– Ладно, – уступил Шапиро, – это не ты заплатил за нее. Но ты же не собираешься заставить меня поверить в то, что Ольга Монтиньяк возвращалась в твой квартал специально за этим, или что это подарок Деда Мороза… Возможно, – добавил он почти угрожающим тоном, – тебе следовало бы сознаться, что ты укрывал эту женщину у себя до того, как было совершено убийство ее супруга.
Он вынул пачку «Честерфилда» из кармана, выудил из нее сигарету и прикурил от своей зажигалки, затем спросил, четко выговаривая каждое слово:
– А по поводу убийства мужа есть у тебя какие-нибудь соображения?
Он медленно выдыхал дым в потолок, в то время как я давил свою сигарету в пепельнице, полной окурков. Эта операция на несколько секунд отвлекла его, потом, увидев, что я не отвечаю, он продолжил:
– Лично я думаю, что у нас есть достаточно веские улики против этой женщины. У нее, скорее всего, были ключи от особняка и, вероятно, от кабинета, она могла спокойно поджидать мужа внутри, чтобы убить. Причин для этого хватало. Он невероятно жестоко с ней обращался. Она показывала нам синяки по всему телу. Мы предложили ей написать заявление, но она отказалась. Я думаю, она должна была тебе об этом рассказывать, если нет, то стоило бы задуматься о том, что она у тебя делала.
– Она только об этом и говорила. Ее клептомания была средством провокации мужа. Она не могла вынести полного подчинения у этого типа. Параноик, считавший, что ему все позволено, и к тому же обладающий значительным состоянием.
Шапиро раздраженно пожал плечами:
– Все это – пыль в глаза, выдумки прессы. Монтиньяк был нищим. Знаешь пословицу: богатому все бесплатно. Его талант заключался в том, чтобы заставить поверить, что он богач. Для этого он не скупился в средствах: особняк, шумные приемы, роскошные офисы, частный самолет. Все эти финтифлюшки богатых. А на самом деле гол как сокол. Ни сантима. Но он мог рассчитывать на средства массовой информации, чтобы поднять шумиху. Тактика была проста. Он раздевал Поля, чтобы одеть Пьера. Если хочешь, он занимал справа, чтобы вернуть долги налево. Старо как мир, но эффективно. Особенно в его исполнении! Он пользовался таким авторитетом, что, несмотря на долги, банки абсолютно утратили бдительность. Он сравнивал их с женщинами в пылу страсти, которые поднимали юбки при его приближении. И небезосновательно. Они настежь открывали перед ним сейфы, ему оставалось только пользоваться. Это позволяло ему подбирать разорившиеся предприятия, которые он выкупал за символическую сумму, а затем перепродавать их, получая дополнительную прибыль, которой он делился со своими кредиторами. Скомпрометировано множество людей. И я еще не закончил разбирать досье. Его политическая поддержка заменяла ему магию. Услугами Монтиньяка пользовались, чтобы вливать наличные в подпольные кассы. Когда он оказался на скамье подсудимых, его бывшие сообщники начали притворяться, что только что узнали, кем он был, или клясться, что незнакомы с ним. Короче, крысы бегут с корабля… Ольга каждый раз, когда ее арестовывали, публично заявляла, что это не ее, а мужа надо посадить в тюрьму. Потому что, по ее утверждению, рядом с ним она была просто наивным младенцем.
– И тем не менее не из-за этого же она его убила!
– Конечно, нет! Она убила его, чтобы он не прикончил ее. По ее словам, он хотел от нее избавиться, потому что она слишком многое знала о его делах, но потом она больше не говорила об этом или пробавлялась тем, что писалось в газетах. Мы не приняли ее всерьез. Признаю, это было ошибкой. Если хорошо поразмыслить, ее клептомания, вероятно, была своеобразным призывом о помощи.
Он прервался, чтобы найти свободное место в пепельнице. Не найдя, бросил окурок в корзину для бумаг. Его кабинет пропах табаком, он, должно быть, провел день, выкуривая сигарету за сигаретой. Очевидно, дело Монтиньяка портило ему жизнь. Он прикурил новую, затем, поколебавшись немного, протянул мне пачку, я не стал отказываться.
– В любом случае, для нее было бы лучше, чтобы мы ее арестовали. Воровство с витрины – менее серьезный проступок, чем убийство. К сожалению, из-за твоих показаний, мне пришлось ее отпустить.
Он не ошибался. Если бы она оказалась в тюрьме, это, по крайней мере, уберегло бы ее от того, чтобы погибнуть на моей кушетке. У меня был соблазн рассказать ему правду, но он не оставил мне на это времени.
– Я уверен, что ты солгал мне в тот вечер, – сказал он. – Но не будем к этому возвращаться. Я понимаю, что ты хотел защитить ее. Если бы моя любовница оказалась в подобной ситуации, я, вероятно, поступил бы так же.
