Царь откинулся на подушки, закрыл глаза, и Магницкий тихонько вышел.
Через несколько дней Петр без предупреждения явился в Навигацкую школу, как не раз делал и прежде.
Начальство забегало, засуетилось, но царь приказал продолжать занятия. Он ходил по классам, спрашивал учеников, рассматривал учебники, тут же на полях делал заметки, что надо исправить в следующем издании.
Наконец он вошел в кабинет Магницкого.
Из необыкновенной памяти Петра не изглаживался ни один разговор, он не забывал ни об одном человеке, достойном внимания.
Царь сел в кожаное кресло и, поглядывая искоса круглым глазом на чучела птиц, расставленные по шкафам, и точно боясь их спугнуть, спросил приглушенным баском:
— Где у тебя искусник Егор Марков, о коем ты мне докладывал?
Леонтий Филиппович приоткрыл дверь в заднюю комнату и крикнул:
— Марков! Ступай сюда, тебя государь требует!
Если бы над головой Егора внезапно грянул гром, он бы так не испугался. Работая один в мастерской, он даже не знал о приезде царя.
Залившись краской смущения, Егор вышел из мастерской в стружках и опилках, с буравом в руке, который не догадался положить на верстак.
Царь залюбовался высокой, ладной фигурой юноши, взял его за подбородок и взглянул в кумачово-красное лицо Егора веселыми карими глазами. Тот конфузливо отвел взор.
— Сказывал мне твой учитель, что ты на всякую механику искусен… (Егор молчал.) Да ты не бойся!
Егор невольно улыбнулся.
— То-то. Показывай свои труды.
— Вот его работа, ваше величество. — Магницкий взял со стола дергунчиков. — Егор, покажи государю!
Егор задергал веревочки, и русский бойко начал тузить немца. Петр до того хохотал, что из глаз его покатились слезы.
— Зело утешная выдумка! — воскликнул он, тряхнув темными разметавшимися кудрями. — Не думал я, что ты такой мастер! Однако игрушка игрушкой, а что ты дельного совершил?
— Он, ваше величество, часы исправил, — ответил за парня Магницкий. — Вот эти насосы, — Леонтий Филиппович показал модели, — Марков новым манером переделал, и оные действуют не в пример лучше прежнего. Он…
Царь слушал и веселел все больше и больше.
— Ну, Егор! Навигатором тебе не быть, а быть токарем! Мне великая нужда в таких работниках, как ты. Ай да посадский сын!
Егор был совершенно ошеломлен ласковыми словами царя.
— Вы у меня его отбираете, ваше величество? — спросил опечаленный Магницкий.
— Отберу! Пойдешь, Егор, в науку к искусному художнику Людвику де Шеперу. Надеюсь я, что ты, Егор, при твоей русской сметке, сего мастера перещеголяешь!
Глаза Егора вспыхнули, черные брови сдвинулись.
Он весь загорелся и смело ответил:
— Постараюсь, государь!
* * *
В старину, вплоть до самого XIX века, токарное дело понималось очень широко. «Токарное искусство», как его тогда называли, включало в себя фрезеровку металлов, гравировальные работы, производство медалей и многое другое. Токари гордо именовали себя артистами, и некоторые из них действительно проявляли изумительное, прямо-таки артистическое мастерство.
Разностороннее токарное искусство требовало широких знаний. Токари изучали математику, механику, знакомились со свойствами материалов, которые употреблялись для токарных изделий, а таких материалов было много: металлы, слоновая кость, рог, черепаха, янтарь, всевозможные сорта дерева. Для каждого материала применялись различные способы обработки и особые инструменты.
Знаний Егора не хватало, чтобы сделаться «артистом» токарного дела. Магницкий и Киприанов советовали ему продолжать учение в Навигацкой школе.
— Если науки бросишь, — сказал Егору Леонтий Филиппович, — изрядным работником не станешь. Весь век будешь подмастерьем; придется тебе чужие приказы исполнять.
— Что ж, Леонтий Филиппович, учиться я готов с радостью! — поспешно согласился Егор.
— Только смотри, трудно придется! — предупредил Магницкий. — Мастер с тебя станет требовать, да и мы спуску не дадим…
— Ничего, не побоюсь! — весело сказал Егор.
Через неделю он начал учиться токарному ремеслу у мастера — француза Людвика де Шепера. В четыре часа утра Егор уже шагал на Кукуй.[72]
Мастерская де Шепера была в глубине двора. Напротив двери, перед широким окном, стоял токарный станок, рядом — стол, на нем — в строгом порядке пилочки, сверла, резцы или токарные долота. Направо, у стены, были станки, сверлильный и винторезный. В маленькой кладовке до самого потолка поднимались полки, на них лежали деревянные бруски, железо разных сортов, бронзовые чушки. Людвик де Шепер работал не только по дереву и кости, но был и оружейником.
