Я ошибался – и, может быть, единственный раз в жизни так крупно. Я начал операцию очень хорошо; как и наметил, «случайно» вступил в контакт с этой француженкой, Элен. Она представляла довольно популярную в Европе газету и, кроме того, входила в состав нескольких правозащитных организаций, вела переписку с бывшими диссидентами, осевшими за пределами СССР. А я выдавал себя за идейного борца против режима, члена тайной группы, которая якобы готовит для передачи на Запад документы, изобличающие советский строй. Вначале она не поверила. Но – меня учили говорить с людьми так, чтобы в конце концов они начинали верить. К тому же (я знал это) Элен была одинока после развода с мужем, а мне разрешили использовать в своей работе все методы, вплоть до личных контактов… Что ж, я не преминул воспользоваться этим разрешением своего начальства. Тем паче, что мой французский был весьма хорош…
Конечной целью всей операции было выявление каналов переправки в страны Западной Европы материалов, порочащих нашу действительность. О том, что такие материалы постоянно идут к нашим оппонентам, мы были осведомлены. Элен проявила интерес к якобы имеющимся у меня бумагам, и мы договорились, что я передам их ей за день до ее отъезда из Москвы. К тому времени мы уже, конечно, переспали. Я, признаться, ощущал некоторую неловкость, зная, что мои коллеги внимательнейшим образом, и не один раз, прослушивали все то, что происходило в номере гостиницы, где жила Элен. Однако старался забыть об этой чепухе и заставлял себя думать о повышении, которое мне было обещано в случае удачного исхода дела.
Итак, «бумаги» были подготовлены. И я понес их Элен. Едва я переступил порог ее номера, как следом ворвались мои коллеги —"страшные агенты Кей-джи-би" во главе с начальником спецотдела Ерохиным, моим старым знакомым. Естественно, что я был «схвачен», и меня прямо на месте начали «допрашивать» с пристрастием. Элен, конечно же, закатила им истерику. На четырех языках она кричала о нарушении прав человека, о том, что в СССР попираются демократические свободы. Но Ерохин, не слушая ее, продолжал играть в «злого следователя». Обзывал меня шпионом, грязным наймитом ЦРУ и время от времени давал мне оплеуху, матерясь при этом на чем свет стоит. И это, в конце концов, добило мою бедную француженку. Она согласилась рассказать, кому и как поступают материалы. Назвала адреса двух человек в Москве, которые более-менее регулярно дают данные, интересующие определенные круги на Западе. Назвала телефон посредника в Германии, через руки которого проходят все материалы.
И тут Ерохин сделал то, за что потом я набил ему морду (почему меня и выгнали из Системы). Он приобнял меня за плечи и сказал: «Поздравляю, товарищ капитан. Отличная работа!». Я понимаю, что этим он хотел окончательно уничтожить француженку морально. Подорвать, так сказать, ее боевой дух уже навсегда. Но он оплошал. Как оплошал и я, недооценив градус женского фанатизма. Элен взглянула на меня… Никто и никогда потом не смотрел на меня ТАК. Шагнула к открытому окну… Помню только истошный вопль Ерохина: «Держите ее, она чокнутая!!!»
Конечно же, разразился скандал. И все бы ничего, если б я принял покаянных вид и попросил начальство не делать скоропалительных выводов. Но вместо этого я пошел в кабинет к Ерохину и сломал ему челюсть…
Получалось, что в том, что рухнула моя карьера в КГБ, винить нужно, хотя и косвенно, опять же женщину.
Через много лет после этой истории, когда у меня родилась дочь, я назвал ее Леной…
Москва, 2003й год.
– Он тебе поверил?
– Не знаю, Ксюш. Сказал, что будет перепроверять. Наверняка у него есть информатор среди близких тебе людей.
– Что ты говоришь, Саша?! Со мной рядом – только те, кого я очень хорошо знаю. И потом, кого мне подозревать? Носкова? Жанну? Или еще полсотни сотрудников головного офиса «ОКО», которые в курсе дел фирмы?
Жуковский встал, немного походил по комнате.
– Думаю, нам стоит подождать. Павел Игнатьевич обязательно предпримет что-нибудь. Ты, кстати, в курсе, что убили Сычева?
Оксана удивленно посмотрела на своего друга.
– Вот как? Когда?
– Несколько дней назад. Я сам случайно узнал, из областной газеты. В центральной прессе об этом ничего не было.
– Не могу сказать, что мне жаль его. То, чем он занимался, обычно до добра не доводит.
– Я знаю, – кивнул Жуковский. – Но нам надо решить, как противостоять Никулину. Может быть, ты все же встретишься с ним? Используешь, так сказать, последний шанс на мирный диалог?
