— Боже упаси еще от одного убийства! — воскликнул Вахрушев.
— Нет, нет, не это! — Петрусенко заходил по кабинету. — Я приставил филеров к Серкову, водят его посменно.
— Значит, Викентий Павлович, вы так уверены, что этот человек соучастник?
— Сведений по нему я еще не получил. И не уверен. Но лучше перестараться, чем потом локти кусать.
— А не спугнет его слежка? Если он опытный уголовник, может и заметить.
— Вы же мне ловких агентов дали?
— Самых ловких!
— Ну вот, — Викентий кивнул удовлетворенно. — А я еще и проинструктировал: вести издалека, в помещения за Серковым не входить, если начнет паниковать, суетиться — отпустить совсем и скрыться с глаз. Так он решит, что ему почудилось, успокоится…
— Пойдемте ко мне в кабинет, — пригласил Вахрушев. — Сейчас туда из ресторации принесут обед, я заказал на двоих. А вечером приглашаю вас в один приятный дом, в хорошую компанию.
— Куда же? — Петрусенко вышел вслед за полицмейстером, заперев кабинет. Бумаги и схемы собирать он не стал: придет Кирилл Степанович, надо будет ему показать.
— В дом княгини Орешиной. Сегодня у них юбилей в память умершего князя. Прекрасный был человек, и мы с ним крепко дружили.
— Вот как… — Викентий Павлович даже приостановился. Он вспомнил недавнюю панихиду в церкви, красивую задумчивую женщину и юную девушку, очень на нее похожую. «Княгиня и княжна Орешины», — сказал тогда Одиноков. — Они дружат с Городецкими?
— Да, семьи очень дружны. А дочери были подругами…
— Что ж, пойду с удовольствием. Удобно ли будет?
— Удобно, — уверил Вахрушев. — Я представлю вас как коллегу, приехавшего из другого города.
Его денщик уже проворно расставлял перед ними на столе закуски — салаты, осетрину, икру. В стороне от судков поднимался вкусный горячий пар от первых блюд.
— Знаете, Устин Петрович, — сказал Петрусенко. — Даже если на этом вечере кто-то ненароком поинтересуется: не приехал ли я помочь в поиске маньяка, не отрицайте. Чувствуя я, в этом секрете уже нет надобности.
…В доме у Орешиных Петрусенко очень понравилось. Один из первых тостов произнес предводитель дворянства, и звучал он так:
— Мой предшественник и друг, князь Александр Андреевич, был очень веселым и невероятно остроумным человеком. Печально, что его нет с нами. Но если там, на небесах, он узнает, что мы собрались на его именины и грустим, уверен — будет очень недоволен. Так давайте вспоминать его сегодня радостно. Ведь и родные князя, и мы, его друзья, счастливы тем, что столько лет знали и любили его, жили рядом…
Вот и была атмосфера вечера такой — непринужденной, легкой. Не танцевали, но звучала музыка: молоденькая княжна Орешина прекрасно играла на рояле. Не было анекдотов, но читались веселые и забавные стишки и эпиграммы покойного князя. Мужчины под гитару пели любимые князем романсы. Делалось несколько перемен блюд, после каждого устраивался длительный перерыв. Гости собирались группками в разных углах гостиной и двух других смежных комнат, курили, разговаривали, вспоминали.
Викентий Павлович не избегал компаний и вопросов, даже слегка провоцировал их. Он отлично умел так поворачивать разговор, что больше слушал, чем отвечал сам. Но ничего интересного для себя он в этот вечер не услышал. Несколько раз ловил он на себе взгляды хорошенькой княжны Елены Александровны и ее жениха — красивого молодого человека. Он слышал, что молодые люди обручены и не удивлялся тому, что они не расставались ни на минуту. Поглядывали на него молодые люди мельком, ненавязчиво. Петрусенко понимал их интерес. Ему и самому хотелось бы поговорить с княжной — подругой Анны Городецкой, но, подумав, он решил этого не делать. Нынче не время, а Устин Петрович Вахрушев, на правах друга семьи, еще раньше провел неофициальный допрос девушки. Та ничего не знала о планах Анны, плакала и повторяла, что всегда боялась за нее: та вечно искала приключений, бывала в таких районах города, о которых и подумать страшно… Викентий Павлович представлял, что сумел бы незаметно заставить княжну вспомнить разные мелочи и случаи, о которых она и сама сейчас не помнит. Но, возможно, все это не имело бы к убийству никакого отношения. По крайней мере, сейчас и вправду не время.
