Викентий Павлович пожал плечами:
— Почему бы и нет? Ex nihilo nihil fit.
И не стал переводить, не заботясь, понял ли его репортер. Сам-то он отлично знал, что из ничего и в самом деле ничего не получается. Все дается большим трудом. И что нелегок путь от земли к звездам. И что почести рождаются в трудах. И что древние римляне — мудрейшие люди: на все случаи жизни уже давным-давно придумали крылатые выражения…
Но его слова о санном следе пошли гулять по Саратову. И вскоре все вокруг уже говорили о том, что следователь Петрусенко раскрыл преступление «по одному санному следу»!
Ксения Анисимова почти сразу же увезла сестру и племянницу за границу. В это тяжелое для семьи время она, как ни странно, чувствовала себя счастливой. И очень не хотела уезжать. Но об этом даже не думала: Леночке было так плохо! Жизнь, казалось, оставила ее. Ксения надеялась только на время, которое лечит. И на себя — свою волю, разум, свое влияние на девушку… Кирилл Степанович провожал их, и когда Ксения, в самую последнюю минуту перед отходом поезда, сошла к нему со ступенек вагона, не удержался, обнял ее за плечи и тихо сказал:
— Буду ждать! Только возвращайся…
В Харькове Петрусенко отыскал некоего Бориса Васильевича Кортакова — воришку, жулика и перекупщика краденного по кличке Пузо. Он уже знал, что документы убийце Круминьшу попали от этого человека. А Петрусенко очень любил, чтобы в расследовании все мельчайшие точки стояли над своими «и».
Пузо обитал на Клочковской улице, где все подворотни соединялись друг с другом, имели по нескольку выходов, в тесных двориках не сразу можно было понять, где жилой дом, а где сарай; из тусклых, плотно занавешенных окошек обязательно кто-то наблюдал… Типичный воровской притон. Вечерами на Клочковскую никто не рисковал заходить, кроме ее обитателей.
Петрусенко не пожелал разговаривать с Пузо на его территории, тот же не хотел идти в полицию. День был безветренный, морозец мягкий, приятный, потому нашлось компромиссное решение — погулять в Университетском саду.
Двое респектабельных мужчин прохаживались по аллее от английского парка к ботаническому, мимо построенной в прошлом году астрономической обсерватории. Негромко разговаривали, и трудно было представить со стороны, что один — полицейский чин, а второй — уголовник.
Пузо уже знал, кем оказался его давний дружок Гусар, — газеты трубили об этом вовсю. Потому, напуганный и своей причастностью к кровавым делам, рассказывал обо всем без утайки.
Он вырос в Тульской губернии, в имении Уманцевых, где его отец служил много лет. Барыня все болела, потом умерла. Арсений Петрович с горя стал попивать, постепенно опускался, совсем перестал вникать в дела. Человек он был добрейший и совершенно доверчивый. Бориска знал, что его отец — управляющий имением, — обирает барина совершенно беззастенчиво. Папаша посвящал его в свои махинации — учил. При этом скуп был неимоверно. И Борис однажды решив, что науку обворовывания постиг в достаточной мере, исчез из дома — стал жить своей жизнью.
— Да уж, — хмыкнул Петрусенко. Но не стал развивать дальше свою мысль, чтоб не сбить собеседника с искреннего тона. — А что молодой Уманцев?
Петруша был хорошим мальчиком, воспитанным, добрым и доверчивым, как отец. Но Борис с ним мало общался: разница в возрасте была почти десять лет. Мальчик тянулся к взрослому парню. И бывало, они ходили вместе в лес или ездили на лодке на рыбалку. А то Борис брал Петю в город, на ярмарку. Ушел Борис из дома как раз в тот год, когда Петрушу отвезли учиться в гимназию, в город. А еще года через два дошел до Пуза слух, что Арсений Петрович Уманцев, совершенно разоренный и больной, доживает свои дни в какой-то больнице, а его собственный папаша — Кортаков — куда-то бесследно исчез. О мальчике он ничего не слыхал, и что с ним стало, — не знал. Да и не интересовался.
Десять лет прошло, жизнь оставила на нем свои следы: обрюзгшее тело, лысину, несколько судимостей. И вот однажды он увидел, как вышибала тащит из трактира совсем молодого парня, на вид — очень больного. Что-то знакомое и тревожащее почудилось ему. Он поторопился выйти следом и увидел, что парень стоит, держась за стену соседнего дома. Потом ноги его подогнулись, и он сел у этой стены. И вдруг Пузо узнал его — Петруша Уманцев!
У Петра было желтое лицо и тяжелое, горячее дыхание. Он был сильно болен, но чем — и сам не знал. С трудом вспомнил Бориса, с радостью согласился пойти с ним. Рассказал, что давно уже бродяжничает, а вскоре потерял сознание и, не приходя в себя, умер. К своему большому удивлению, Пузо обнаружил у него целехонький документ — паспорт. Он хотел было так и заявить околоточному: встретил старого знакомого, дворянина Петра Уманцева, который и скончался в доме от болезни. Но потом поразмыслил и паспорт спрятал. Околоточному же заявил, что просто пожалел больного незнакомого парня, приютил… Петрушу похоронили безымянным, а паспорт, как следователь уже знает, он продал Гусару. Да еще тот заставил рассказать ему об Уманцеве…
Вспоминая потом дело саратовского убийцы, Викентий Павлович каждый раз вспоминал и печальную историю семьи Уманцевых. Один негодяй обрек доверчивых и славных людей на разорение, второй обворовал уже умершего, а третий опозорил, облил кровью и само их имя. Как порой трагична и непредсказуема судьба! O tempora, o mores! О времена, о нравы…
Конец
