Савелий не был тугодумом, просто проклятый Кулинар занимал его мысли полностью, на что-то другое в голове не оставалось места.
Надежда Делюшкевич была из породы везунчиков. Во всяком случае, так считала не только она сама, но и окружающие, начиная с родителей и заканчивая физруком Алексеем Карповичем, ветераном Афгана и горьким пьяницей. Все у Надежды складывалось так, как надо, так, как ей хотелось. Разве что на личном фронте были провалы, но совсем не потому, что не находилось желающих, а от великой Надеждиной разборчивости.
Местные кумушки считали, что Надежда «фря» и «много о себе понимает». Нельзя сказать, чтобы они сильно ошибались — Надежда и впрямь была о себе весьма высокого мнения. Не идеализировала, а оценивала по тому, что было. И спутника жизни надеялась встретить такого, чтобы соответствовал, ну и чтобы любовь была, куда же без любви. Мать периодически подкатывалась к Надежде с «разговорами по душам», во время которых пыталась внушить дочери, что идеальных мужчин на свете не существует — у каждого свои недостатки, поэтому надо хватать, что в руки идет, чтобы не остаться на бобах. Отец выражался более откровенно и без предисловий, советуя дочери «поменьше фасонить», а подруги все время пытались сосватать Надежду за кого-нибудь из тех, кто получил у них отставку (такое вот своеобразие девичьей дружбы). И никому не было ровным счетом никакого дела до того, чего хотелось Надежде. Все считали, что они лучше знают, что ей надо для полного счастья.
Немецкая формула, характеризующая социальную роль женщины, «Kinder, Küche, Kirche»[8] на родине Надежды сократилась до детей и кухни. В церковь можно было и не ходить, а вот обед из двух блюд (суп и второе) должен быть всегда. Дети тоже должны быть (на бездетных косились и обсуждали их за глаза), причем ухоженные и воспитанные, чтобы не позорили родителей. Вот и вся жизнь — хозяйство, дети и отдушина в виде женской компании на скучной работе.
А Надежде хотелось настоящей жизни. Нескучной, такой, как в кино. Чтобы интересные люди вокруг и много перспектив. Ну и денег, разумеется, тоже хотелось. Это же не жизнь, когда из месяца в месяц, из года в год приходится рубли до получки считать и копить даже на такую мелочь, как новый велосипед. Не какой-нибудь там навороченный, на котором можно на Эверест подняться, а на совершенно обычный прогулочный велик. Чтобы так вот, мимоходом, пойти гулять, зайти в магазин и купить велосипед — об этом можно было даже не думать. Ну, разве что директор мясокомбината или директор сыродельного завода могли бы позволить себе подобное, но им велосипеды были не нужны, потому что возраст солидный, комплекция соответствующая и персональный автомобиль каждому положен по должности.
В родных Ошмянах ловить было нечего, это Надежда осознала еще в седьмом классе, когда впервые задумалась о жизненных перспективах. Родина, она, конечно, есть родина, милые сердцу места, родные могилы и все такое, но перспектив здесь ни-ка-ких. Абсолютный ноль или близко к тому. За перспективами, за настоящим счастьем следовало ехать в большие города — в Минск, в Москву, в Петербург. Те, у кого имелись польские корни, оформляли карту поляка и уезжали в Краков, Гданьск, а то и в Варшаву. С этой картой можно было без проблем по всей «шенгенской» Европе передвигаться. У Надежды польских корней не было, в Минск ее как-то не тянуло, Петербург казался чопорным и холодным (и откуда у этого славного города такая незаслуженная репутация?), так что оставалась Москва. Москва манила и совсем не пугала.
— В Москву! — подобно чеховским сестрам, воскликнула Надежда и покинула Ошмяны под причитания матери и завистливые перешептывания подруг.
Отец, как ни странно, воспринял отъезд дочери спокойно, с пониманием, даже дал двести долларов из своей секретной заначки.
Надежда была девушкой здравомыслящей и ехала не киселя лаптем хлебать, а с конкретными планами. Диплом аграрно-экономического колледжа и добросовестно проштудированный от корки до корки самоучитель английского языка давали основания для определенных надежд. Бывшая одноклассница Ритка, уже пятый год покорявшая столицу России, обещала приютить Надежду как минимум на месяц и даже помочь с работой.
