Татьяна Воронцова - Время черной звезды

Трудно сказать, сколько времени она просидела так, может, минуту, может, пять минут, но когда в дверном проеме без единого звука нарисовался Деметриос, чуть не упала в обморок от испуга. Хорошо, что уже сидела, не высоко падать. Ей показалось, что ее разбудили посреди кошмарного сна.

– Дмитрий?.. – пролепетала она, моргая глазами.

Он внимательно смотрел на нее сверху вниз. Опять сверху вниз!

– Я слышал крик. – Голос негромкий и ровный. – Что случилось?

Окончательно опомнившись, Ника увидела в его правой руке пистолет. Нервно сглотнула.

– Я… мне, наверное, приснилось… или показалось…

– Что тебе показалось?

Она покачала головой.

– Не знаю.

Быстро и бесшумно он обошел все помещения, заглянул в каждый угол. Вернулся, задумчиво посмотрел на тряпку, лежащую там, куда Ника ее зашвырнула, оценил стерильную чистоту вокруг.

– Постель не разобрана.

– Я тебя не ждала, – съязвила она, выдавая себя с головой.

Деметриос глубоко вздохнул. Поставил пистолет на предохранитель и убрал под распахнутую черную куртку из плащевой ткани. Кивнул головой:

– Собирайся.

– В смысле?

– Вещи свои собирай, – бросил он через плечо, уже направляясь к выходу. – Только самое необходимое. Остальное я привезу тебе завтра.

Услышав рокот мотора за окном, Ника подхватила сумку и вышла из дома. Деметриос ждал ее за калиткой, сидя на большом черном мотоцикле. От этого зрелища у нее захватило дух. Мужчина на железном коне! Вооруженный мужчина. Со стыдом она поймала себя на мысли, что не отказалась бы увидеть его схватку с достойным противником.

– Куда мы едем?

– Садись. Обхвати меня руками. Крепче! И ничего не бойся.

Дрожа от волнения, Ника придвинулась ближе и обняла его так крепко, как смогла. Железный зверь взревел и рванулся вперед.

Этот ночной полет по асфальтированной спирали, восходящей от Каливии к вершине Парнаса – сквозь лиловую тишину, которую вспарывал, как лезвие ножа вспарывает кекс, единственный звук, рев работающего мотора, – запомнился ей надолго. Деметриос вел свой «Харлей» уверенно, дерзко. Грудью Ника чувствовала через одежду, как играют мускулы у него на спине. В свете фары поочередно возникали и тут же проносились мимо деревья, кусты и маленькие подобия парлаклисов – часовен, – похожие на почтовые ящики.

Шальная мысль: мы оба без шлемов и одно неверное движение… Разбиться вдребезги здесь, во владениях величайшего из богов. Романтичная смерть.

Она почти поверила в неотвратимость такого финала, когда Деметриос вдруг направил «Харлей» прямо вниз – туда, где на первый взгляд не было никакой дороги. И все же! Все же она там была. Разбитая, каменистая, почти невидимая с трассы, но – была. Пару раз придорожный кустарник хлестнул Нику гибкими ветками по плечу, мотоцикл вильнул, объезжая какое-то препятствие, чуть подпрыгнул, скатился с горочки и остановился на крошечной горизонтальной площадке между громадными разлапистыми елями.

Деметриос выключил двигатель. По ушам ударила плотная, чудовищная тишина. Тишина, пропитанная запахом хвои. Ни порыва ветра, ни крика птицы. В этом абсолютном безмолвии протекла минута, после чего невдалеке заухала сова, и Ника облегченно перевела дыхание. Мир вокруг был живым, просто спящим. Все в порядке.

– Приехали, – тихо сказал Деметриос. Раздался щелчок, окружающую тьму прорезал узкий луч фонарика. – Добро пожаловать в замок Синей Бороды, дорогая.

Спрыгнув на землю, она посмотрела под ноги. Землю покрывал упругий ковер из опавших еловых игл.

– Дмитрий.

– Да?

– Ты сердишься?

Он подошел к ней вплотную. Под кроссовками хрустели шишки.

– Сержусь.

От него пахло дорогой, бензином, табаком. Запах мужчины. Ника с трудом подавила желание прижаться щекой к его плечу. Это было бы слишком… слишком сентиментально, да.

Слегка усмехнувшись, Деметриос взял ее за руку и повел к дому, темнеющему дальше, за елями. Разглядеть его в деталях не было никакой возможности, да Ника и не старалась. Ей вполне хватило впечатления куба, увенчанного двускатной кровлей, с несколькими крупными тротуарными плитками перед входной дверью и двумя фонарями под козырьком.

Деметриос первым переступил порог, посветил фонарем во все стороны. Дверь из прихожей в гостиную была распахнута настежь. Страшно ему сейчас? Или такие мужчины в принципе ничего не боятся? Жестом он велел Нике войти, закрыть за собой дверь и стоять на месте. Проверил надежность периметра – эту фразу она вычитала в одном детективе, – и вернулся обратно, на ходу убирая пистолет. Убирая. Но когда он его достал?

