— Правда, — уверяю ее я.
— А ты? Как у тебя дела?
— Так, потихоньку.
— Тебя все же выпустили.
— Отчего ж не выпустить честного человека?
— А ты теперь честный человек?
— Временно.
Джессика окидывает меня взглядом: лицо, волосы, пивное брюшко.
— Ты… неплохо выглядишь.
Я оставляю эту очевидную ложь без внимания.
— Как твой бизнес?
— Очень даже ничего, — убеждает она саму себя. — Да, все хорошо. В прошлом месяце я победила в номинации «Фильм месяца».
— А как назывался фильм? «Ублажая рядового Райана»?
— Очень смешно, — отвечает Джессика. — Кстати, это фильм про геев. Много ты вообще во всем этом понимаешь.
— В роли режиссера ты меня впечатлила, — киваю я в сторону декорации, изображающей гарвардское общежитие. — Боже мой, как все-таки изменилась университетская жизнь с времен моей юности.
— Не ерничай.
— Прости, — искренне извиняюсь я.
На самом деле я завидую. Она вышла из игры и не попала в тюрьму. Более того, она занялась легальным бизнесом и теперь зарабатывает большие деньги на студии «Ария Видео». Зато моя первая попытка уйти от афер закончилась пятью годами в тюрьме, а вторая — восьмичасовой сменой в прачечной.
— Мне правда очень совестно, — добавляю я.
— Да брось ты, — улыбается Джессика.
Она до сих пор хороша, но время оставило следы на ее лице: морщинки вокруг глаз, дрябловатая кожа на шее. Я прикидываю, подходит ли она мне для аферы? Сможет ли соблазнить Эдварда Напье, привлечь его внимание, оказаться голой в его постели и завоевать доверие?
— Почему ты на меня так смотришь? — спрашивает Джессика.
— Просто смотрю.
— Странный у тебя взгляд. В чем дело? Думаешь, я постарела?
— Нет, конечно.
— Послушай, Кип, это ты постарел. А я кому угодно задам жару.
— Ладно, ладно, — сдаюсь я, поднимая руки вверх.
— Согласен?
— Ну конечно.
Прошло четыре года, а мы будто не расставались. Напротив меня сидит не проститутка и не аферистка, а человек (теперь я это понимаю), рядом с которым мне хочется быть — тридцатишестилетняя женщина, которая закажет китайской еды дождливым вечером, которая прикорнет перед телевизором, а потом заснет в моих объятиях.
Интересно, а как осуществить это желание? У меня всегда было с этим туго. Я знаю, где я сейчас, и знаю, где хочу оказаться. А вот как это сделать — для меня загадка.
— Как Селия поживает? — интересуется она.
— Развелась.
— И сколько раз?
— Только один, со мной. Она теперь живет с каким-то типом. Его зовут Карл.
— Посимпатичнее нашла?
— Наверное. И уж точно поумнее.
— Ну, это еще ни о чем не говорит. У тебя же осталась куча денег от «Карточной диеты».
— Не-а.
— У тебя что, вообще денег нет?
Я пожимаю плечами, уходя от прямого ответа.
— Так вот почему ты пришел.
— Погоди-ка. Ты сама мне первая позвонила.
— Но я же знаю тебя, Кип. Ты бы ни за что просто так не поехал в город, — говорит она, поднимая голову и не сводя с меня взгляда. Затем, чуть мягче, спрашивает: — Ты чего-то от меня хочешь?
В данный конкретный момент я хочу, чтобы она вышла за меня замуж.
— Нет.
— Давай я сама догадаюсь, — предлагает Джессика. — Ты задумал аферу.
— Ну ладно, — сдаюсь я, осознав, насколько неуместно прозвучит сейчас предложение руки и сердца. — Вообще-то я задумал одно дельце. Мне нужна девушка. Женщина, — поправляюсь я. — Да, девушка, — в итоге говорю я, решив, что Джессике будет приятнее услышать именно это. — А тут ты сама позвонила, и в общем… — Я замолкаю.
— Я думала, ты завязал.
— А я и завязал. То есть пытался завязать.
— И что стряслось?
— Дело в Тоби…
— В Тоби?
— Да, в моем сыне.
— Сыне? Сколько ж ему? Лет двенадцать, вроде?
— Типа того, — пожимаю я плечами. — Вообще-то, ему уже двадцать пять.
— Господи, — удивляется она. — Да ты уже совсем старый.
— Спасибо. Давай поженимся.
Я так и не услышу ответа, ведь прежде чем мы сможем продолжить семейную сцену принцессы и свинопаса, придется узнать, кто стучит в дверь. Лысый секретарь просовывает голову в кабинет.
— Джессика, — говорит он тихим спокойным голосом, словно хочет напомнить об ожидающем в коридоре посетителе. — Есть стояк. Можно продолжать.
— Понятно, Левон. Я сейчас.
Левон закрывает дверь.
— Кип, мне надо идти, — объясняет она, поворачиваясь ко мне.
