Чернов оглядел троих бандитов совершенно спокойно, а потом сказал:
— Что, этим, что ли?
Фраза показалось мне несколько странной, и странность ее усугубил ответ директора цирка, скомканный и поспешный:
— Нет, Егор, нет!
Тип с лошадиной мордой коротко замахнулся и явно хотел дать Федору Николаевичу в зубы, но я выбросила вперед руку и перехватила карающую конечность негодяя в пяти сантиметрах от лица Нуньес-Гарсии. Последний отшатнулся и поднес к лицу ладони, а тип с лошадиным лицом завопил:
— Да ты че, подруга? Никиту американскую из себя строишь, что ли, жаба?
— Вообще-то Никита — француженка, — процедила я сквозь зубы, — а американцы просто наклепали сериал для идиотов. Таких, как ты.
С этими словами я рванула запястье парня на себя, послышался короткий хруст, и тот утробно взвыл от боли. Здоровенный парень вырвал из-под куртки пистолет, но воспользоваться им не успел, потому что я, не выпуская руки первого, лошадиномордого, подпрыгнула и сильным стригущим движением обеих ног обезоружила его.
Здоровенный крякнул и полез на меня, но тут совершенно неожиданно подоспела помощь. Я бы справилась и без нее, но так или иначе Чернов, стоявший на краю фуры, с исчерпывающими, ни на какой язык не переводимыми словами «Ну-у, уж раз не те, то уж так, бля!..» прыгнул на обезоруженного мной амбала и повалил его на асфальт. Тот попытался сопротивляться, но, как показало ближайшее будущее, без пистолета он был против Чернова что мышь против буйвола. Уборщик за тиграми легко сломал его сопротивление, а когда тот попытался укусить его за край ладони, он так ударил ему в лоб, что здоровяк с силой припечатался затылком к асфальту и, дернувшись, обмяк.
Чернов поднялся, распространяя вокруг себя ароматы самого удушающего пошиба. То ли они ввели горбоносого в состояние ступора, то ли старший гоп-компании просто не успел среагировать — так быстро его подручные, хорошо вооруженные, наглые и уверенные в своих силах, превратились в жертвы, — но он даже шевельнуться не успел. Не сделал и попытки достать пистолет, который — я хорошо видела! — покоился у него в кобуре под мышкой. А кто не успел, тот опоздал: все так же не выпуская руки орущего типа с лошадиным лицом, я выхватила из-под куртки свой собственный пистолет, мою любимую серебристую «беретту», и приставила к длинному носу главного.
— Все-таки зря вы, молодой человек, были так нелюбезны с дамой, — сказала я доброжелательно и, наконец отпустив орущего лошадинообразного, коротким ударом ладони вывела его из равновесия. Да и вообще из сознательного существования в окружающей среде. Тип, которому я, кажется, сломала руку, шлепнулся наземь и временно угомонился.
Послышался звук взревевшего мотора, и Ирма, выглянув из-за фуры, сказала:
— Умотал джипарь-то. Почуял, что тут жареным запахло.
— Вот видите, — сказала я горбоносому, не опуская пистолета, — ваш коллега, что за рулем, оказался куда более предусмотрительным, чем вы. И бросил вас на произвол судьбы. Так что давайте побеседуем. Как вас зовут?
— Тебе-то зачем?
— Может, хочу выйти за тебя замуж, — ответила я с нарочитой кокетливостью, — должна же я знать имя своего будущего мужа. На кого работаешь, красавец? — меняя тон, сказала я. — Ну?
— Если ты меня думаешь колоть, как лоха педального, так это напрасно, — ответил горбоносый, ничуть не тушуясь. — Слушай, значит, сюда: убери пушку, если не хочешь, чтобы потом ее тебе засунули в какое-нибудь хитрое бабское место. Поняла меня, девица-красавица?
— Мы, я вижу, друг друга поняли, — улыбнулась я. — Я тебя красавцем, ты меня красавицей титулуешь соответственно. И все бы у нас тишь и гладь да божья благодать была, если бы не твое нехорошее поведение, которое имело место несколькими минутами ранее. Не хочешь со мной откровенничать? Ну и не надо. Поговоришь с теми, к кому ты так рвался. М-м-м… — повернулась я к Чернову, который с наслаждением чесал свою седеющую волосатую грудь пятерней, и прищелкнула пальцами, — в общем… э-э…
— Егор Егорыч меня зовут, — подсказал Чернов, догадавшись о моем затруднении.
— Так вот, Егор Егорыч, этот носатый товарищ очень хотел к вашим тиграм…
— Догадываюсь, — буркнул уборщик, покосившись на онемевшего на все время бурных событий директора цирка. — Ну так за чем же дело стало? Идем!