– Здесь есть электричество? – спросила Ника шепотом.

– Выключатель слева от тебя.

Она пошарила рукой по стене, нажала на клавишу выключателя. О, чудо! Прихожую залил теплый золотистый свет.

– Дмитрий, – опять заговорила Ника и сбилась. Он терпеливо ждал. – Дурацкий вопрос, наверное…

– Ничего, задавай. Я слышал много дурацких вопросов.

Стройный, одетый во все черное, он был возмутительно красив.

– Тебе бывает страшно? Хоть изредка.

– Да, конечно.

– И что ты делаешь со своим страхом?

– Со страхом? – Он слегка пожал плечами. – Ничего особенного. Позволяю ему быть. Но вот мешать мне исполнять задуманное не позволяю.

Стоя около двери с сумкой через плечо, Ника смотрела на него так, будто хотела запомнить на всю жизнь. Он сделал шаг, потом еще шаг, одной рукой привлек ее к себе, другой снял и поставил на пол сумку. Она подняла голову – не для того, чтобы показать свою готовность к поцелую, а для того, чтобы увидеть его готовность к чему-то большему, чем поцелуй. Хотя вот именно сейчас – когда это большее казалось особенно близким и доступным, – оно пугало до дрожи.

Сейчас?.. Но я не готова, я не…

Забавно, она все еще помнила собственную злость, вызванную промедлением, однако это ничуть не мешало ей отталкивать его руки, срывающие с нее одежду, и даже протестующе попискивать. Инстинкт, рефлекс… или как это называется. Он должен преодолеть сопротивление.

Ему известно, чего она ждет, а ей известно, что ему это известно. Так получай же, чертовка! Брошенная, как кукла, поперек кровати, Ника буквально коченеет и несколько секунд лежит без движения. Под ее безвольным телом – не то плед, не то покрывало из толстой щекочущей шерсти. Над головой – белый квадрат потолка.

За это время Деметриос успевает раздеться. Чувствуя, как пружинит под его тяжестью матрас, она выходит из ступора и вновь пытается улизнуть. Ее захлестывает паника. Этот воин-жрец с неожиданно мускулистым торсом, бронзовым от загара, что делает его похожим на фигуры, отлитые Донателло, ведь он способен на все! Если умеет быть холодным, значит, умеет быть и жестоким. Сознает ли он, где проходит граница между злокачественной агрессией и агрессией как силой жизни, чисто мужской первобытной тягой к завоеванию и овладению?

Она погружается полностью в наблюдение за ним, но наблюдает не глазами, а кожей. Глаза, наоборот, закрыты, чтобы красота его лица не мешала впитывать ощущения от прикосновений и движений тела. Резкий. Жесткий. Динамичный. Но не торопливый и не грубый. Вот она, грань. Тебя удерживают за руки, прижимают к кровати, вскрывают как раковину, добираются до самой сердцевины, а ты не чувствуешь себя изнасилованной, твоя плоть устремляется навстречу тому, что пронзает ее. Открыть глаза? Хотя бы для того, чтобы проверить, смотрит ли он. Прямо сейчас – пока вселенная не взорвалась и не разлетелась на мельчайшие осколки от нестерпимого наслаждения.

Смотрит, да. Серые глаза потемнели, из них словно струится дымка, заволакивает все пространство над кроватью. Нике кажется, что они плывут вдвоем по какой-то волшебной реке. Скорость течения неумолимо возрастает, вода бурлит и закручивается воронками – впереди водопад. Мышцы мужчины, окаменевшие от напряжения, бугрятся под кожей. Под смуглой влажной кожей, взывающей к острым зубам. Золотая цепочка, скользящая по шее, подчеркивает ее совершенство. Рухнуть с ним вместе в смертоносную бездну… ту самую, куда сошла бунтовщица Семела… ту самую, куда сошел вслед за ней Дионис.

Смотри на меня, мой бог, смотри!.. Я не боюсь.

Оказывается, она выкрикнула это в голос.

Он рассмеялся, а потом, заметив, что она оскалилась, шепнул ей на ухо:

– Можно.

И когда ее тело перестало ей принадлежать, и утратило контакт с объективной реальностью, захваченное наслаждением более разрушительным, чем девятибалльный шторм, она укусила своего любовника за плечо. Банально, как во всех дамских романах.

Ей хотелось услышать его голос, и он, уловив ее желание, тихо зарычал. Ника крепче вонзила зубы в солоноватую от крови ранку. Шипя и морщась от боли, Деметриос отплатил ей такой таранной атакой, что у нее искры посыпались из глаз.

– Нет, нет, нет! – закричала она, смеясь. – Хватит, Димка… я больше не могу.