозначил.

– Постоянно.

– Вам нужно лечиться.

– Я и лечусь.

– Не так. Вам нужно основательно лечиться, у хороших специалистов, в платных клиниках.

Какой смысл, какой смысл? Он опять о деньгах. Если отец оказался ненастоящим, какой смысл?

– Здоровье покупается, как и все остальное, поверьте мне, Любовь Романовна.

Ну вот, опять завел свою волынку!

– Я не могу понять, отчего вы так расстроились? Наш план остается в силе.

Наш план! Постеснялся бы говорить! Если у него там какие-то планы, она тут ни при чем. Отец – вот и весь ее план, а теперь-то что?

– Мы должны восстановить справедливость. Так или иначе, по рождению вы – Озерская. В семь он всегда ужинает в «Старой крепости», это такой ресторан.

– Кто ужинает?

– Ваш отец, Юлиан Озерский. Сегодня вы на него только посмотрите, издалека, а там решите, хотите быть его дочерью или нет.

– Мы пойдем в ресторан?

Как все грустно! И бессмысленно, бессмысленно. Голова болит, печенка опять болит, отец – не отец, мама ей не поверила и оказалась права. Да и мама – не мама. Отключить аппарат, лечь на скамейку, поджать ноги и лежать не шевелясь.