– Я знаю, – сказала Жанна.
– Дразнишься?
– Нет... Пытаюсь выжить.
– Остановись, Жанна... Остановись. Еще не вечер.
– Посмотри в окно! – рассмеялась Жанна. – Уже фонари включили, а ты говоришь – не вечер.
– Это их фонари, – ответил Епихин без улыбки. – Жанна... Это их фонари, это их вечер, их закат.
– А мы живем на восходе?
– Да, мы живем на восходе.
– Ох, Епихин, Епихин, – со стоном произнесла Жанна. – Ты мне не первый раз говоришь «остановись»... Так вот, это я тебе говорю – остановись.
– Я отнесу эту нервную штуковину, – пообещал он. – Завтра же и отнесу. Человек, который мне ее заказал, был в отъезде. Он уже вернулся.
Да, все-таки Михась и Алик заметно изменились. Исчезла легкость, беззаботность, бесшабашность, с которой они одалживали деньги у едва знакомых людей, отдавали долг, когда была возможность, весело орали по мобильным телефонам, встречались с девушками опять же легко и необязательно.
А теперь не то чтобы посерьезнели, повзрослели или прониклись какой-то ответственностью за свои слова и поступки, нет, они выглядели какими-то удрученными, вздрагивали от телефонных звонков, а если и поднимали трубку, то старались отойти в сторонку, спрятаться за угол, разговаривали вполголоса.
– Смотрю я на вас и думаю, – сказала им как-то Фатима. – Смотрю и думаю, – рассмеялась она, увидев их настороженные лица.
– Ну? – сказал Михась. – И какие мысли приходят в твою кудрявую головку?
– Мне кажется, что вы разбогатели.
– Так, – крякнул Алик. – Из чего это видно?
– Так ведут себя люди, которые все время думают, куда спрятать деньги. Сказка такая есть... Может, слышали?
– Ну?
– Был такой бедняк – веселый озорник, хохотун и затейник. А его соседа, богача, это очень раздражало, поскольку постоянно из открытых окон бедняка доносился веселый, переливчатый смех. И он подарил бедняку сто рублей, старыми еще деньгами, совсем старыми.
– И что?
– А ничего. Все кончилось. Куда делась его смешливость, его окна теперь были заперты, стоило ему отлучиться, он вешал на двери громадный замок, стал сторониться друзей, и друзья стали поглядывать на него не просто с недоумением, а даже с опаской.
– А мы здесь при чем?
– Такое ощущение, что с вами произошло что-то похожее. В долг пиво не берете, сдачу не пересчитываете, с сухариками завязали, теперь заказываете фисташки, а они дороже... А где ваш веселый, переливчатый смех? – куражилась Фатима, чувствуя, что ее слова задевают ребят. – Где ваши радостные крики по мобильникам? Вам уже не звонят, ребята! Да и вы, я вижу, тоже не слишком тратитесь на переговоры!
– Экономим! – хохотнул сдержанно Алик. – Потому и деньги завелись.
– А почему не радуетесь? Может, влюбились? Тогда почему сразу двое и обое?
– Ты очень умная женщина, Фатима, – без улыбки сказал Михась. – Так нельзя. Это опасно.
– Для кого? – лучезарно улыбнулась Фатима.
– Это для всех опасно. И для тебя тоже.
– Угрожаете?
– Нет, – тяжело покачал головой Михась. – Оправдываемся.
– Я не умная, ребята, – посерьезнела и Фатима. – Дело в другом. Просто я слышу людей, вижу людей и не стараюсь вякнуть что-то свое.
– И что же ты увидела? Что услышала?
– Я вам уже сказала!
– Тогда, пожалуйста, по пиву.
– С фисташками?
– С фисташками.
– Каждому?
– Каждому, – кивнул Алик.
Пиво друзья выпили молча, молча сгрызли орешки и, расплатившись, направились к выходу.
– Не унывайте, ребята, – сказала им вслед Фатима, снова улыбаясь потрясающей своей восточной улыбкой. – Все проблемы рано или поздно отваливаются от хороших людей.
– А у нас нет проблем.
– Дай бог!
– Пока нет, – невольно вырвалось у Михася.
– Тогда будут! – заверила Фатима. – Все впереди, ребята, все впереди!
Поднявшись по лестнице из полуподвала и выйдя на Ленинградский проспект, друзья, не сговариваясь, повернули направо. Там, в конце квартала, за гостиницей «Советской», за театром «Ромэн», за легендарным рестораном «Яръ» был небольшой скверик со скамейками. Место известное, но безлюдное, пустынное какое-то, и Михась с Аликом частенько наведывались туда, чтобы спокойно поговорить о делах – они приближались со всей неумолимостью, на которую способны только дела неприятные, чреватые, а то и попросту опасные.
– Это что же получается, – заговорил Алик еще до того, как они уселись на отдаленную скамейку. – Выходит, ничего еще не сделав, мы уже засветились?
– Да нет, почему засветились, – Михась передернул плечами. – Просто девочка уделила нам немного внимания. Вот и все.
