Немного поиронизировав над своими страхами, он раскрыл ноутбук и углубился в работу. По подиуму дефилировали модели, демонстрируя красивые и не очень наряды известных кутюрье. Кутюрье, в свою очередь, давали интервью на пока еще непонятном ему итальянском. Язык Диме нравился, и он намеревался выучить его. Потом он раскрыл «ворд» и начал писать. Текст не шел, непривычно было работать с «неживым» материалом. И, думая над очередной фразой, Дима заснул. Спал крепко, не вставая и не раздеваясь. Только когда к утру повеяло предрассветным холодом из распахнутого настежь окна, он, не раскрывая глаз, забрался под одеяло. Снились Москва и Юля. Юля нежно водила по его спине пальцами и говорила на итальянском: «Просыпайся, дорогой! Мамочка привезла покушать!» И он все понимал. Пытался отстранить ее руку, не хотел вставать. Потом вскочил на кровати. Перед ним сидела Ада.
– Дорогой, ну наконец-то. Поздно лег? Написал что-нибудь? Ты представляешь, я кое-что дома забыла. Пришлось вернуться. И поймала в нашей квартире воровку. Русская какая-то. Интересно, как она туда забралась?
Дима стал тереть глаза, будто спросонья. Он это сделал специально, чтобы Ада не увидела волнения на его лице.
– И что ты с ней сделала? – спросил он делано равнодушным голосом.
– Ничего особенного. Вызвала полицию, и ее увезли. У нее на руке был мой браслет. – Диму до самого желудка пронзил острый страх. Его даже немного затошнило.
– Ну а она-то чего?
– Да кто ее поймет. Что-то лепетала по-русски. Да не переживай ты так. В полиции разберутся. Ну покажи мне, что ты там написал. Наверное, что-нибудь гениальное.
Его руки немного дрожали, когда он раскрывал компьютер.
– Ничего не получилось. Всего пару строк. А потом заснул. Попробую сегодня.
– Ну тогда пойдем завтракать, и ты примешься за работу.
Она сварила свежий кофе, достала из пакетов мягкий хлеб, колбасу, сыр. Дима накинулся на еду, будто не ел несколько дней.
– Ты сигарет случайно не привезла? Я тебе звонил, звонил, а ты не подходила.
– Конечно, не подходила. Пока разобрались с этой девкой… Потом сразу легла спать. Очень устала. В пакете есть пара пачек.
– Я прогуляюсь немного по саду. А потом сяду писать. – Дима достал сигареты, взял зажигалку.
– Конечно, дорогой.
«Ну почему она не сбежала? Было ведь открыто окно. Она наверняка расскажет про меня в полиции. И как мне отмазываться, что придумывать? Господи, ну почему она осталась в доме?» Рука с сигаретой дрожала. Очень захотелось выпить, и Дима решил вернуться в спальню, где осталась бутылка бренди.
Дима пил прямо из бутылки жадными глотками. Он не мог думать ни о чем, кроме как что скажет Оксана в полицейском участке. Потом он попытался писать, но выходила полная ересь. Часа два он провел за компьютером и выдавил из себя страницу текста.
А в это время Ада разговаривала по телефону. Полицейский подробно рассказывал ей о том, каким образом Оксана попала в дом.
– Ну хорошо, – сказала она. – Со своим другом я поговорю. А вы замните как-нибудь эту историю. Но нахалку накажите как положено. Возможно, они знакомы, но наверняка она врет, что он сам пригласил ее в дом. Просто проследила, выбрала удачный момент. Окна у нас все время открыты. Ну, в общем, вы меня понимаете. А я в долгу не останусь.
«Не буду говорить ничего этому щенку. Пусть мучается, думает, что там рассказала его подружка».
Она поднялась к Диме.
– Ну как идет работа?
– С трудом. Вот, почитай.
– Дорогой, какой-то ты напряженный. Что-нибудь случилось?
– Да нет. Просто текст не получается.
Она прочитала.
– Текст действительно так себе. Я бы сказала, что он совсем скучный. У меня есть кое-что получше твоих сигарет. Не хочешь расширить сознание? Может, и выйдет что-нибудь.
– Ты что имеешь в виду?
– Отличную травку. – Она вышла и вернулась с деревянной коробочкой и упаковкой папиросной бумаги. – Звонили из полиции. – Дима дернулся.
– И что?
– Пока ничего. Допрашивают.
Она свернула и протянула ему папироску. Ей нравилось смотреть, как он мучается.
Дима затянулся, и голову повело. Он затянулся еще и еще, и чувство легкости стало наполнять его тело, Оксана ушла куда-то на задний план. Он улыбнулся Аде и, взяв ее за руки, потянул к себе.
– Нет, любимый. Сначала работа. А я пойду отдохну.
Он включил диск, и модели под музыку зашагали по подиуму в такт словам, рождающимся в голове.
