Эраст Арутюнович, должно быть, был моложе своего покойного брата. На вид ему нельзя было дать больше шестидесяти. Небольшого роста, полненький, лысоватый, одетый в хороший костюм, он сидел за большим письменным столом.
– Здравствуйте, Эраст Арутюнович, – сказала я.
– Здравствуйте! Мы знакомы? – Он, прищурившись, внимательно всматривался в мое лицо. Говорил он с едва заметным акцентом.
– Нет.
– Ай, как жаль! Тогда познакомимся?
– Меня зовут Полина.
– Красивое имя! Красивая женщина! Что привело вас ко мне?
– Эраст Арутюнович, я хотела поговорить с вами о вашем брате, Ашоте Арутюновиче.
– Что говорить? Нет человека! Вы его знали?
– Нет. Я знаю его вдову, Екатерину Петровну…
– Ты ее подруга?! Тогда уходи! Не будет разговора! – Он даже вскочил с кресла от возбуждения.
– Нет, нет, успокойтесь! Я не ее подруга, скорее наоборот.
– Наоборот – это как? – уточнил Казарян.
– Она – мой враг!
Он опустился в кресло и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Враг моего врага – мой друг, – сказал Казарян тихо и очень твердо. – Я тебя слушаю.
Лихо он перешел на «ты»! Но манерничать мне в данный момент не стоило – не тот случай.
– Я хочу узнать, как умер ваш брат. Мне кажется, это не было случайностью…
– Случайностью?! Ашот совсем голову потерял на старости лет! Влюбиться в проститутку! Позор на его седую голову, а заодно – на весь наш род! Я ему говорил: брат, это добром не кончится! Он меня слушал, а? Нет. Он меня не слушал, никого не слушал. Только ее слушал! Пошел и расписался с ней. Дурак!
Я дала Эрасту выговориться и повторила свой вопрос:
– Так как все-таки умер ваш брат?
– Он купался в ванне и случайно уронил электробритву в воду. Такова официальная версия! Но я в это не верю! Он что, дурак, бриться и купаться одновременно?! Мужчины делают это по порядку: сначала купаются, потом бреются. Как, скажите мне, лежа в ванне, можно брить лицо?!
– Да, это очень странно, – подтвердила я. – Надеюсь, расследование проводилось?
– А что толку? Я вас спрашиваю: что толку в расследовании? Да, они дали такое заключение – несчастный случай. Но я в это не верю. Мой брат никогда не брился в ванне!
– У меня тоже есть сомнения в честности Екатерины…
– Какая честность, слушай?! Проститутка! Сволочь! Убийца!..
Эраст Арутюнович так кричал, что дверь в его кабинет открылась и в нее заглянула мужская голова.
– Уйди! – крикнул хозяин кабинета и добавил по-армянски для верности: – Гна!
Голова скрылась за дверью.
– Я ему говорил: хорошо, брат, ты сдурил, женился на этой… грязной женщине. Тогда напиши хотя бы завещание, пусть я буду твоим наследником, как младший брат. Нет! Он меня не послушал. Он говорил: да, брат, напишу… А время шло. Сколько длился их брак?
– Говорят, меньше года.
– Десять месяцев! Больше эта тварь не выдержала. Я знаю, нехорошо так говорить о женщине, но эта – просто тварь! Как ее земля носит?! Она вступила в права наследства и продала бизнес моего брата. Зачем? Там все было хорошо налажено. Он занимался закупкой фруктов семь лет! Поставщики были, покупатели были, все было – только работай по накатанной! Нет, продала! Какая глупая женщина! Что она сделала на деньги от проданного бизнеса? Бордель открыла! На машине моего брата стала ездить.
Эраст Арутюнович опять так раскричался, что в дверь снова заглянула мужская голова и спросила что-то хозяина по-армянски.
– Уйди! – крикнул Эраст и добавил пару слов на своем языке. Голова вновь скрылась.
– Я, возможно, огорчу вас, Эраст Арутюнович, но все-таки скажу: эта женщина переехала в другой город и там тоже открыла такое же агентство.
– Ай, какая тварь! Ей мало девочек из этого города? Хорошо, что у нее самой нет детей! Такой гадине нельзя быть матерью. Иначе она родит и воспитает таких же гадин! – Эраст помолчал с минуту, потом задумчиво добавил: – А у ее подруги есть ребенок…
– Что?! У Руз… У Марии есть ребенок?! Откуда вы знаете?
– Я проводил свое собственное расследование, просил кое-кого из знакомых навести справки… Мне сказали, что у Петуховой Марии есть дочка, Ксюша. Она живет у матери Марии.
– Эраст Арутюнович, вы можете дать мне адрес этой женщины?
– Я не знаю, зачем тебе ее адрес, – хозяин кабинета поднял указательный палец вверх, – но я тебе его дам!