Надо сказать, что мою мысль Чернов понял с полунамека, чего нельзя сказать ни об Ирме, ни о тем паче Федоре Николаевиче. А когда последний понял, в чем, собственно, эта мысль заключалась, то пришел в ужас. Вид громадного Чернова, подхватившего бандита, как щенка, и легко, словно щепку, закинувшего в фуру, где в клетках метались и били хвостами тигры, ввел директора цирка в неописуемое состояние. Он замахал руками и закричал:
— Что… что вы делаете? Егор, зачем это?.. Вы… не…
— Спокойно, Федор Николаевич, — сказала я, крутя на пальце кобуру с пистолетом, отобранную у горбоносого. — Что вы так волнуетесь? Вы же обещали слушаться меня во всем. Ну так держите слово. К тому же — в чем, собственно, вы видите проблему? Молодой человек сам рвался к тиграм. Непонятно, правда, зачем. Ну так пусть же немного у них погостит. Если он будет неблагоразумен, то вполне может стать бифштексом для них. А пищеварение у тигров превосходное, переварят вместе с туфлями, галстуком и кредитными карточками.
Рассуждая о таких, без сомнения, чудовищных вещах, я краем глаза косилась на горбоносого, который трепыхался в могучих руках Чернова, тщась вырваться. Когда я выдала последние фразы, он задергался всем телом и заорал:
— Не на-а…
Его крик был заглушен ужасающим рыком, который издали сразу несколько тигриных глоток. Горбоносый затрясся, а я одним движением запрыгнула в фуру и произнесла:
— Значит, так, Егор Егорыч. Я задам ему пару вопросов, а ты, если он на них не ответит, приблизь парня к прутьям клетки. А если окончательно упрется, то придется, наверное, отправить его в гости к полосатым. Не думаю, что родина обеднеет, потеряв такого гражданина.
И я хитро подмигнула Чернову. Однако вид уборщика был откровенно хмурый — кажется, идея отправить горбоносого к тиграм восторга у него не вызывала. Оно и понятно. Я и сама ничего подобного не планировала, однако надо же было как-то припугнуть задержанного типа. Мне нужна была информация, и я решила ее получить.
Впрочем, оказалось достаточным только приблизить горбоносого к одной из клеток. В темном пространстве клетки метнулась громадная полосатая туша, могучая лапа, просунувшись сквозь железные прутья, вспорола воздух буквально в пяти сантиметрах от кончика пресловутого горбатого носа…
Чернов отдернул несчастного, и тот поспешно залопотал, сразу утратив всю свою спесь:
— Я… ничего…. Мне просто сказали, что нужно…
— Кто вас послал? — резко спросила я.
— Мандарин.
— Кто-кто?
— Мандарин. Это… погоняло.
— Погоди, — я покопалась в памяти, — Мандарин — это Киврин, что ли? Которого давно уже хотят повторно упрятать за решетку, потому как выпустили его по амнистии очень даже неудачно? Все понятно. Киврин — тот еще тип. Значит, Киврину срочно понадобились тигры? Не иначе как он решил завести домашний зоопарк, а, красавец?
— У него крокодил в аквариуме…
— Ну, такие вещи меня интересуют мало. А что, милый, как тебя самого-то зовут?
— Па… па…
— Папа?
— Па-павел, — сподобился наконец на ответ горбоносый.
— Павел. Очень хорошо. Слушай, Павел, а не твои ли гвардейцы подчистили гражданина Троянова? Насколько я помню, когда Киврин был еще на свободе, у него большие непонятки с Тройным были. Все-таки оба в авторитете, хотя и разной волны. А?
— Я не… я не знаю. Я не так давно в теме. Насчет Троянова ничего не знаю. У Мандарина… я у него… всего два года.
— Вместе сидели, понятно, — сказала я. — А ты хорошо сохранился, для зэка-то. Надо же, зубки все целы, личико чистое. Наверно, вертухаи были ласковые, нежные, а? Кстати, ты не знаешь такого — Мусу? Мусагирова Андрея Константиновича? Не знаешь?
— Не…
— Егор Егорыч, поднеси-ка его поближе к лапкам зверушек, — попросила я.
— Да не знаю я!.. — истерически выкрикнул Павел.
— Слышь, надо с ним побыстрее разбираться-то, — сказал Чернов, — гляди, посинел-то как. Духан тут совсем не парфюмерный.
— Это уж точно, — согласилась я, — не парфюмерный. Ладно, Пашенька, ты уж извини за неудобства. Последний вопрос, он же главный: какие инструкции дал тебе Мандарин и к чему ему тигры? Ну не поверю я, что Мандарину нужны именно эти тигры и именно сейчас. Тут что-то не так… А?
Хлопнула дверь. Я резко повернула голову. Федор Николаевич, бледный, стоял, вцепившись в створку, и смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Мандарин… — начал было Павел, но вдруг забулькал и без чувств упал на пол. Я успела углядеть его только в последней фазе падения, так как в тот момент, когда налетчик терял сознание, я смотрела на Федора Николаевича, невольно привлекшего мое внимание.
