– А с Юдиной тоже был сброс? – фыркнула я. – С ней-то что? Уж не собирался ли он жениться на ней?
– Да зачем тебе нужно все это копанье? Его уже нет!
– Ты, наверное, забыл, что вообще-то я пытаюсь помочь следствию найти убийцу Сережи.
– Но только не среди его баб, ты меня прости.
– Хорошо. Театр. Быть может, он кому-то перешел дорогу?
– С десяток обиженных на него найдется. Но там непролазные психологические дебри, все равно ничего не докажешь и не разберешься. Он оказался сильнее всех их, понимаешь? Вот просто взял и перешел дорогу, такой красивый, неотразимый, смелый, дерзкий, ладно – наглый. Он просто хорошо делал свою работу – и все! А те, кто остался за бортом, у кого он из-под носа увел роли, они неспособны на убийство, если ты это хочешь выяснить.
Я смотрела на него и пыталась понять: он пришел со мной на встречу в ресторан, чтобы поговорить или пообедать? Пока что он не сказал мне ничего интересного. Больше того, я начала подозревать, что это не я его как бы допрашиваю, а он меня. Вполне возможно, что версия самоубийства, которую он мне подбросил, выдавая за официальную, могла быть придумана им самим. Может, действительно так поговаривают в театре, но чтобы это было единственной версией – я в это не верила.
– Вик, ты действительно считаешь, что Сережа мог вот так взять и застрелиться? Ну серьезно? Он, совсем еще молодой, очень красивый, талантливый, популярный, да просто – звезда! К тому же с хорошими, денежными проектами. Плюс – богатая жена, которая обещала ему буквально на днях купить машину, в Париже, между прочим. И вот, как ты говоришь, ему вдруг кто-то там сообщает, что я ему изменяю, и он с горя стреляется? Ну не бред?
– Бред, – внезапно согласился он. – И совсем не похоже на Сергея. Он слишком любил жизнь во всех ее проявлениях, чтобы вот так глупо расстаться. Где его застрелили? В лесу в Лобанове?
– Эксперты полагают, что он был застрелен в другом месте, а в лес его приволокли.
– Я слышал, что ваш дом ограбили. Все вынесли?
– Все не все, но кое-что ценное вынесли.
Он снова задавал мне вопросы, полагая, что я не замечаю того, что мы поменялись местами.
– Так ты не знаешь, какие планы были у Сережи в отношении этой маленькой потаскушки?
– Ленки-то? Да никаких.
– А со мной он собирался разводиться? Об этом тебе что-нибудь известно?
– Ната, что ты такое говоришь? Да чтобы Сергей развелся с тобой, с Наташей Соловей, – не смеши меня. Нет, нет и еще раз – нет!
– Скажи еще, что он любил меня… – В горле моем словно застрял грецкий орех.
– Ната, мы взрослые люди. Что такое любовь? Секс, страсть – это я еще понимаю. Еще уважение, чувство благодарности, нежность, наконец! И вот взять и назвать все это одним словом – трудновато как-то. Безусловно, он был привязан к тебе, он считал тебя родным, близким человеком. Ну и, конечно, был благодарен тебе за то, что ты окружила его таким вниманием, заботой, что ты была к нему так щедра.
Разговор переставал быть полезным.
– Советую тебе взять на десерт корзиночку с малиной, – сказала я, поднимаясь из-за стола. – Спасибо, что пришел.
– А похороны когда?
– Я тебе позвоню.
Я поехала к Мишину, рассказала о нападении на Сережу двенадцатого июня. Его люди тотчас отправились в театр, изъяли записи.
– Что нового, Саша? – спросила я, располагаясь напротив него со скучающим видом, заранее зная, что ничего нового все равно не узнаю. Следствие зашло в тупик – так, кажется, говорят в таких случаях.
– Баллистическая экспертиза вам не интересна… – Он пожал плечами. – Вы и так знаете, что он был застрелен практически в упор. Оружие, пистолет, которым было совершено убийство, нигде в нашей базе не числится. На пистолете отпечатки пальцев только Сергея Яковлевича, как, собственно говоря, и на фотографиях, знаете на каких.
В лесу мы нашли следы обуви, проверили – часть следов принадлежит вашей соседке и, как вы называете ее, садовнице Светлане Петровне. На зажигалке – тоже следы только вашего мужа. Проверили мы телефон Сергея Яковлевича – последний звонок был сделан им вечером, кажется, в двадцать часов пятнадцать минут, это было как раз тогда, когда, исходя из ваших слов, он был уже дома и вы готовились с ним поужинать.
– Юдина? Ему звонила Юдина?
– Да, Елена Юдина.
Я поджала губы в досаде. Мне-то он сказал, что ему звонили с работы.
– Вы допрашивали ее, беседовали?
