- Он очень много выпил. Ты можешь на него сердиться, но нам всем так тебя не хватает. Особенно детям.
Тень прошла по её лицу. Она детей любила, особенно Питера. Она хвалила его за аккуратные тетради и называла "маленьким доктором".
- Не вернусь, - покачала она головой.
- Знаю,ты не можешь. Я тебя понимаю.
Ей стало гораздо легче. Она-то думала, я буду уговаривать её вернуться к нам. Потом она поинтересовалась, зачем я приехала в Эль-Баррио. Я не знала, как мне просить у неё помощи, поэтому спросила напрямую:
- Ты знаешь Тони Переса?
При этих словах в её взгляде вновь появилось отвращение. Она попятилась, и мне показалось, что собралась уйти. Схватив её за руку, я рассказала о старых газетных статьях и о том, как я вышла на это имя.
- Это сын миссис Перес? - спросила я и, так как Вероника упрямо молчала, добавила: - Может, Джоэл познакомился с ним, пока тот скрывался?
Она медленно покачала головой.
- Бросьте все это, миссис Бенсон. - Ее глаза были черными и твердыми, как обсидиан, и она была совсем непохожа на ту Веронику, которую я знала. Но я не могла оставить это дело. На чаше весов была жизнь Джоэла.
- Вероника, я знаю, Джоэл поступил ужасно по отношению к тебе. Но мне больше никто не поможет. Он попал в беду, и он мой брат. Даже больше, чем брат, ведь я вырастила его. Он мне как сын.
На мгновение в её глазах мелькнула жалость.
- У вас есть сын, - сказала она, обретая прежнее выражение лица, - у вас двое детей. Забирайте их и бегите отсюда.
Словно это сказал каменный идол, бессердечный и непоколебимый. У меня перехватило дыхание.
- Мне пора идти, - она вырвала руку из моих пальцев.
- Как ты можешь? - Я внезапно поняла, что именно Джоэл устроил резню. Но ведь это невозможно! Запинаясь, я начала доказывать, что убийства, совершенные раньше, совпадают с его поездкой в Марокко.
- И это не выдумка. Полиция все проверила.
- Полиция... - казалось, она взвешивает это слово. - Копы знают, кто убил девушек?
- Но ведь это Тони, - с глупым облегчением сказала я.
- Конечно, и все это знают, - ответила она.
У меня даже закружилась голова. После её сурового предупреждения насчет моих детей согласие казалось ошеломляющим. Но шаг за шагом я должна была понять все до конца.
- Но если это был Тони, значит не Джоэл. Зачем тогда ты предлагаешь мне бежать и бросить брата?
На этот раз я попала в точку. В её черных глазах была злость, вперемешку с состраданием. Никакие объяснения не могли оправдать её жестокость. Но я в то же время знала, что ею движет лишь забота о моих детях. Все это наконец заставило её говорить. Мне казалось, она думала именно о моих детях, когда мы молча стояли на углу улицы, а вокруг нас прыгали черноволосые девочки.
- Ты не знаешь, где сейчас Тони? - тихо спросила я. - Куда он исчез? Если бы полиция смогла его найти...
Я осеклась. Лицо её напряглось, и мне показалось, что она сейчас убежит. Я ругала себя за то, что приплела полицию. Видимо, с детства это слово было для неё олицетворением ужаса. Я чувствовала, что разрушила все шансы Джоэла.
- Если Керри и Питер в опасности, ты должна обо всем мне рассказать.
Глубоко вздохнув, она поглядела на меня почти с ненавистью. Тогда я поняла, что вновь укрепила свои позиции.
- Пойдемте, - она, повернувшись, зашагала по Лексингтон Авеню.
Не понимая, что происходит, и вместе с тем боясь её вспугнуть, я поспешила следом мимо кафе, фотографий и аптек. Возле студии звукозаписи я чуть-было не столкнулась с каким-то небритым человеком. Под звуки рок-н-ролла мы покачались друг перед другом, и когда я наконец обошла его, то испугалась, что Вероника растворилась в толпе. Я побежала вперед и настигла её в тот момент, когда она сворачивала в один из грязных, мрачных переулков.
Многоквартирные дома, мусорные ящики, недавно побеленная церковь в одном из дворов, а рядом с ней часовня. В одном из её закопченных окон был виден букет искусственных цветов.
Апрельское солнце не грело. Мне было зябко, то ли от холода, то ли от страха. Когда передо мной упала зажженная сигарета, я поглядела наверх и увидела улыбающегося мне с пожарной лестницы мужчину.
У меня появилось желание повернуться и убежать. Я вспомнила вечер в Ла Эсмеральда, когда синее море стало черным, а хижины - мрачными и зловещими. Паника вновь охватила меня. Только теперь я была уже не маленькой девочкой и не могла спрятаться в отеле: я боролась за своих детей и за своего брата.
Вероника неожиданно остановилась и тронула меня за руку.
Перед нами был один из цветочных магазинов "Ботаникас Тропикал". Через пыльное окно я различила несколько статуэток святых. Я знала Санта-Барбару, а рядом с ней темный лик Сан-Мартина Де Поррес. Рядом с ними стояли зажженные свечи.