— Солнце встало, и пора за работу?
— Умно. Никогда не слышала этой шутки.
— Правда?
— Нет, конечно. Уже раз сто слышала. Только за эту неделю, — говорит Джессика, поднимаясь из-за стола. — Рада была тебя видеть, Кип.
— И все?
— В смысле?
— Это все? Больше ты мне ничего не скажешь?
— Мне надо работать. Сейчас каждая минута дорога… сам знаешь.
Еще бы мне не знать.
— Джесс, если серьезно…
— Ладно, — перебивает меня она. — Я согласна.
— На что?
— На эту твою работу. Аферу. Или что ты там задумал. Ведь ты за этим пришел?
Ну ладно, со свадьбой пока не вышло. Надо будет потом еще разок попытаться.
— Да, именно за этим я и пришел.
— Я знаю, ты не обратился бы без особой необходимости. Ты не стал бы меня просить рисковать всем этим, — обводит она рукой свой кабинет со столом из «Икеи», фикусом и холодильничком. Я, как всегда, не могу понять, в шутку она говорит или нет. — Ведь все действительно серьезно?
— Тоби в беде, — объясняю я.
— Тогда можешь на меня рассчитывать.
— А ты не хочешь узнать…
— Просто сделай так, чтобы я не оказалась в тюрьме.
— Обещаю, этого не произойдет, — киваю я.
— На том и сойдемся, — соглашается Джессика, отходя к двери и открывая ее. — А сейчас надо сцену доснять. Хочешь посмотреть?
— Не особенно.
— Ничего, я тебя не виню, — говорит она. И, чмокнув меня в щеку, растворяется на съемочной площадке.
* * *
Вам, наверное, интересно, было ли у меня что-нибудь с Бриллиантовой Бриттани, она же Джессика Смит. Было, тринадцать лет назад в Санта-Барбаре. Жертва нашей аферы — владелец сети бакалейных магазинов в Неваде — распсиховался и не пришел на свидание с дамой, ищущей партнера для ни к чему не обязывающего секса. Мы были одни в гостиничном номере, теплый ветер шелестел в листьях пальм за окном, и нам вдруг самим захотелось ни к чему не обязывающей ночи. Мы занимались любовью в ночной прохладе и заснули в объятиях друг друга. Наутро я поднялся с ноющей болью в животе и осознанием того, что совершил страшную ошибку — я разрушил все, я обошелся с самой важной женщиной в моей жизни как с какой-то девицей по вызову. Наверное, она чувствовала нечто похожее. Ведь хотя потом мы ни разу не вспоминали о том случае, ни слова о нем не проронили, любовью мы больше не занимались. Наверное, мы оба так решили.
И в этом, быть может, и заключается настоящая, вечная любовь, вы не находите? Когда у двух людей возникает одна и та же мысль, когда они соглашаются с нею, не обмолвившись при этом и словом. Как еще, кроме как любовью, можно это назвать?
* * *
Но, естественно, о ночном звонке все же стоит задуматься.
От женщины четыре года ни слуху ни духу, а потом, когда вы планируете аферу, она вдруг звонит, чтобы поинтересоваться, как дела. Каковы же шансы, что это простое совпадение?
Я трижды пытался радикально изменить свою жизнь, и все три раза меня ждала неудача. Может, хватит уже пытаться?
Попытка первая: мне было двадцать, я заявил отцу, что не желаю идти по его стопам, что я устал обманывать, устал постоянно оглядываться и все время бояться полиции. Я поступил в нью-йоркский университет Квинс-колледж на юридический факультет, поскольку, как мне казалось, тем, кто за мной гоняется, живется куда лучше, чем мне.
Отец отозвался на мое решение тихой яростью, словно я нанес смертельное оскорбление всему, чего он достиг. Отчасти он, конечно, был прав. Он перестал со мной разговаривать, но последнее слово все равно оставалось за ним: словно в пику мне, он умирал. Последние девять месяцев своей жизни отец был прикован к постели, кожа его пожелтела, от него воняло. Мать тем временем должна была как-то расплачиваться со всеми его долгами. А задолжал он много и очень опасным людям. Я бросил университет и вернулся на улицы. Я проворачивал самые разные аферы, пока не выплатил все долги родителей. Прошло полгода: они оба были мертвы, а я так и не вернулся в университет, даже не попытался. Мой отец победил и теперь ухмылялся из могилы.
Попытка вторая: мне было сорок два, я был уверенным в себе человеком — наконец-то, спустя двадцать лет. Я оглядывался вокруг, видел успешных людей — честных людей, никогда не нарушавших закон, никогда не вздрагивавших при виде полицейских мигалок в зеркале автомобиля — и понимал, что я умнее любого из них. Я решил, что мог бы жить такой же скучной жизнью, иметь участок в западном пригороде Лос-Анджелеса, с бассейном во дворе и двумя машинами в гараже. Коль скоро они, люди работящие и звезд с неба не хватающие, смогли преуспеть в бизнесе — в честном бизнесе, — то и я смогу.
