Я достала обе фотографии Галины и протянула Клавдии ту, где она была без пририсованного мною парика:
— Эта?
Клавдия взяла карточку, отставила от себя подальше, затем приблизила и, вернув обратно, почти шепотом произнесла:
— Она. Точно она. А что, ее, что ль, убили-то?
— Ее, — вздохнула я. — Ну а что потом? Не выходила ли она снова чуть позже?
Женщина тоже тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой.
— А может быть, похожая на нее девушка выходила? Только с черными волосами. Но в таких же штанишках и зеленых сланцах.
— Ой! — снова всколыхнулась всем телом молочница. — Точно! Черненькая выходила. Прям минут через пять. Я еще подумала, что в таком же наряде. Мода, что ль, у них теперь така?
Я подала ей другую фотографию.
— Похожа?
Клавдия Александровна проделала с ней те же манипуляции, затем отдала мне и, пожав плечами, сказала:
— Вроде похожа. А что, сестра, что ль, ее?
— Да нет, не сестра. Это она же, только в парике.
— Ох, батюшки, — всплеснула она руками. — И зачем же это так? Для моды, что ль?
— Нет, просто хотела, чтоб ее никто не узнал. Но вы-то узнали?
Я понимала, что безбожно давлю на свидетеля. Будь я адвокатом в суде, меня бы немедленно попросили заткнуться. Но, к счастью, я не адвокат. И не в суде. И никто меня сейчас, кроме свидетеля, не слышит. А я во что бы то ни стало должна его, то есть ее, Клавдию, убедить в том, что видела она именно Галину Луговичную. Что, в сущности, является правдой. А для правды все средства хороши. Тем более если речь идет не только о правде, но и о справедливости. Не так ли? В общем, я себя убедила, что все делаю правильно.
— Да, да. Узнала, — энергично закивала женщина. — Она это. Она. А кто ж ее убил-то?
— Вот это я и выясняю. А вы очень помогли следствию, — снова не поскупилась я на похвалы, убирая фотографии обратно в сумку. — И вот что, уважаемая Клавдия Александровна. Сегодня же или завтра с утра к вам подъедут еще люди из милиции, и вы, пожалуйста, дайте им те же показания. Вы уж извините за беспокойство, но так у нас положено. Вечно всякая бумажная волокита да формальности.
Клавдия снова сникла, обняв большие круглые колени, и, глядя себе под ноги, спросила:
— А мне за торговлю в неположенном месте ничего не будет?
— Ну что вы, милейшая! Да вам благодарность будет за ваши бесценные сведения. Даже не сомневайтесь.
…Я ехала обратно в Тарасов. Стрелки часов неумолимо приближались к девяти. Придерживая руль одной рукой, я набрала номер Миющенко. Мне ответили, что он с полчаса назад ушел.
«Не иначе, ко мне», — подумала я, с досадой отшвырнув сотовый, и прибавила газу. Мне еще предстояло заехать во двор Луговичных и поползать по кустам сирени. Ну и денек сегодня выдался! Насыщенный. Впрочем, бывало и похуже.
С визгом затормозив возле трансформаторной будки, я пулей выскочила из нее и, не стесняясь того, что обо мне могут подумать отдыхающие на лавочках труженики, кинулась в кусты. Многие за мною действительно пристально наблюдали. Ну и пусть. Только бы не совали свои носы куда не следует.
Разбитый стакан чешского стекла я нашла быстро. На осколках ясно были видны следы запекшейся крови.
Вот оно — последнее недостающее звено. Именно этот стакан затейница Галина наполнила своей кровью из порезанной руки. Судя по его запачканности, сцедила она не меньше двухсот грамм. Лучше бы сдала на донорскую станцию, глупышка. Глядишь, польза была бы.
Господи, как все глупо и бездарно. Чего людям не живется спокойно? Почему обязательно нужно отвечать на зло злом?! Так возмущалась я про себя, пока ехала домой. Если бы все было иначе… Если бы все было иначе, я бы осталась без работы, — закончила я свою мысль, чтоб успокоить взвинченные за этот суматошный день нервы.
Но день еще не закончился. Остановившись возле собственного подъезда, я увидела Анатолия Миющенко в его мешковатом кителе.
Он сидел на лавке и устало курил, поджидая меня. Ох уж эти милицейские будни! Не я одна выкладываюсь, работая на износ.
— Здравия желаю, — небрежно кинула я, запирая машину.
— Татьяна Александровна, ну где же вы пропадаете? — с некоторым укором спросил он, встав мне навстречу. — Я почти час тут сижу, вас дожидаюсь. Уже уходить хотел.
— Да так, сначала дамский салон посетила, потом на теннисном корте порезвилась, сейчас вот из боулинга возвращаюсь. А что? Какие-то проблемы? Вы же сами сказали, что мне и делать-то ничего не придется. Только деньги с Мальвины получить да с вами поделиться.
