Он собирался на следующий день отвезти бюст на Арч-стрит на тот случай, если появится возможность поработать над ним, но скульптура была слишком хрупка, чтобы ее перемещать с укрепленными маркерами толщины тканей. Он оставил его дома, где к нему никто не прикасался четыре дня, пока он выполнял срочный заказ, связанный с фотографированием спутниковых антенн-тарелок на крышах городских домов.
К тому времени он уже знал, что начнет работу по накладыванию глины со рта девушки. Откуда начинать работать с черепом — не особенно важно, и он сам никогда не знал, почему выбирал именно эту конкретную точку, но уже сам факт, что место, откуда нужно начинать, выбрано, заставлял его чувствовать себя более комфортно. В случае с девушкой с Норт-Лейтгоу-стрит это были щеки; с моряком с «Коринфа» — затылок.
Он использовал ту же самую глину, череп за черепом, и она становилась все темнее, вбирая в себя частицы песка и кости. Фрэнк брал из ведра пригоршню глины и выкладывал на верстак, а затем отщипывал маленький кусочек — с квадратный дюйм — и прикладывал его к черепу.
Сначала он принялся за верхнюю челюсть. Ему приходилось быть осторожным, когда он работал возле маркеров толщины тканей, особенно если они стояли близко друг к другу, например на переносице или вокруг губ. Ему не понадобилось много времени, чтобы покрыть большую часть поверхности черепа, на обеих сторонах он оставил маленькие отверстия для ушей. Картинку почти не портили вкрапления в глине желтых ластиков, а маслянистый блеск оживлял лицо. Оно было почти человеческим.
Если большую часть начального процесса — приклеивание маркеров, укладка между ними глины — можно было выполнять последовательно, о следующем шаге этого сказать нельзя. Над ушами, губами и носом Фрэнк работал параллельно. Он считал, что они взаимосвязаны, и одна черта выглядела так, как выглядела, благодаря остальным.
Прежде всего он придал форму носу. Без хрящей кончик носовой кости был основным указанием на то, как он мог выглядеть. Был он вздернут, вытянут вперед или свернут на сторону? Длина была стандартной. У женщин нос составляет три длины носовой кости, у мужчин — три с половиной.
Фотографии черепа, которые он сделал с разных углов, были разложены на верстаке, и, накладывая глину, Фрэнк постоянно с ними сверялся. Ему нужно было напоминать себе о голой кости, с которой он начал.
Вылепив грубую полоску для верхней губы, он пристроил ее, придавил, затем снял. Прежде чем оставить на месте, проделал это еще два раза. Отсчитав от центра по три зуба с каждой стороны, он вставил зубочистку туда, где должен быть край внутренней части губы. Затем прорезал линию между губами заостренной палочкой. Когда ему попадался кусочек кости с предыдущей головы, он аккуратно его удалял.
Ничто не указывало на то, как именно выглядели уши, поэтому Фрэнк начал с носа и губ. Он постоянно помнил о совете Крогмэна, вошедшем в его книгу: «По большей части тем, благодаря чему мы узнаем лица, являются такие черты, как глаза, нос и губы — именно то, о чем череп напрямую говорит нам очень немного. Расхождение ноздрей, толщина кончика носа, толщина губ и то, насколько они вывернуты, детали век — все, что помогает опознать человека, — оставлены на тщательно выверенный, чтобы не увлечься модными родинками и дуэльными шрамами, выбор того, кто репродуцирует лицо».
Руки Фрэнка порхали вокруг скульптуры, словно пара бабочек, больше набрасывая глину, чем придавая ей форму, — это будет позднее. Со всеми своими шишками и наростами девушка из Слэтингтона напоминала нечто, что могло зародиться в голове Джузеппе Арчимбольдо, художника XVI века, который рисовал лица в виде композиции из разных предметов — зачастую фруктов, овощей и растений.
Фрэнк разгладил линию от носа до подбородка, затем прижал переносицу плоской стороной палочки для лепки. В течение нескольких часов нос постепенно менялся, становился более женственным и менее похожим на луковицу. Это, как и губы, разрез глаз и веки, была часть лица, в которой Фрэнк был меньше всего уверен и которую всегда определяло то, что он делал вокруг нее.
Из коротких полосок глины Фрэнк вылепил надбровные дуги. Он придавливал их большим пальцем левой руки, в то время как правой придерживал череп за затылок, как доктор пациента — сильно, но не забывая о хрупкости предмета. Крошечные кусочки глины, наложенные на подбородок, исчезали, как грим.