– А почему она раньше не уделяла нам внимание?
– Уделяла... Но раньше мы не обращали внимания на ее слова, а сейчас они оказались кстати, в точку, с прямым попаданием. Мы с тобой знаем, что она попала в десятку, но она-то этого не знает, просто потрепалась со знакомыми посетителями. Не надо, Алик, грузить себя. У меня другая мысль возникла, покруче...
– Поделись, – значительно проговорил Алик, подняв вверх указательный палец.
– Делюсь. Откуда этот хмырь знает нас с тобой? Откуда он нас знает, если мы его не знаем совершенно? – Михась резко повернулся к Алику. – Можешь сказать?
– Он знает только тебя. Тебе звонит, тебе передает номера ячеек в камерах хранения... Ну и прочее.
– Нет, Алик, не надо мне пудрить мозги. Он знает нас обоих. Помнишь, ты просил ему напомнить, что нас двое, помнишь?
– Не то чтобы просил, – замялся Алик.
– Умолял! – оборвал его Михась. – И я ему сказал о тебе, сказал, что нас двое. Знаешь, что он ответил? Ответил, что это ему известно. Этим он себя выдал. Он прокололся, Алик. Он засветился, как последний пижон.
Алик долго смотрел в лицо Михасю, пытаясь понять, на что намекает приятель, но через некоторое время сдался.
– Михась, – сказал он покорно, – ты очень умный человек. Я не такой, я глупее. Но снизойди, поясни, чтобы я тоже хоть что-нибудь понимал.
– Алик, где мы с тобой бываем вместе?
– Ну, это... Везде.
– Где мы с тобой сидим подолгу, треплемся, звоним по телефону, отвечаем, когда нам звонят... Где?
– У Фатимы.
– Вот! – торжествующе воскликнул Михась и, вскочив со скамейки, принялся расхаживать вдоль нее. – У Фатимы! Там он положил на нас глаз! Там он решил, что мы можем пойти на что угодно, если посулить хорошие деньги. Нас выбрал, облюбовал, глаз положил!
– Знаешь, Михась... Ты сядь, а то мои мысли в такт твоим метаниям раскачиваются, как маятник Фуко.
– Какой маятник?
– Тебе не понять... Это ученый такой был... По маятникам большой спец. Сядь, Михась, – Алик похлопал присевшего друга ладошкой по коленке. – Вот что я хочу сказать... Ему особенно и выбирать-то не пришлось... Ты кому угодно предложи хорошие деньги, и он в меру сил выполнит то, о чем попросишь. И я выполню. И мы вроде того, что согласие дали, аванс получили... Неплохой, кстати, аванс. Но неплохо бы повторить. Как ты думаешь?
– ... Я думаю, что мы с ним знакомы.
– Это хорошо или плохо?
– И то, и другое. Но лучше бы нам его не знать.
– Почему? – не понял Алик.
– Руки развязаны.
– У него?
– Нет, у нас. Если я прав, если он и в самом деле бывает у Фатимы... То ему с нами сложнее. А если мы его не знаем, то и знать не хотим, и вообще – катись.
– Но он до нас добраться может, а мы до него – нет, – заметил Алик.
– Если до этого дойдет.
– А может и не дойти?
– Не так уж много ему о нас известно.
– Если он знает твой телефон, то нетрудно установить и все остальное.
– Тоже верно, – согласился Михась. – Что будем делать, какая наша позиция? Я чую, он позвонит не сегодня-завтра... Что скажем?
– Пусть деньгу гонит. И вся мудрость.
– Тоже верно... Как сказал Ходжа Насреддин, за двадцать лет кто-нибудь обязательно помрет – или султан, или ишак, или я, Ходжа.
– А он нас не сдаст?
– Не должен. Он заказчик. Во-первых, мы еще можем понадобиться, если уж он вышел на эту колею... А кроме того, если сдаст... События выходят из-под контроля. Его уже не мы будем устанавливать, этим займутся целые организации, специально подготовленные люди, у которых свои маленькие секреты и свои большие возможности. Он обещал деньги на машину? Пусть дает деньги на машину.
– Подержанный «жигуль» можно купить за две тысячи.
– Значит, две тысячи! – Михась весело шлепнул приятеля по плечу.
– А знаешь, – задумчиво проговорил Алик. – Там один чудик у Фатимы ведет себя не так, как все... Сидит в углу, на всех смотрит тяжким взглядом и глушит водку.
– Я тоже о нем подумал, интересно бы с ним поговорить... Его голоса я даже не слышал ни разу... Может, на голосе расколется... По мобильнику слышимость хорошая, как ни скрывайся, ни притворяйся, а узнать можно.
Оба замолчали, пережидая, пока мимо пройдет девушка, потом мамаша прокатила коляску, подошел бомж и попросил десять рублей на бутылку – Михась молча протянул ему бумажку, кивнул в ответ на благодарность и отвернулся, давая понять, что тому пора уже отойти. Бомж все понял, пятясь, отошел и тут же растворился в воздухе, исчез, стал невидимым.