Юмора он явно не понял, молча заходя за мной в подъезд.
— Посидите минут пять, — попросила я Миющенко, скидывая в коридоре босоножки. — Журнальчики можете полистать. Или лучше идите на кухню и включите чайник.
С этими словами я ворвалась в ванную, скинула с себя одежду и запрыгнула под душ. О-о-о, вот это блаженство! Об этом я мечтала еще с обеда. Как же мало надо человеку для счастья.
* * *
Ровно через пять минут с мокрой головой и в коротеньком халатике я, как и обещала, предстала перед своим «напарником». Он как-то нервно дернулся на табуретке и отвел взгляд на чайник.
— Надеюсь, вскипел? — спросила я на всякий случай, берясь за чайник, и заварила нам крепкого чая, насыпав заварку прямо в чашки.
Миющенко исподтишка наблюдал за моими действиями и все молчал. Вид, что ли, мой на него так действовал? Или обиделся?
— Вы что, господин офицер, остолбенели? Давайте, давайте рассказывайте, — поторопила я, ставя на стол сахарницу и присаживаясь напротив него. — Вам еще много дел предстоит.
— А что рассказывать-то? — глупо уставился он на меня. — У вас-то что-нибудь есть?
— У меня все есть, хотелось бы вас сперва послушать.
— Да, в общем-то, я почти все уже сообщил вам. Только вот некоторые нюансы, обнаруженные при вскрытии тела… Сначала девушку ударили чем-то по голове, а потом уж зарезали.
— Это я и без вас знаю. Даже знаю, чем ее ударили.
Миющенко вопросительно взглянул на меня.
— К вам в отдел я сегодня доставила некую свидетельницу Лену. Вы с ней беседовали?
— Нет, — часто заморгал Анатолий. — Но шеф, наверное, в курсе.
— И вам даже ничего не передали на этот счет? Она ведь должна была опознать Луговичную. Впрочем, — махнула я рукой, — уверена, что завтра вы ознакомитесь с этими материалами, если они, конечно, не легли под сукно. Так что будьте бдительны.
И я вкратце обрисовала Анатолию свой сегодняшний день.
Он слушал очень сосредоточенно, внимательно, иногда что-то записывал в свой потрепанный милицейский блокнот.
— Скажите, Миющенко, — спросила я под конец, — при Галине Луговичной были обнаружены какие-нибудь вещи?
— Нет. Ничего не было.
— А ключи от дачи? Может, в кармане были?
— Ничего.
— Что ж, тогда по ним будет легче найти настоящего убийцу, — на секунду задумавшись, сказала я.
— А какие при ней должны были быть вещи? — заинтересованно посмотрел он на меня.
И я рассказала ему о модном бутике «Фламинго», подробно расписав купленную Галиной одежду. Молодой офицер занес в блокнот и это.
— Вы, кстати, поторопитесь стакан в кустах сирени «обнаружить», — посоветовала я. — Он там так и лежит, родимый. Вашего протокола дожидается. И я уверена, что на нем эксперты определят именно ту редкую четвертую группу крови с отрицательным резусом, которая была у Галины. Да и Клавдия Александровна вас уже сегодня ждет со своими показаниями. Про черный парик-то вы не забыли записать? — ехидно добавила я.
Выслушивая мои наставления, Миющенко все больше мрачнел, хотя во взгляде его выражалось похвальное любопытство. Из этого мне становилось ясно, что он ужасно не хочет работать, но очень желает стать центром внимания коллег и даже, чем черт не шутит, продвинуться по службе.
Вообще-то все его переживания на этот счет мне были, что называется, до фени. Я бы и сама, как нанятый частный детектив, могла все оформить «по уставу». Только тогда за что же он получит от меня деньги? Нет уж, придется и ему потрудиться. И я решила подзадорить «напарника».
— Представляете, Миющенко, приходите вы завтра на службу и выкладываете начальству столь неожиданные факты по делу Луговичного. Это же чистой воды фурор! Вы на коне, на гребне славы! Ну не классно ли? А там, глядишь, в звании повысят, и вообще — лавры, почести. В таком юном возрасте.
— Н-ну, — замялся он, рассматривая свою шариковую ручку, — получается, что вы Шерлок Холмс, а я инспектор Лестрейд. Как-то несправедливо все это.
— А вы считаете справедливым получить от меня приличную сумму за ничегонеделанье?
— А, ну если вы в таком разрезе смотрите на вещи… Тогда конечно. Да, я завтра же… нет, лучше уже сегодня поеду к этой Клавдии Александровне… Да-да, сегодня. Ну я им всем покажу! — неожиданно громко с нотками тщеславия в голосе воскликнул он и отхлебнул чай. Руки его подрагивали.