По приезде оказалось, что Риткина помощь — сплошной обман. В Ошмянах все были уверены, что Ритка работает парикмахером в крутом салоне красоты, а на деле она торговала своим телом. И к этому же древнейшему занятию собиралась привлечь и Надежду. В результате бурной и продолжительной дискуссии девушки пришли к соглашению. Надежда клятвенно пообещала не разрушать легенду о парикмахерше из крутого салона, а Ритка, в свою очередь, разрешила ей бесплатно пожить в своей съемной однушке одну-две недели. На кухне, чтобы не мешать бизнесу.
Надежда стала искать работу и недорогое жилье. Поиски работы быстро завершились успехом, потому что Надежда не витала в облаках, а мыслила реальными критериями. Диспетчеру на складе платили не очень-то и много, но зато здесь можно было жить. Бесплатно, в четырехкоечных «комнатах отдыха персонала». Полуподвал, света мало, но не сыро, потому что вентиляция хорошая. Все удобства под боком и не надо ездить ежедневно туда-сюда. Поднялась по лестнице — и ты уже на рабочем месте. Ну разве не замечательно? На радостях Надежда набрала пятнадцать суточных дежурств (сутки через сутки — нормально, все равно больше делать нечего), из которых десять ей обещали оплатить официально, а пять — неофициально, потому что работа на две с лишним ставки трудовым кодексом не приветствуется. «Только бы пошло, — трепетала она, — только бы сложилось!» В Москве на первое время главное что? Главное — прижиться, бросить якорь, «врасти» в этот огромный город. А потом можно оглядываться по сторонам и так далее…
В работе складского диспетчера нет ничего сложного, надо правильно оформлять документы и правильно считать товарные единицы, поэтому к третьему дежурству Надежда полностью освоилась на новом месте. Можно даже сказать — привыкла к складу. Подружилась с соседками, двое из которых приехали в Москву из Могилева (землячки, можно сказать), а одна — из Пензы, нашла общий язык с начальником смены и даже положила глаз на одного из охранников, симпатичного улыбчивого мужчину в самом расцвете сил. Тот, в свою очередь, тоже давал понять, что Надежда ему нравится, но рук не распускал и события не форсировал, вел себя как серьезный мужик, а не блудливый мартовский кот. С «котами» у Надежды разговор был короткий — твердое «нет, отстань», а если слова плохо доходят, то можно и коленом промеж ног заехать, это сразу останавливает даже самых настойчивых, падких на скорую любовь. Против секса как такового Надежда ничего не имела, но сразу старалась поставить себя должным образом, чтобы не казалось, что она легкодоступная, только пальцем помани — и на все согласная. Нет уж — все должно случаться только в рамках приличий. Исключительно.
Последний день жизни оказался выходным — Надежда пришла «домой» и, не завтракая, легла «немножко доспать». В дверь постучали около полудня. Сон у Надежды был чутким, поэтому она сразу же вскочила с кровати, накинула халат и отодвинула задвижку на двери, не спросив, кто там. А зачем спрашивать? Днем здесь в гости друг к дружке не ходили, так что стучаться могли только соседки по комнате. (Странное поведение при том, что все на складе напуганы.)
Увидев на пороге мужчину, Надежда ойкнула и попыталась запахнуть халат, но мощный удар в подбородок сбил ее с ног. Закрыв дверь на задвижку, убийца взял с ближайшей кровати подушку, опустился на колени возле лежавшей без сознания Надежды, положил подушку ей на лицо и навалился на нее всей своей тяжестью…
Соседка обнаружила Надежду лежавшей на полу. Халат распахнут, длинная футболка, в которой Надежда спала, разорвана спереди сверху донизу, а по животу, от края грудины до лобковой кости, тянулся ровный глубокий разрез. Лист, вырванный из книги, лежал на полу возле головы Надежды, прикрытой подушкой. Утята на черно-белой фотографии выглядели зловеще и пугающе, хотя если вдуматься, то что в них могло быть такого зловещего?
* * *
Пятый рецепт Кулинара
«Рагу из потрохов
Хорошо очищенные и промытые потроха домашней птицы посолить и слегка обжарить на сковороде, после чего посыпать мукой и жарить еще несколько минут. Затем обжаренные потроха сложить в неглубокую кастрюлю, залить 2 стаканами бульона или воды, добавить томат-пюре, накрыть посуду крышкой и тушить на слабом огне.
Через 1/2 часа после начала тушения добавить очищенные, нарезанные дольками и обжаренные картофель и овощи (морковь, петрушку, лук), перец и лавровый лист. Все это осторожно перемешать и снова поставить тушить на 1/2 часа.
На 500 г потрохов — 600 г картофеля, 2 шт. моркови, 1 шт. петрушки, 1 головка лука, 1/2 стакана томата-пюре, 1 ст. ложка муки, 2 ст. ложки масла».
