Маленькая роскошь из числа тех, что греют душу. Свистун живо представил себе, как Кении Гоч, лежа на несвежих простынях, малость выпив и малость подкурившись, когда кровь играет в жилах и звенит в голове, хватается за свой «панасоник» и нажимает одну из многочисленных кнопок, чтобы призвать какого-нибудь влюбленного мальчика или задолжавшего ему мелкого наркосбытчика, – одним словом, кого угодно, кто, по свистку, готов продать то и это, включая мать родную, – или чтобы в очередной раз упрекнуть кого-нибудь неверного в вероломстве. Как он набирает номера и видит, как они высвечиваются на маленьком мониторе. Как он шепчет в трубку те или иные слова, предназначенные другому, точно такому же, как он сам, неудачнику или, напротив, удачливому торговцу, лишь бы на пять минут почувствовать себя не в одиночестве. Маленький картонный справочник в верхней части аппарата был заполнен не до конца. И заполнялся он не в один присест, судя по тому, что номера были записаны чернилами разных цветов. Книжный магазин, Джей Т., Майк, Пуч, Джет, Бобби Д., Бобби Б., Чик, Дж. Дж., Пицца, Флик, Чинк и еще с полдюжины имен и кличек, общим числом в восемнадцать. Восемь из них были записаны дважды, таким образом общее число номеров в памяти достигало двадцати шести. Восемь повторно введенных в память имен с номерами имели пометку «р», означавшую, несомненно, что речь идет о рабочем телефоне.
Имена, введенные дважды, были вынесены в отдельный столбец под основным. На телефоне имелась для этого нижнего столбца и особая кнопка, благодаря чему общая емкость памяти увеличивалась.
Свистун достал перетянутую резинкой стопку карточек три на пять дюймов, служившую ему дневником, записной книжкой и личным справочником, не говоря уж об органайзере. Выбрал чистую карточку и занес на нее имена и расположение кнопок на аппарате.
Он начал нажимать на кнопки, в результате чего каждый раз на мониторе появлялся набираемый номер, и после первого же звонка прерывал связь и заносил номер на карточку. За десять минут он управился с основным столбцом и еще за пять – с нижним.
Он сверил свои записи с телефонным справочником. Тринадцать номеров в верхнем столбце. Тринадцать – в нижнем. Лишь одна кнопка в каждом из столбцов оставалась незанятой. Он проверил ее – и номер оказался одним и тем же и вверху, и внизу. 213-00-00-213 – общий код всего Голливуда, значит, эти ячейки оставались просто-напросто неиспользованными.
А почему, собственно говоря, две ячейки из двадцати восьми были оставлены незанятыми? На всякий случай, должно быть. Ведь далеко не у каждого, даже у проститутки мужского пола, имеются двадцать восемь абонентов, которым он звонит так часто, что их номера имеет смысл ввести в электронную память. Но если уж ты заполнил двадцать шесть ячеек из двадцати восьми, то почему не все двадцать восемь, хотя бы для красоты, пусть и придется тебе занести последними службу погоды и круглосуточную торговлю поп-корном?
Он поднес телефон поближе к глазам, пытаясь разобрать сделанные мелким шрифтом карандашные пометки. Но тут в гостиную осторожно вошли и это заставило его резко вскинуть голову. Он сел, покрепче ухватившись за телефон на случай, если его придется использовать в качестве оружия. Но в дверном проеме появилась Мэри Бакет.
– В чем дело? – спросила она.
– Вы меня страшно напугали. Подкрались незаметно.
– Я не была уверена в том, что это вы, а никому другому здесь вроде бы быть не полагается.
– А что вы сами здесь делаете?
– Заехала посмотреть, не понадобится ли вам кто-нибудь, кто отвез бы вас к вашей машине. Мой рабочий день уже закончился. А вы тут со всем управились?
– Я увидел почти все, что мне нужно было увидеть.
– И это вы разложили все на такие аккуратные стопки?
– Мы с Форстменом застали тут страшный разгром. Кто-то успел порыться в квартире до нашего прибытия. Может быть, тот же тип, который стащил вещи Кении из хосписа.
– Его вещи всего лишь временно затерялись, – не столько сказала, сколько рявкнула она.
Он кивнул, решив не спорить на эту тему. Поставил телефон на пол и начал подниматься с матраса. Ему хотелось сделать это изящно и непринужденно, однако усилие оказалось чрезмерным, и его повело в сторону. Мэри, подавшись вперед, успела поддержать его.
– Где мои двадцать один, – вздохнул он.
– Что?
Он улыбнулся. Он никогда не понимал, что его улыбка производит на некоторые женские сердца сокрушительное воздействие.
– Это строчка из одного стихотворения. Мой приятель часто цитирует ее, чтобы напомнить, что мы все уже не молоды.
