– А потом водкой, реализуемой вашим магазином, отравились насмерть два человека, – подытожил Кравченко. – И еще имеется несколько случаев отравлений, к счастью, не смертельных. Видимо, те люди не были законченными алкоголиками и, почуяв неладное, не стали допивать эту гадость, – это Кравченко уже поделился своими соображениями со всеми присутствующими.
– А я-то тут при чем? – огрызнулся Мерзляев. – У меня все чисто, вон документы можете проверить. На них подпись санэпидинспектора стоит! Так что с меня какой спрос?
– Вы сами только что признали, – невозмутимо продолжал Антон Владимирович, – что подпись эту санэпидинспектор Белокопытова поставила после того, как вы ей дали взятку. Владимир Александрович, вы же уже признались, зачем же вы возвращаетесь к первоначальным показаниям? – поморщился он. – Уже поздно что-либо отрицать. Лучше расскажите о роли во всем этом господина Коробейникова.
Мерзляев метнул на Коробейникова ненавидящий взгляд.
– Короче, покрывать его я не собираюсь, – выпалил он. – Он позвонил мне после того, как откинулись эти алкаши, и велел немедленно уничтожить документы, в которых значилось, что эта Белокопытова проводила у нас проверку. Только я не такой дурак! Мне-то чего о его шкуре заботиться? И я просто отвез документы к себе домой. Я рассчитывал, что если все-таки приедут с вопросами, то я смогу предъявить этот акт и сказать, что с меня, мол, взятки гладки – вот документ, подписанный санэпидинспектором, что у нас все в порядке. Вот с нее и спрашивайте…
– Но так оказалось, что Наталья Белокопытова убита, – закончил Кравченко. – И это меняет дело. Она уже не сможет взять всю вину на себя. Да и она, кстати, в этом случае пыталась бы отвести от себя вину. Вы же каждый о своей участи сейчас печетесь, и она вела бы себя точно так же, это абсолютно ясно. Так что вам, Владимир Юрьевич, все равно не удалось бы избежать ответственности. Так что же, Игорь Николаевич, – он посмотрел на Коробейникова. – Вы по-прежнему стоите на своем? Поверьте, это ничего не даст.
– Я больше ничего не буду говорить, – нервно произнес Коробейников. – Без адвоката – ничего.
– Это ваше право, – легко согласился Антон Владимирович. – Только и адвокат вам не поможет. Факты железные, от них никуда не деться. А вам следует подумать о том, что вам грозит еще и обвинение в убийстве.
Коробейников ничего не ответил. Поняв, что сейчас продолжать разговор бесполезно, Кравченко распорядился увести всех. В кабинете остались он, я и Мельников.
– Ничего, он все равно с минуты на минуту расколется, – убежденно проговорил Антон Владимирович, закурив сигарету. – Так что с этим порядок. Надо думать, как «колоть» его по поводу убийства Белокопытовой.
– Да обычный допрос с пристрастием, – покосившись на меня, проронил Мельников.
– Попробуем, попробуем, – развел руками Кравченко. – Только это уже в компетенции вашего ведомства. Мы-то свою работу сделали. С вашей, конечно, помощью, за что вам искреннее спасибо.
– Не за что, – буркнул Мельников и поднялся. – Нам сейчас пора, как момент его «раскола» назреет, звякнешь.
– О’кей, – согласился Кравченко, и мы с Мельниковым покинули здание ОБЭП.
– Ну и что, снова ждать? – обратилась я к Андрею, сидя в его служебной машине.
– Я думаю, что недолго, – успокоил меня Мельников. – Факты против Коробейникова и в самом деле неопровержимые, и он это понимает, так что скоро его можно брать тепленьким. Тебе, кстати, присутствовать при допросе совершенно необязательно, а о результатах я доложу. Договорились?
– Хорошо, – вздохнула я, поскольку мне не очень-то хотелось присутствовать при допросе «с пристрастием». Я в случае чего и сама могу его учинить, но наблюдать, как стараются мельниковские сержанты, – интересного мало.
Поэтому я поехала домой и занялась текущими делами в ожидании новостей от Мельникова. Увы, новости эти оказались неутешительными. Андрей сообщил, что Коробейников сознался в своих преступлениях профессионального характера, которые удалось доказать. Была накрыта целая сеть его агентов, которые занимались выявлением фактов нарушений санитарно-гигиенических норм в различных фирмах. Задержаны были и некоторые сотрудницы СЭС, причастные к этим делам. Однако свою вину в смерти Натальи Белокопытовой Коробейников отрицал начисто.
– Уж что только с ним не делали, – грустно завершил свой рассказ Мельников. – Не признается, и все тут. Говорит, что отродясь с киллерами дела не имел, а у самого него на момент ее гибели железное алиби.