Он полез в стол, рылся там какое-то время, достал блокнот и продиктовал мне название улицы, номер дома, а также имя матери Марии.
Я поблагодарила Казаряна и встала.
– Слушай, Полина, приходи в мой ресторан и кушай тут! Денег с тебя не возьмут, я распоряжусь.
– Спасибо, но я сегодня скорее всего уеду.
– Ну а если не уедешь – приходи!
Я еще раз поблагодарила хозяина кабинета, попрощалась и вышла.
Улица, где жила мать Марии Петуховой, находилась почти на самой окраине города. Старые двух-трехэтажные дома, местами облупившиеся, во дворах – ни скамейки, ни детской горки. От этой нищеты и убогости веяло такой тоской!
Я нашла нужный мне номер дома и остановилась во дворе. Здесь стояли железные гаражи и один полусгнивший проржавевший автомобиль без стекол, со спущенными колесами, вросшими в землю. Среди этой экзотики играло несколько детей от десяти до тринадцати лет. Они бегали друг за другом вокруг машины и между гаражей и ловили сначала одного, затем другого. Бедные дети! Больше заняться им здесь было нечем.
Я постояла некоторое время в стороне и послушала их крики:
– Сашка! Теперь водит Сашка!
– А-а! Спасайся!
– Ага, поймал! Макс водит!
– Ай, меня поймали!..
– Ксюха водит, бежим!
Я определила ту девочку, которую ребята звали Ксюхой. Лет тринадцати, худенькая, лицом похожая на Рузанну-Марию. Простенькое ситцевое платье было ей явно великовато, значит, с чужого плеча. Да ладно еще, будь оно чистым, но платье было далеко не первой свежести.
Вдруг откуда-то сверху раздался зычный женский голос:
– Ксюха! Беги за хлебом!
– Ну, ба… Потом! Я еще поиграю…
Я подняла голову и увидела на балконе третьего этажа женщину лет пятидесяти в замызганном халате, с бигуди на голове. Она держала в руке половник, облизывая его.
– Кому сказала! Беги за хлебом, жрать пора, а хлеба нет!
Да, лексикон у Машиной мамы, прямо скажем, не дворянский. Внешне-то они похожи, только женщина на балконе полнее и развязнее.
Девочка обиженно опустила голову и поплелась в подъезд. Через пару минут она вышла с пакетом в руке и пошла, как видно, в магазин. Я отправилась следом, держась от нее на небольшом расстоянии.
В магазине девочка положила в свою корзину хлеб, пачку масла, килограмм весового сахара, что-то еще… Когда она подошла к кассе, продавщица пробила чек и сказала:
– С тебя семьдесят три рубля пятьдесят копеек.
Девочка долго считала деньги у себя на ладони, затем протянула их продавщице.
– Здесь не хватает десяти рублей, – сказала та.
– У меня больше нет.
– Тогда выложи что-нибудь, пачку масла, например.
– Но у нас масло кончилось, – насупилась Ксюша.
– Что делать! Раз у тебя денег не хватает. Или вот батон выложи…
– У нас и хлеба нет…
– Не надо ничего выкладывать, – сказала я, – вы говорите, десяти рублей не хватает? Вот, возьмите. – Я протянула продавщице десятку.
Та отдала чек девочке. Ксюша посмотрела на меня с благодарностью:
– Спасибо… – И она вышла из магазина.
Я купила две порции мороженого и выскочила следом за ней.
На улице я догнала ее.
– Тебе в ту сторону? Мне тоже. Значит, вместе пойдем, – сказала я.
Девочка осторожно покосилась на мороженое.
– Ты знаешь, – сказала я, – я вот взяла две порции, а теперь вижу, что не съем столько. Поможешь? – Я протянула Ксюше мороженое.
Та испуганно завертела головой:
– Нет, не надо…
– Бери, я его все равно выброшу. Да я правда не хочу два, одно бы съесть. – Я снова протянула мороженое девочке. У той от радости даже глаза загорелись.
– Спасибо, – очень тихо сказала она и взяла лакомство. Было видно, что ей страшно неудобно, может, даже стыдно, но желание съесть мороженое оказалось сильнее.
Мы шли по тротуару и лизали холодную сладкую массу.
– Меня Полиной зовут, – сказала я, – и я могу угадать, как зовут тебя.
– Не угадаете, – чуть осмелела девочка.
– Угадаю! Так, так, так… Тебя зовут… Ксения! Что, я угадала?
– Да… – растерянно сказала она. – А вы что, все-все так угадывать можете?
– Нет, но кое-что… Вот ты, например, живешь не с мамой. Правильно?
Ксюша опустила голову.
– Да…
– Ты живешь с бабушкой, а маму видишь очень-очень редко. Так?
Девочка вздохнула:
– Так…
– А еще могу сказать, что с бабушкой тебе плохо.