Время от времени Фрэнк возвращался ко рту, словно он его беспокоил. Даже не слышал, как снизу крикнула Джан, собираясь идти спать, не слышал, как, проходя с другой стороны шторы, ему пожелали спокойной ночи Лайза и Ванесса. Когда он закончил работать, было два часа ночи.
Посреди ночи он вздрогнул и проснулся от мысли, что подбородок должен быть острее. Боясь забыть, Фрэнк вернулся наверх, взял маленький кусочек глины и для памяти прилепил его к подбородку. Затем снова прокрался в кровать.
Собираясь в школу в то самое утро, Лайза остановилась у задернутой занавески кухоньки. Из любопытства заглянула внутрь, чтобы посмотреть, как идут дела с девушкой из Слэтингтона. Несмотря на то что она просила Фрэнка прятать работу, его занятие очень интересовало девочку. Иногда это казалось ей наблюдением за тем, как складывается головоломка.
В последний раз, когда она видела бюст девушки из Слэтингтона, это был просто череп. Теперь появилось лицо: верхняя челюсть выступала вперед, уголки губ немного вздернуты вверх, словно в улыбке. Когда Лайза подошла чуть ближе, голова начала двигаться.
— Фрэнк! — закричала Лайза. — Тебе лучше подняться сюда!
Фрэнк был внизу и варил кофе. Добежав до кухоньки, он увидел Лайзу застывшей в дверном проеме. Она указывала на бюст девушки из Слэтингтона, чья челюсть начала опускаться к столу.
— Это глина, — сказал он. — Она слишком тяжелая.
Подставив под челюсть бюста деревянный брусок, он повернулся к Лайзе.
— Ты в порядке? — спросил он.
Она кивнула, вглядываясь в бюст:
— Такое впечатление, что она косит.
— Я сделал это намеренно, — отозвался Фрэнк. — Стекло от очков, найденное рядом с телом, указывает на человека с очень сильной близорукостью.
— Что с ней случилось? — спросила Лайза.
— Полиция точно не знает.
Лайза поняла, что разговор окончен — Фрэнк не любил вдаваться в детали.
В то же утро он отвез бюст в своем микроавтобусе на Арч-стрит, предварительно закрепив брус под челюстью и расклинив бюст так, чтобы он не упал. Не сумев добраться до нее несколько дней, он взял бюст домой, чтобы закончить его на уик-энде.
Снова водрузив бюст на верстак в кухоньке, он увидел маленький кусочек глины, который для памяти прилепил на подбородке. Тут же вспомнил, что хотел сделать, и, вылепив подбородок поуже, вернулся ко рту. Губы были полными, а поскольку девушка дышала ртом, то и приоткрытыми — чуть-чуть виден верхний ряд зубов.
Лицо было почти готово, но несколько вещей портили картину. У нее изо рта торчали зубочистки, он оставил отверстия на висках, и его беспокоили уши. Он отлепил их, наобум размял в руке немного глины, придав ей форму уха, и приставил новое ухо к черепу. Переделывал его несколько раз, но ничего не получалось. Он позвал Лайзу, которая делала уроки.
— В чем дело, Фрэнк? — спросила она.
Лайза сразу заметила, что со ртом девушки произошли изменения. И еще показалось, что девушка тянет шею, словно пытаясь разглядеть что-то вдалеке. Глазные яблоки были единственными белыми пятнами на фоне коричневой глины, но бюст больше, чем когда-либо, выглядел по-человечески.
Лайза смотрела, как Фрэнк подрезал веко, а затем разгладил глину вокруг. Он углубил ноздри, потом подцепил кусочек глины на палочку и размазал ее на манер помады по верхней губе.
— Она выглядит как конфетка, — сказала Лайза.
— Мне нужно, чтобы ты помогла мне с ушами. — Фрэнк прежде никогда при лепке не прибегал к помощи родных. — Она твоего возраста, а у меня не получаются уши.
Лайза не пришла в восторг от идеи, что ее уши будут на мертвеце, но для Фрэнка была готова на все. Ее взаимоотношения с Джан частенько бывали бурными, а Фрэнк, несмотря на строгость, умел заставить ее смеяться и помогать ему с резьбой по дереву. Для нее он был клеем, который держал их четверых вместе.
Сидя на табурете, Лайза никак не могла поверить, что этот безжизненный череп еще совсем недавно был девушкой.
Фрэнк поднес мягкий кусок глины к ее уху.
— Нет четких правил для ушей, — сказал он. — Все, с чем приходится иметь дело, — это две маленькие дырочки. Именно поэтому многие художники закрывают их волосами, пытаясь скрыть, потому что они обычно торчат или напоминают маленькие овощи.
Лайза рассмеялась.
Он отсоединил ухо от черепа, помял еще немного, а затем приставил назад.