– После того, что он сделал с моим отцом? Ты серьезно?
– Но это ведь – не более, чем твои догадки. Все-таки, одно дело – конкуренция в бизнесе и совсем другое – убийство человека, ни в чем не повинного. Если он способен на такое – только, чтобы доставить тебе неприятность, тогда…
– Что – тогда?
– Тогда он маньяк. Либо ты, сама того не зная, в свое время действительно перешла ему дорогу.
Россия, областной центр. 2003й год
Сразу три проблемы свалились на Павла Игнатьевича Никулина. Первая заключалась в том, что дочь Лена беспрестанно повторяла, что хочет назад, в Москву и не собирается сидеть дома, под замком. Вторая – телохранитель Олег доложил, что Жанна, секретарша Огородниковой, звонила ему и истерически вопила, что ее «раскрыл» один из сотрудников и теперь она требует как-то помочь ей выпутаться, а иначе ей, мол, придется все выложить своей начальнице. И третья (к которой Никулин был, в общем-то, внутренне готов) – в офис «Регион-банка» наведался неприятного вида молодой человек в спортивном костюме и передал Павлу Игнатьевичу устное приглашение на беседу в один частный дом – «чтобы обговорить некоторые неясности». Посланец упомянул кличку – Козырь. Никулин, увы, знал, о ком идет речь: такое прозвище носил ближайший подручный Сычева.
– Что ж, будем решать проблемы, – сказал Никулин Олегу. – Секретарша назвала фамилию сотрудника, который ее расшифровал?
– Да. Носков, кажется. У меня записано.
– Такие вещи, Олежек, нельзя доверять бумаге. Их надо держать в голове – сколько тебя можно учить? – упрекнул Павел Игнатьевич.
– Виноват, хозяин.
– То-то, что виноват. Ладно, забыли. А с Носковым надо как-то разбираться. Не будет же он вечно держать язык за зубами…
Проблему с Козырем Никулину помог решить его приятель, начальник криминальной милиции. Ровно через десять часов после того, как посланец «авторитета» покинул офис никулинского банка, особняк Козыря штурмом взяла группа СОБРа. При обыске у многих бандитов нашли оружие и «наркоту». На какое-то время Козырю стало не до Никулина…
Россия, Москва. 2003й год
В понедельник утром Оксане позвонили из больницы и сообщили, что ее сотрудник по фамилии Носков лежит в реанимации с тяжелыми травмами. Его сбила на полной скорости машина. При нем нашли мобильный телефон, в памяти которого и обнаружился телефон компании «ОКО».
– Только этого не хватало, – тихо сказала Оксана, положив трубку. И вызвала к себе Жанночку. Та ахнула, услышав тревожную новость.
– Вам придется на время взять на себя часть его обязанностей.
– Да-да, конечно, Оксана Кирилловна, – с готовностью закивала секретарша.
– Как вы думаете, Жанна – это случайность? – спросила вдруг Огородникова.
– Ну, наверное… Сейчас столько уродов за рулем.
– Присядьте, Жанна. Вы не находите, что в последнее время вокруг меня слишком часто происходят такие случайности? Началось все со странной смерти Вячеслава Сергеевича.
– Климовича? Так ведь у него было больное сердце…
– Сомневаюсь. Потом – мой отец в Штатах. И вот теперь – Носков. Разве это не странно?
Жанночка не ответила. Хотя и могла бы рассказать своей начальнице немало интересного…
Россия, областной центр, 2003й год
Арест Козыря в планы Казарьянца, в общем-то, не входил. Срочно нужен был запасной ход. И полковник вспомнил о записи разговора между Огородниковой и художником Жуковским; эту запись сделал его агент из группы наблюдения – просто так, на всякий случай. Теперь у Казарьянца был шанс крепко поссорить владельца «Регион-банка» с хозяйкой «ОКО», и посмотреть, что из этого выйдет…
Андрей Огородников
С исчезновением из моей жизни Лены я потерял… нет, не опору. А скорее наоборот – того человека, о котором мог заботиться я сам, которого старался оберегать. И эта потеря была страшна тем, что я не видел выхода из создавшегося тупика. Казалось бы, чего проще – бери билет на автобус или на электричку, и поезжай. Но это была только иллюзия – между мной и ею лежала теперь пропасть, непреодолимая потому, что Лена вновь попала в орбиту влияния своего отца. Его фигура вообще представлялась мне зловеще-загадочной. Лена ни разу не упомянула его фамилию. А ведь он, судя по всему, занимал солидное положение в ее родном городе. В таких случаях мои ровесники обычно с гордостью произносят имена своих родителей. Мне и раньше приходила в голову идиотская мысль, что Лена стыдится своего отца. Теперь же я начинал в это верить по-настоящему…
