– Давайте завтра утром, ко мне на работу. Я как раз в первую смену.
– А почему не сегодня? – расстроилась Магда. – Я и к вам домой могу, сами понимаете, тянуть нельзя!
– Нет, сегодня не получится, – отрезала Митрофанова.
– Почему? – насторожилась собеседница.
– Да так... – неопределенно откликнулась Надя. – Хочу по своим каналам кое-что проверить.
И, как Магда ее ни пытала, она больше ничего говорить не стала. Хотя план у нее был совсем прост. Влад ей вчера, за коктейлем, неплохую идею подкинул. Что в Интернете, общедоступной Паутине, на Егора, наверно, никаких ссылок и нет – невысокого полета птица. Но существует немало баз данных – платных. Однако доступ к ним прост и стоит недорого. Переводишь через электронный кошелек пятьсот рублей, и можно про человека что угодно узнать. Владеет ли он квартирами, машинами, дачами, подавал ли декларации о доходах, есть ли у него кредиты. Ну, и, конечно, полная информация про судимости и даже гаишные нарушения.
А заодно – за те же пятьсот рублей можно будет и про Влада почитать... Да и про Полуянова, кстати, тоже!.. Вряд ли, конечно, у Димочки есть тайные от Нади квартиры или долги. А вот узнать, допустим, про штраф за разворот в неположенном месте... И как-нибудь небрежно поинтересоваться: «Чего ж ты, Дима, правила нарушаешь? Да еще и попадаешься?..» Мелочь, но Димка поразится...
Надя вздохнула. Вот опять она с собой ничего не может поделать – думает про Полуянова. Гадает: а как сердечный друг проводит нынешнее же утро? Участвует в съемках? Или гуляет по летнему Петербургу, смакует пирожные в какой-нибудь из немногих оставшихся «Идеальных чашек»? Или (от последней мысли сразу бросило в жар) отсыпается после бурной, полной любовных утех с какой-нибудь актриской белой ночи?..
Нет, прочь эти мысли!
Надя решительно прошла на кухню. Заварила себе кофе – очень крепкий, по рецепту Полуянова, и в его же любимой чашке. Не имеет она права думать о любимом плохо. Дима – он не такой, он ей верен. И пусть журналист даже близко не сравним с Владом, и денег у него меньше, и характер ужасный, все равно: Полуянов – куда родней.
* * *
«Егор Егорович! Снимите трубку! Мне надо с вами поговорить!»
Как они все его достали...
«Егор Егорович! Я знаю, что вы дома! У меня к вам важный, слышите, чрезвычайно важный разговор! Пожалуйста, ответьте!»
Он покосился на телефон. Выдернуть из розетки – и к черту? Хотя нет. Нужно держать руку на пульсе.
«Егор Егорович! Я последний раз вас прошу: снимите трубку. По-хорошему. Вам все равно придется ответить на мои вопросы. Если не по-хорошему – так по-плохому».
Он в сердцах шваркнул по аппарату кулаком – и все-таки отключил телефон. Ему нужно хотя бы полчаса отдыха. Тридцать минут полной тишины. Побыть, наконец, наедине с собой.
Последняя неделька выдалась тяжелой. Почему все думают, что звезды уходят из жизни как-то по-особенному? Он чуть не ухохотался, когда в одной газетке прочел: «Великая Крестовская умерла, как положено королеве: с достоинством, тихо, во сне...» Эх, писака, спросил бы его. Егор Егорович многое рассказал бы. Про постоянные, предшествовавшие ее смерти капризы, «мне холодно, мне жарко, мне страшно...». Про эти бесконечные и бессмысленные: «Через две минуты мой выход...»
Старики все – и заброшенные в глухих деревеньках, и хозяйки роскошных квартир – абсолютно одинаковые. На каждом углу кричат, что только и мечтают умереть, но за жизнь при этом цепляются отчаянно, вгрызаются в нее, с кровью вырывают последние деньки, часы, минуты... И великая (о, как его теперь коробило от этого эпитета!) Крестовская не стала исключением. Очень, конечно, эффектно говорить редким, вдруг заинтересовавшимся стареющей примой журналистам, что «ее ничто не держит на этой земле, что она все уже сказала своим танцем». Только неправда все это. Не хотела она умирать. Предложи ей кто-нибудь обменять все свои накопления на глоток эликсира бессмертия – согласилась бы, не раздумывая.