Но вот с одним человеком он решил непременно найти возможность поговорить наедине — с Ксенией Анисимовой. Тому было несколько причин. За короткое время, прошедшее после того, как он впервые увидел Ксению Аполлинарьевну в церкви, Викентий уже многое знал о ней. Она тоже близко общалась с Анной Городецкой. Для своей племянницы была лучшим другом, а значит, на правах исповедальницы, знала все то, что знала княжна. Но, в отличие от юной Орешиной, Анисимова была взрослой, много пережившей, сдержанной женщиной. А значит с ней можно было говорить откровенно. К тому же существовал еще Кирилл Степанович с его тайной влюбленностью.
Перед тем как перейти в специальную десертную залу пить чай, гости вновь устроили небольшой перерыв. Петрусенко увидел, что Ксения, поговорив с двумя дамами и мужчиной, вышла из комнаты. Через стеклянную дверь он видел, как она по полукруглому коридору идет к библиотеке. Он достал свою трубочку, огляделся с рассеянным видом и тоже направился к коридору.
В библиотеке горел светильник, Ксения у полки искала какую-то книгу. Оглянулась, улыбнулась приветливо.
— Викентий Павлович, я не ошибаюсь? Устали от шума? Если хотите, отдохните здесь, и курить можете — вон прибор.
Петрусенко подумал, что с этой женщиной не стоит хитрить. Но не успел начать разговор, как она спросила первой:
— Устин Петрович сказал, вы работаете вместе. Тоже в полиции служите?
— Служу.
— А я видела вас недавно в церкви, вместе с другим следователем.
Она явно хотела что-то сказать еще, но почему-то запнулась, улыбнулась неловко. «Однако! — мысленно восхитился Викентий Павлович. — А этот бедолага думает, что она его не знает!» Ответил быстро:
— Да, Кирилл Степанович мой хороший товарищ. Вы его знаете?
— Нет… Да… Совсем немного… — Странно было видеть, как смущается женщина от совершенно безвинного вопроса. — Он отец одной нашей ученицы. Приходит в гимназию…
— Он и в самом деле отличный отец. Не захотел отдавать детей в закрытые пансионы, сам ими занимается. Хотя это и не просто мужчине одному.
— Но… — Женщина тщетно старалась скрыть заинтересованность. — Почему же одному? Разве?..
— Да, Кирилл Степанович семь лет назад похоронил супругу. Очень ее любил. Так же, как любит и детей. Воспитывает их.
— Я не знала… — прошептала Анисимова. — Но у него есть дети, он, наверное, счастлив с ними…
— А у вас детей нет… Простите, Ксения Аполлинарьевна, я знаю вашу историю. Именно Кирилл Степанович рассказал мне.
— Он? Вот как! Он знает меня?
Петрусенко отводил взгляд, чтоб не видеть, как растерянно и взволнованно женщина перебирала книги: брала одну, ставила на место, вновь доставала… Ответил мягко:
— Знает. И очень уважает.
Наконец Анисимова справилась с собой, повернулась, глянула на Петрусенко прямо, с легкой улыбкой. Сказала, словно подтрунивая над собой:
— Это приятно слышать. Впрочем, семья у меня тоже есть. И очень хорошая семья.
— Да, я знаю: сестра, племянница, ее жених.
— Верно, Леночка, моя племянница, скоро выйдет замуж. На зависть и горе множества городских барышень! Но она об этом и не догадывается.
— Что так? — вежливо удивился Петрусенко.
— Ах, да! Вы же человек приезжий, можете и не знать. Леночкин жених, Петр Уманцев, актер нашего городского театра. Любимец публики.
— Понял. Особенно женской части публики?
— Верно, верно! — Ксения засмеялась. — Но верно и то, что он хороший актер, славный молодой человек, и они любят друг друга.
— Дай Бог им счастья, мне княжна очень симпатична.
Викентий Павлович присел к массивному столу, его собеседница — в кресло у журнального столика.
— Значит, вы тоже следователь? — спросила она. — Мне кажется, я слышала о том, что помогаете раскрыть наши страшные преступления?
— Это верно. Но основную работу делает следователь Одиноков.
— Как ему, наверное, тяжело… Все запутанно, сложно… И не только поэтому — душа от ужасов устает…
— Я понимаю, что вы хотите сказать, Ксения Аполлинарьевна. — Петрусенко вглядывался в одухотворенное лицо женщины, невольно думая о том, что она ведь просто красавица. — Нормальному человеку, с душой и сердцем, видеть подобные преступления порой непереносимо. А ведь Кирилл Степанович не просто их видит, ему приходится как бы препарировать их, проникаться мелочами. А характер у него хоть и мужской, но очень чувствительный. Но он знает цель — найти убийцу, спасти других женщин, которые тоже могут стать жертвами. Благородная цель! Оттого и держится он, не поддается психическому гнету.