– Ольга Монтиньяк никогда не была моей любовницей.
– У меня есть доказательства обратного.
У меня глаза расширились от удивления.
– Доказательства обратного?
– Твоя домработница застала тебя с ней на кушетке. Она была полуголой, ты целовал ее в губы. Не говори мне, что именно так ты лечишь своих пациентов. Вот ее показания, можешь прочитать.
Вот почему Май Ли избегала меня. Я проигнорировал отпечатанный на пишущей машинке листок, который он мне протягивал.
– Ты допрашивал мою домработницу! По какому праву?
Мой гнев его совершенно не смутил.
– Застала она тебя с этой женщиной, да или нет?
И снова я промолчал. Шапиро не стал настаивать.
– Я не требую письменного признания. Ты волен спать, с кем тебе хочется. Только, если Ольга была твоей любовницей, разъясни мне некоторые вещи. Ты уже оказал ей любезность, избавив от тюрьмы, а теперь еще хочешь прикрыть ее бегство.
– Это неправда.
– Тогда где она?
– Я ничего об этом не знаю.
– Как так, не знаешь?
– Ничего не знаю, вот и все.
– Она тебе ничего не говорила до того своего исчезновения?
– Нет.
– Так ты видел ее перед тем, как она сбежала?
– Да не видел я ее! – воскликнул я вымученно. – Она не приходила с понедельника. Что она делала потом, я не знаю.
– Сожалею, но я тебе не верю.
– У тебя есть еще свидетельские показания и доказательства, чтобы опровергнуть мои слова?
Он указал мне на толстую стопку информационных распечаток на своем столе.
– Это банковские операции, которые Макс Монтиньяк осуществил за последние недели, – сказал он. – Семь миллионов франков, сняты с разных счетов, включая Швейцарию и Люксембург. Он опустошил все, что только мог. И не для того, чтобы погасить долги. Он готовился покинуть Францию, прежде чем судья предъявит ему обвинение. Что стало с этими деньгами? Мы ничего не нашли в его сейфе на авеню Монтеспан. Или он спрятал их где-то еще, или их забрал, а скорее, забрала его убийца Ольга знала о планах своего мужа, догадывалась, что он хотел от нее отделаться. Полагаю, она говорила тебе об этом на ваших… сеансах. Дальше все ясно. Она убивает мужа и сбегает с деньгами. С ее точки зрения, это компенсация за все, что он заставил ее вынести. Во всяком случае, это версия, которую я поддерживаю.
– Вот что называют совокупностью предположений, основанных на вероятности, – заметил я.
– Твое участие в этой истории тоже очевидно. Ольга рассказала тебе о своих планах. Я признаю, что ты, должно быть, пытался отговорить ее, но безуспешно и, возможно, не слишком сильно старался. Потому что, по сути, это убийство тебя устраивает. Монтиньяк – негодяй. Какие угрызения совести можно испытывать с таким человеком, как он? Его жена – твоя любовница. Он угрожает ее убить. Это уже достаточно веская причина, чтобы его устранить, не так ли? А тут вот еще: он собрал себе в дорогу что смог, и у тебя как раз по горло проблем с деньгами. С этого момента круг замыкается. Конечно, это не ты стрелял, я считаю, что ты не способен никого убить. А Ольга – да. Итак, ты приютил ее у себя дома, пока она не нанесла ему решающий удар. Чтобы не обнаружилось, что ее «Ланча» стоит рядом с твоим домом, ты оплатил ее штрафы за неправильную парковку. А когда Ольга убила мужа, ты помог ей сбежать. Я ошибаюсь?
Он посмотрел мне прямо в глаза, чтобы оценить произведенный его словами эффект. Я опешил. Он сам верил в эту сказку или собрал ее, как мозаику, из разных деталей, чтобы вынудить меня признаться в преступлении?
– Если ты не хочешь усугублять свое положение, – продолжил он, – тебе лучше сказать мне, где вы договорились встретиться.
– Мы можем на этом остановиться, – ответил я. – Если ты убежден в том, что я соучастник Ольги в этом убийстве, тебе остается только арестовать меня. Я лишь хочу позвонить адвокату. Это мое право, не так ли?
Шапиро посмотрел на меня с задумчивым видом. Потом взял пепельницу и вытряхнул ее содержимое в корзину для бумаг.
– Я действительно мог бы задержать тебя здесь, – сказал он, – но вопреки тому, что ты думаешь, у меня нет никакого желания преследовать тебя. Мы старые друзья, и в данный момент я не располагаю ничем, кроме домыслов. Напротив, я прошу тебя остаться в зоне досягаемости полиции и не покидать Париж, не предупредив меня. Ну вот, теперь можешь вернуться к себе.