- Что это? - спросила я. - Мы собираемся туда войти?
- Теперь вам надо держать себя в руках. - Она открыла дверь, и под звон колокольчиков мы вошли в магазин.
Внутри было холодно и темно, и вокруг какие-то тени, пахнущие травами. Я видела различные экзотические растения и коробочки с высушенными корнями. На прилавке рядом с "Книгой снов Наполеона" курились благовония. Из-за черной портьеры появился человек.
Его возраст определить было трудно: морщинистое лицо, седые волосы и странные, желтоватого цвета, глаза. Он был темнее, чем Вероника, но не совсем африканец. Я решила, что у него какая-то карибская смесь негритянской, индейской и, вероятно, испанской крови. Он был в рубашке навыпуск - как на островах. На кожаном шнурке вокруг шеи висели зубы каких-то животных.
Я ему с первого взгляда не понравилась, и он мне тоже, причем мы оба это знали. У него, правда, было больше причин для этого. Мне было не место в этом магазине. Он, вероятно, решил, что я отстала от туристов, посещавших Испанский Гарлем.
- Сожалею, мадам, но мы закрыты, - сказал он.
И тут к нему обратилась Вероника. Причем она так быстро заговорила на испанском, что я не разобрала ни единого слова и только тупо смотрела то на одного, то на другого.
Наконец её уговоры возымели свой эффект. Пока она говорила, он взглянул на меня. Какой бы не была моя новая роль, я чувствовала, что она нравится ему ещё меньше. Во взгляде его желтоватых глаз смешались уважение с угрозой, как-будто он глядел на опасное животное, попавшее в ловушку.
Вероника, похоже, была непреклонна, а хозяин лишь изредка возражал, да и то, по-видимому, из осторожности. Когда Вероника повела меня куда-то, он отступил в сторону. Неожиданно я поняла, что она ведет меня за черную портьеру. Я раскрыла было рот, но увидела на её лице саркастическую ухмылку.
- Идемте, миссис Бенсон. Вы просили у меня помощи, и я вам её предлагаю, - прошептала она.
Я была ошеломлена, но не хотела отвергать её услуг, поэтому дала себя провести за пыльные портьеры. Оказались мы в другой комнате, такой же тускло освещенной, как и весь магазин, но гораздо большего размера. Комната была заставлена коробками с какими-то корнями, статуэтками и ещё какими-то предметами, по-видимому, культового назначения, кроме этого в комнате стояла раскладушка, несколько старых стульев и железная печь времен Франклина Рузвельта. Там было так темно, что я сразу не разглядела сидящую в темном углу маленькую женщину.
Когда та поднялась, я её тут же узнала. Это была миссис Перес, маленькая, изможденная, ещё более усталая чем прежде.
Ее маленькие карие глазки грустно смотрели на меня. Она подошла и, как маленький боязливый зверек, протянула мне свои руки. Ее пальцы были холодными. Я с ужасом поняла, что нахожусь в таком же положении, что и она.
ГЛАВА десятая
Ужас нескольких часов, проведенных в магазине "Ботаникас", был наполнен мукой и неимоверным напряжением, словно я вытягивала Джоэла на канате из пропасти. В моих ночных кошмарах тени и запахи неизвестных мне трав сливаются с беспрерывным шелестом, и тогда я встаю и долго хожу по комнате, убеждая себя, что все давно позади.
Шелестящие звуки издавали ящерицы. Дон Педро, хозяин магазина, держал их в клетке возле железной печки. Заметив, что я с трудом переношу их возню, он снял с клетки кусок материи, чтобы я могла их увидеть, сунул руку в клетку и вытащил одну из них. Перевернув, он провел пальцами по её брюшку, и я, несмотря на все усилия, не смогла скрыть отвращения.
Он улыбнулся, а я попыталась показать свое равнодушие к происходящему.
- Вы вспарываете им животы? - спросила я.
Продолжая улыбаться, он кивнул головой. Как я потом узнала от доктора Райхмана, вспарывание животов у ящериц было частью "хекизо" - заклинания, приносящего болезни или смерть. Дон Педро был колдуном, "брухо", и Райхману была известна его репутация. Он имел дело с ящерицами, головами змей, которые посылались жертвам в спичечных коробках, и с землей из свежих могил для вызова духов умерших.
Но тогда мне приходилось доверять только своему инстинкту. Мне было наплевать на жесты дона Педро лишь потому, что он хотел, чтобы я чувствовала себя неловко. Это была злая забава, вроде того, когда один ребенок пугает другого резиновой змеей. Когда я отвернулась от клетки с ящерицами, то увидела изображение Святого Михаэля, висящее на стене вниз головой. Я не связала тогда это с "брухерией", но это было странно и как-то неприятно, как, впрочем, был неприятен и сам дон Педро со своим ожерельем из зубов. Неприятным было и то, что Вероника ушла. Проводив меня за черные портьеры, она, казалось,сочла свои обязательства выполненными и удалилась. Я осталась наедине с доном Педро и миссис Перес.