– Знаете, она так напугана… К тому же у нее нет алиби. На момент убийства она находилась в так называемой «тайной» квартире, которую для нее снимал Голт. И никто это не может подтвердить.
Вот!
– Это правда, что у нее под глазом фингал? – спросила я в лоб, помня показания Лизы Воронковой.
– Да, конечно. Я спросил ее, откуда синяк, она ответила, что доставала какую-то деталь компьютера под столом, резко поднялась и стукнулась.
– Понятно.
– Но есть и кое-что очень интересное и, я бы даже сказал, удивительное, неожиданное.
Я очнулась, даже тряхнула головой. Странное дело, но моя голова с тех пор, как погиб Сережа, работала на удивление ясно, а вот мои чувства после той истерики, что случилась дома в присутствии Юры, притупились, словно на раскаленные угли плеснули холодной воды.
– Тело вашего мужа, Наталия, переломано. Ноги, руки, ребра… Как если бы труп сбросили с крыши. Кроме того, в волосах трупа мы обнаружили женский длинный волос черного цвета, микрочастицы самых разных тканей, пыли… И еще, как это ни странно, засохший лепесток розы красного цвета.
– И что это значит?
– Наш эксперт предположил, что труп вашего мужа пролежал какое-то время в шкафу. В женском шкафу.
– Вот суки! – вырвалось у меня, и под этой грубой характеристикой я имела в виду всех тех, кто любил или ненавидел моего Сережу. Это они, бабы, не поделили его между собой. Это Лизу надо поставить к стенке, а еще Лену Юдину, с которой мне просто необходимо уже встретиться!
Позвонили, Мишин ответил, долго слушал, кивал. Судя по обрывочным фразам, я поняла, что звонили из театра, где опрашивали людей, показывая им фотографию человека, который двенадцатого июня, в половине одиннадцатого дня, проник в театр, быстро поднялся в гримерку Сережи и врезал ему в глаз!
Мишин, понимая, что я сгораю от любопытства и что вообще я имею право находиться в курсе происходящего и владеть информацией, включил динамик. И теперь все, о чем докладывал ему помощник, я слышала.
Костюмерша узнала этого человека, сказала, что и раньше видела его в театре за кулисами, он заглядывал в гримерки. Что бывал часто и не был похож на поклонника. Он явно кого-то искал. Это был мужчина лет пятидесяти, плотного телосложения, брюнет, с очень напуганным и озабоченным лицом. И на маньяка не похож, и на благодарного зрителя, и на находящегося в поисках работы человека.
Я, глядя на Мишина, нарисовала двумя пальцами прямоугольник на воздухе и не произнеся ни звука, одними губами произнесла: «Фотография!»
Догадливый Мишин попросил своего человека прислать ему увеличенный кадр с видео, где можно разглядеть этого человека.
Через несколько минут я уже держала в руках распечатанную копию фотографии нападавшего. Действительно, совершенно обыкновенный мужчина. За что он напал на Сережу? Может, его отправила к нему его бывшая жена? Может, это ее отец или старший брат?
И тут меня осенило.
– Саша, а что, если это – отец Лены Юдиной?
– Почему именно ее?
– Да потому что он ударил ее! Мы же только что говорили о синяке под ее глазом! Какая еще деталь компьютера? Да глупости все это! Это Сережа распускал руки, я точно знаю! Представьте себе, возвращается Лена Юдина домой со свидания с Сережей, родители видят ее синяк… Понятное дело, родители возмущены, отец решает поговорить с любовником дочери, отомстить, наконец, за нее. Вот поэтому бьет его. Таким образом, у Сережи появляется точно такой же синяк под глазом, что и у Юдиной. Саша, я понимаю, что как бы не имею права вмешиваться в ход следствия, но я очень хочу встретиться с Юдиными, со всеми… Я все понимаю, доказательств их связи с Сережей у меня нет, одни только разговоры, свечку, что называется, никто не держал, но вот о побоях поговорить с отцом сам бог велел.
Мишин пожал плечами. А что он мог мне сказать? Или отказать?
– А я думал, что вас заинтересует этот женский шкаф, – сказал он. – Что вы первым делом захотите найти женщину, которая его прятала.
– Его или его труп? – захотела уточнить я.
– Трудно сказать. Но в доме, где он был и где его, возможно, застрелили, были красные розы. Конечно, ваше право встречаться с теми, кто, по вашему мнению, был каким-то образом связан с Голтом.
– Вот если бы я, к примеру, убила человека, мужчину, то труп выбросила бы из окна. Посудите сами, не тащить же его по лестнице – можно наткнуться на соседей. Даже ночью! А так – застрелили, скинули из окна и – готово дело!
Я сказала это так эмоционально и так уверенно, что на месте Мишина включила бы меня сразу же в список подозреваемых. Да чего там, сделала бы меня пунктом первым!