– Может, врет? – немного расстроившись, предположила я.
– Да нет, похоже на правду, – вздохнул Мельников. – Попробуем, конечно, еще потрясти его, но боюсь, что доказать его вину в этом вопросе все равно не удастся.
– Понятно, – кивнула я. – Что ж, значит, я продолжаю поиски.
– Связь постоянно поддерживаем, – тут же сказал подполковник.
– Разумеется, – ответила я и повесила трубку.
Что ж, значит, с версией о причастности к убийству Натальи Белокопытовой Коробейникова придется подождать. А скорее всего, к ней вообще не придется вернуться. Я знала, как в ведомстве, где работает Мельников, умеют выбивать признания. И если сломанный и деморализованный вскрытием его махинаций Игорь Николаевич не сознался в своей причастности, значит, видимо, он действительно ни при чем. И нужно искать другие версии.
* * *
По дороге домой я еще раз перебрала в памяти круг общения Наташи Белокопытовой, благо он был не так уж велик. Домочадцы, отец, Валера Скамейкин… Валера теперь тоже отпадает. Что, если это все-таки кто-то из остальных ее близких? Или ее действительно вообще по ошибке убили?
Я попробовала представить себе картину, предшествующую преступлению. После ухода мужа на работу Наташа остается одна. Она собирается на встречу с Валерой Скамейкиным и, скорее всего, берет с собой деньги. Кстати, это еще непроверенный факт. И нужно бы постараться уточнить, не просила ли Наташа незадолго до смерти денег у кого-то из близких. А в первую очередь у отца.
Если исходить из того, что деньги у нее были, то напрашивается версия, что из-за них-то ее и убили, потому что крупной суммы при ней не нашли. Но о деньгах, по логике вещей, никто не должен был знать – кроме нее и Валеры. И, естественно, того, кто эти деньги одолжил. Но понятно, что Иннокентий Станиславович не станет убивать родную дочь. Да и вообще у кредитора нет никакого смысла поступать столь абсурдно – сначала одалживать деньги, а потом убивать Наташу и эти же деньги забирать! Нет, это, конечно, чушь. Значит, убили ее все-таки не из-за денег, а их прихватили просто попутно, случайно? Но стал бы случайный грабитель действовать вот так, наобум, не имея понятия о том, сколько у Наташи денег в сумке? А если не случайный грабитель, то опять приходится возвращаться к старым знакомым – родители, сестра, муж…
Кстати, а так ли уж у мужа не было мотива? Жена сидела у него в печенках, и кто знает, может быть, только так он и мог отвязаться от нее? Ведь говорила же Настя, что Наталья постоянно грозила Аркадию выгнать его из квартиры и лишить всех материальных благ? Возможен вариант, что незадолго до своей смерти она решительно указала мужу на дверь. И что в таком случае ему было терять? Квартира и так не его, должности своей он бы лишился, если бы Наталья всерьез на него взъелась, а убив ее, он оставил шанс сохранить хотя бы свою высокооплачиваемую работу. Да и возможно, что машину тоже. Зачем Иннокентий Станиславович будет ставить ему палки в колеса? Ведь он отец его внука. Правда, теперь выяснилось, что отец совсем не он, но всем-то это неизвестно. В конце концов, квартира, скорее всего, достанется маленькому Кириллу, а Аркадий, став его опекуном, тоже получает право там проживать. Со временем вся история забудется, все сгладится, никто не будет знать, что это он убил Наташу. Он сможет начать жизнь с другой женщиной и наладить свои дела.
Да, определенный смысл в этом есть. И наверное, пришла пора проверить Аркадия очень тщательно. Ведь я еще даже не установила, есть ли у него алиби. И именно этим я решила заняться прямо сегодня, благо была еще только середина дня. Вот только домой стоило заехать пообедать.
* * *
После обеда я набрала телефонный номер квартиры, где жили Наташа Белокопытова с мужем. Мне ответил Аркадий.
– Добрый вечер, это Татьяна Иванова, – представилась я. – Вы не могли бы ответить мне на такой вопрос: где вы находились сами в момент убийства вашей жены?
– Как где? На работе, – удивленно ответил Аркадий. – Я когда на остановке стоял, автобус ждал, меня соседка видела. Она может подтвердить, что я садился в этот автобус.
– А вы можете сообщить мне фамилию и адрес вашей соседки? – попросила я.
– За меня принялись? – усмехнулся Аркадий. – Что ж, могу, конечно. Зовут ее Галина Васильевна Сычева, а живет она в тридцать шестой квартире. Можете зайти и поговорить с ней, если она, конечно, дома.