После обеда де Шепер отпускал Егора (таков был уговор с Магницким), и парень бежал в Навигацкую школу, чтобы просидеть там еще три-четыре урока. Товарищи показывали ему, где в книге рукой учителя было отмечено «от сих и до сих», и Егор принимался яростно зубрить.
Дома он наскоро ел и снова хватался за книги.
— Уснул бы хоть часок, бедняжечка! — уговаривала его мать. — Истомился ведь! Смотри, как щеки-то ввалились!
— Ништо, матушка, — возражал Егор. — Выдюжу, а время терять негоже мне…
Но скоро мысли его перекинулись на другое. Мастерство неудержимо притягивало Егора, а хозяин не подпускал его к токарному станку. Парню казалось, что он все понял, что стоит ему подставить резец к быстро вертящейся деревяшке, и резец загудит так же ровно и звучно, как у мастера.
Но де Шепер не отходил от станков и, отработав положенное время, неизменно говорил:
— Теперь пойдем покушать! — и запирал мастерскую.
И тогда у Егора родилась дерзкая мысль: он захотел сам сделать себе токарный станок.
Станки начала XVIII века не отличались особо сложным устройством: деревянная станина, ножная педаль с приводом, вращающим шпиндель передней бабки, задняя бабка со вторым шпинделем; между шпинделями зажимался обрабатываемый предмет.
Все это не мудрено было постигнуть Егору. Через несколько дней пытливого рассматривания конструкция станка стала ему понятна в совершенстве.
* * *
Егор работал по ночам. Спал он не больше трех-четырех часов в сутки. Чуть не целую ночь из амбарушки слышались стук и лязг, сквозь маленькое окошко пробивался тусклый свет жировика.
Наконец станок готов. Егор смотрит на него с недоверчивым восторгом. Резцы, купленные по случаю, лежат возле. Егор вставляет деревянную болванку, нащупывает ногой педаль…
Глубокая ночь. Тишина вокруг, лишь где-то далеко лает собака. Сердце у Егора сильно бьется, руки дрожат, со лба катится соленый пот… Егор нажимает педаль и приставляет резец… Трах! Резец отскакивает и бьет Егора ручкой по челюсти. Парень хватается за ушибленное место. Через минуту он снова прикладывает резец. Станок скрипит, качается… Резец то глубоко въедается в дерево, то отскакивает рывком.
Первые часы работы не дали Егору ничего, кроме огорчений. Парень хотел сразу слишком многого. Он еще не умел работать педалью, а уж принялся за обточку болванки.
Егор взял себя в руки, отложил резец в сторону и начал нажимать педаль, добиваясь совершенно равномерного вращения вала.
На эту «науку» ушло несколько ночей. И только тогда Егор разрешил себе взять резец.
Он задрожал от радости, когда из-под резца побежала мелкая чешуйчатая стружка. Первую болванку он, конечно, испортил, но вторая и третья пошли лучше.
Марков делал дома быстрые успехи, а мастер Людвик де Шепер все еще заставлял его присматриваться, подметать мастерскую, подносить болванки.
— Доброму ученику положено три года мастеру трубки табаком набивать, — говорил француз.
— Российским ученикам нет времени по три года трубки набивать! — возражал Егор. — Что государь скажет, ежели узнает, что я в бездействии время провожу?
Наконец де Шепер торжественно подвел Егора к станку.
— Урок первый! Поучайся работать ногой, чтобы про нее не думать. Ты смотришь на резцы, твоя голова есть занята, а нога сама, одна должна работать…
Егор лукаво улыбнулся и нажал педаль. Вал завертелся ровно и плавно, а рот мастера широко открылся, и оттуда вылетело звучное:
— О-о!
— Может, позволишь, хозяин, болванку обточить? — усмехнувшись, спросил Егор.
Растерявшийся француз кивнул головой. Марков мигом сбегал в кладовую, принес сухой березовый обрубок, ловко зажал между гребенками, и резец монотонно зажужжал под рукой молодого подмастерья.
— Я ничего не понимаю! — воскликнул де Шепер. — Кто тебя обучал мастерству?
— Я сам дома станок сделал, — покраснев, признался Егор, — и на нем ночами учился.
Удивлению мастера не было предела.
— Ты имеешь резон! Я тебя допускаю к токарному искусству.
Марков делал поразительные успехи. Скоро он точил не только по дереву, но и по металлу, по кости. Уверенно хватая нужные резцы, он безукоризненно вытачивал сложнейшие фигуры.