Впрочем, и без эликсира сколько скрипела! Целых пять лет ему промучиться пришлось. Но все, чего он хотел, чего столь терпеливо добивался, получилось! Правильно ему посоветовал тот адвокат: не нужно надеяться на завещание. Завещание – документ ненадежный. Его и изменить можно (что Крестовская и делала, причем не единожды), и оспорить. А дарственная – вещь безусловная. Раз однажды подарил – обратного хода не будет. И теперь вся эта роскошь – сто двадцать три квадратных метра в самом центре Москвы, на Тверской, – принадлежит ему! Неплохой итог жизни для мальчика из жалкой коммуналки... Квартирка, конечно, довольно запущенная. И ванная вся в потеках, и люстры давно на помойку просятся. И тараканы жалуют – тщетно старушки пытались их травить по старинке содой или тетраборатом натрия. Однако и полезного немало. Не то что, конечно, особый антиквариат, но неплохие картинки имеются. И книжки старинные, и столовые приборы серебряные, и посуда девятнадцатого века. Надо отсортировать поскорее балеринкино имущество. Разные наяды, орфеи и прочие статуэтки, заполонившие кабинет, ему, конечно, без надобности. Как и многочисленные платья балерины – в том числе и совсем старые, выцветшие, в которых она еще на сцену выходила. Что ж, барахло запросто можно сбагрить в этот самый, навязший в зубах музей. Пусть забирают – только то, что отберет он лично, – и оставят его в покое.
...Егор Егорович, наслаждаясь восхитительным, совершенно неописуемым состоянием владения, прошелся по комнатам. Вот ведь чудеса! И до генеральной уборки руки, конечно, еще не дошли, даже все эти склянки с лекарствами с тумбочки балерины не повыбрасывал, и не проветривал пока толком, а пропитавший квартиру омерзительный запах старости почти ушел... Ушел – вместе с телом Крестовской. Ну, а ее прах, ссыпанный в урну, к счастью, не пахнет.
Свобода! Свобода!.. И пусть заткнутся недоброжелатели и завистники. Пусть утрутся все, кто его укорял: мол, растрачиваешь свою жизнь почем зря. Что не мужское это дело – смотреть за сумасшедшей старухой. И вообще миллион примеров, пугали советчики, когда опекуны остаются ни с чем. Возятся со стариками, а все имущество достается вовсе не им. Но это только дураков кидают. А умный человек – кто знает, чего хочет, и уверенно идет к своей цели, он всегда своего добивается.
И все глупые планы: передать квартиру великой танцовщицы государству, устроить в ней музей – музей балета и эпохи, что за бред! – он, конечно, пресечет на корню. Какие, к черту, музеи – в их элитном доме? Да соседи в первый же день взбунтуются, коли в подъезд станут пускать кого ни попадя. Если только сделать, как со стариной Хэмом на Кубе поступили: дом писателя со всей обстановкой существует, но войти в него нельзя. Можно лишь в окно заглядывать – чтоб не топтали обстановку, где творил гений. А что, хорошая идея. Надо предложить в мэрии. Пусть поклонники Крестовской лазят по приставной лестнице – до пятого этажа. Вообще умора...
А все-таки интересно: до какого предела дойдут прихлебатели балерины? Оскорбленные, что все досталось не им?
Егор Егорович вернулся в гостиную. Включил телефон. Тут же раздались гневные трели. Он дождался, пока включится автоответчик. Сейчас, наверно, ему опять начнут грозить...
Но только в этот раз он услышал совсем другой голос. Девичий – робкий и чуть хрипловатый от волнения:
– Егор Егорович, это Надя. Надя Митрофанова. Возьмите, пожалуйста, трубку. Я хочу вам кое-что рассказать.
Девушка сделала паузу, и он, поддавшись ее трепетному обаянию, едва не ответил. Однако удержался. Стал слушать дальше.
– Понимаете... меня тут просят кое-что сделать... Подписать один документ... А я... я хотела прежде обсудить это с вами. Снимите трубку! Пожалуйста...
Что еще за документ, интересно?
Перезвонить ей, что ли? Только какой смысл? Магда, Влад и прочие наверняка втянули Надю в свой лагерь. И она ему – не союзница, а враг. А даже если не враг, информации выдаст на копейку, а расспросов будет – на миллион.
Нет, не станет он тратить время на глупые разговоры. Лучше поскорее привести квартиру – теперь уже бесповоротно принадлежащую ему – в порядок. Повыкидывать из кухонных шкафчиков оставшиеся от старух столетние крупы. Вынести на помойку пожелтелую и треснутую, но чем-то милую бабкам посуду. Купить Комбат, вытравить тараканов...
И зажить, наконец, королем.
* * *
Энергии Магды Францевны можно было лишь позавидовать. Нет бы тихонечко отправить письмо в прокуратуру и ждать результатов проверки! Однако неуемная тетка умудрилась еще и в прессе резонанс устроить. Вот хитрюга! Когда Надя давеча заикнулась, чтобы пресс-конференцию созвать, та только плечами пожала. А сама идею Митрофановой использовала. Да еще как – добралась аж до самих «Молодежных вестей»! С кем договаривалась, неизвестно, наверняка с самим главным редактором, но текст запроса в прокуратуру, практически без купюр, уже на следующий день появился на второй полосе газеты. И имена всех подписавших документ присутствовали – в том числе и «Н. Митрофанова, заместитель заведующего отделом всемирной истории Российской историко-архивной библиотеки». Звучало, прямо скажем, солидно.