– А когда мне было двадцать один, я услышала такой стишок:
Раздай все кроны, фунты, все гинеи раздай,
А сердце – ни в какую, его не отдавай,
Уж лучше все до нитки раздай и растеряй.
Но мне было всего двадцать один и я этого, конечно, не поняла.
– А я в том же возрасте, в двадцать один, услышал:
Коль разобьется сердце, накинется тоска И не отпустит горе тебя наверняка.
Теперь мне сорок два, и я в полной мере оценил правоту этих слов. – Он снова улыбнулся. – Хотя, собственно говоря, мне было тогда не двадцать один, а двадцать два.
– Значит, теперь вам сорок два?
– В этом роде.
– Хотелось бы мне познакомиться с этим вашим приятелем, который любит стихи.
– Если вы хотите выпить кофе, то это можно сделать прямо сейчас.
Последний раз застыв в дверном проеме, он выключил свет. Словно понадеявшись на то, что темная квартира в последний миг что-нибудь подскажет.
– Эй, что там происходит? – донеслось с нижней лестничной площадки.
Свистун закрыл дверь и следом за Мэри спустился по лестнице.
Пожилая женщина в халате, волосы которой были убраны под сетку, с явным подозрением уставилась на них обоих.
– Кто вы такие? – спросила она.
– Я пришел с родственником мистера Гоча, – ответил Свистун.
– А вы тоже родственница? – язвительно спросила женщина у Мэри.
– Нет, она со мной. А родственник мистера Гоча уже уехал.
Старик, который приехал с вами? Я его ви-дела. А как насчет мужчины в черном? Он что, тоже Родственник?
Что еще за мужчина в черном?
– Он прибыл на место первым.
– А как он выглядел?
– Ему, по-моему, лет тридцать. Черная рубашка, черные брюки. Черные волосы на пробор, сзади заплетенные в косичку красной резинкой или ленточкой.
– Вам бы на суде свидетельницей выступать.
Свистун поглядел на Мэри. Она вроде бы смутно вспомнила человека из закусочной, но тут старуха сказала:
– А я и выступала, причем не раз.
– Не знаю я никакого мужчину в черном, – сказал Свистун. – Я прибыл со стариком. Он попросил меня задержаться и все хорошенько осмотреть.
– Чего ради?
– Просто, чтобы проверить, все ли в порядке.
– В каком смысле?
– Сам не знаю.
– О чем вас ни спроси, ничего-то вы не знаете.
– Но вам не о чем беспокоиться, – сказал Свистун. – Просто объясните мне…
– А я и не беспокоюсь. Что я, по-вашему, беспокоюсь?
– … как найти управляющего.
– Это как раз я и буду. Иначе чего ради я бы тут разгуливала в халате. Как вас зовут?
– Свистун. То есть Уистлер. Моя фамилия Уист-лер. А это вот Мэри Бакет.
– Свистун и Бакет! Нарочно не придумаешь. Но вы-то это как раз придумали.
– Мы вас не обманываем, – сказала Мэри. -Миссис…?
– Прагер.
– Вы уже слышали, миссис Прагер, что мистер Гоч сегодня умер? – спросила Мэри.
Миссис Прагер старалась казаться суровой женщиной и все же на глаза ей навернулись слезы.
– Бедняга, – вздохнула она. – Что ж, ничего удивительного.
– А почему?
– Он был наркоманом и вытворял черт знает что со своим телом. У него были нехорошие друзья и он торговал собой на панели. Искал земного рая, а превратил собственную жизнь в настоящий ад… Ну, а вы-то кто такие?
– Я главная сиделка лос-анджелесского хосписа, миссис Прагер, – ответила Мэри.
– Там он и умер?
– А вы что, не обратили внимания на то, что он в последнее время не жил дома? – спросил Свистун.
– Жильцы приходят и уходят. Платят деньги за то, чтобы обзавестись крышей над головой. А вмешательства в свою жизнь они не терпят. Но, конечно, я знала, что он болен. Только не знала, куда именно его положили. Лос-анджелесский хо… Ну ладно, неважно. Последняя станция метро. – Она поглядела на Свистуна. – А вы доктор?
– Нет, я частный детектив.
– Ищейка? Что-то не похожи вы на ищейку.
– А вы часто с ними сталкиваетесь?
– Ну, телевизор-то я смотрю.
Кино и телевидение превратили каждого из нас в эксперта относительно того, как должен выглядеть представитель любой профессии, подумал Свистун.
– Не скажете ли вы нам, миссис Прагер, где Мистер Гоч держал машину? – спросил Свистун.
– Какую такую машину? Кении не мог позволить себе машину. Все, что он зарабатывал, он закачивал себе в вену или втягивал в ноздри. Или покупал всякие амулеты, талисманы и тому подобную чепуховину.