Дима нашел Аду на кухне, в фартуке, по-домашнему готовящую пасту, и радостно протянул ей ноутбук. «Интересно, на-ка помешай соус…» Она села за стол и пробежала глазами по строчкам. Если бы Ада попросила написать этот текст для журнала, а не чтобы оправдать мечты парня о карьере зарубежного журналиста, то она бы его взяла. Статья действительно оказалась очень хорошей. Складывалось ощущение, что автор был на этом показе, мало того, смог пообщаться с модельерами и изнутри почувствовать идею коллекций. Она неожиданно для себя читала с большим интересом. Но цель ее была другой, потому она резко отодвинула компьютер и выпалила: «Это дерьмо». У Димы в горле встал ком. Он, конечно, не считал статью гениальной, но она ему искренне нравилась, а это чувство никогда его не подводило.
– Почему?
– Потому что, tesoro, ты пишешь не для русской дешевой желтой прессы, а для самого лучшего итальянского журнала. И хоть это и глянец, но читают его очень достойные люди. В том числе и мои друзья, которые знают, что я привезла из Москвы некоего гения от журналистики. Поэтому уж, будь любезен, постарайся. Мне даже стыдно отдавать это переводчику, а не то что на обсуждение в редакцию. Я могла бы дать тебе журнал, чтобы ты почувствовал стиль, но ты же все равно ничего по-итальянски не поймешь. Так что подключи чувства и фантазию. Если хочешь, покури еще травки.
Дима выглядел дико расстроенным. Он был уверен, что статья замечательная, и не ожидал ничего, кроме похвалы. «Может, я накурился, и мне только показалось, что текст получился. Надо будет перечитать его еще раз, потом. Но Ада же лучше понимает специфику. Наверное, его действительно придется переделать».
– Любимый. Я вижу, ты расстроился. Ну ничего, бывает. Пойдем-ка в спальню, расслабимся.
О чем, о чем, а об этом Дима вообще думать не мог, но послушно поплелся за Адой.
Она легла на кровать.
– А я заказала разрисовать спальню одному известному художнику. Он, кстати, тоже русский. Только он вечно занят. Никак не договоримся. Мне кажется, будет очень романтично предаваться развлечениям среди какого-нибудь мистического леса. Что скажешь?
Диме роспись спальни была абсолютно по барабану. Все, что его сейчас занимало, – это то, что Ада унизила его.
– Наверное, будет симпатично, – ответил он, лишь бы что-то сказать.
Аду невероятно завела эта ситуация, ее переполняла энергия от того, что он полностью находится в ее власти и она может делать все, что ей заблагорассудится. Но после вялого секса Ада разозлилась еще больше, чем прежде. Она одевалась и резко выговаривала ему все, что думает, вне себя от гнева, половину слов произнося на итальянском, половину на английском. Он понял только, что ни на что не годен, даже на секс. И она очень, очень зла. Поэтому не хочет оставаться с ним, ей надо уехать и подождать, пока не успокоится, а ему придется побыть здесь одному и подумать над своим поведением.
– Надеюсь, что к моему возвращению ты напишешь нормальную статью и с этим, – она многозначительно посмотрела на его трусы, – у тебя все станет в порядке.
Потом он услышал, как завелась и уехала машина. За окном снова была глубокая ночь.
Дима раздраженно вздохнул.
– Да пошла ты в жопу! – крикнул он вслед звукам отъезжающей машины и швырнул туда же попавшимся под руку подсвечником, который стоял рядом на тумбочке. – Вздорная, самодовольная дура. Тупая итальянка. Да я вообще не понимаю, как у меня на тебя встает. Ты в зеркало на себя смотрела, обезьяна? А еще туда же, предъявлять претензии. – Он несколько раз глотнул из бутылки, закурил сигарету и попытался успокоиться, вглядываясь в кромешную темноту за окном. Ночь стояла темная, и не единой звезды не было на небе. Лишь вдалеке, ему показалось, он видит огоньки городка. Просматривались только очертания деревьев, которые росли близко к окну, их освещал свет комнатной лампы. Дима надел джинсы и сел на кровать. Было жарко. Раскрыл ноутбук и стал читать свою статью. Та по-прежнему казалась ему хорошей, хотя он уже отыскал в ней несколько недочетов. «Ну поправить их, и все. Но в общем и целом все прекрасно. Что же тут переделывать, я не понимаю». Он вспомнил о деревянной коробочке. Она была почти полная. Свернул самокрутку. Терпкий запах дыма поплыл по комнате. Он выкурил ее почти до конца, перемежая с глотками бренди. Комната поплыла перед ним как в тумане. На него внимательно смотрели глаза старухи с портрета. И он мог бы поклясться, что губы ее шевелились, пришлось встать и подойти поближе. Он не разбирал слов, но зато отчетливо услышал приглушенный смех. «Да она ведьма!» – пронеслось в голове. Стало невыносимо страшно. Он закрыл дверь. Про себя отметил, что остальные двери в доме остались открытыми, но найти в себе моральные силы выйти за пределы спальни он не мог. Закрыл плотно окно и решил снять портрет, поставить его лицом к стене, чтобы не видеть. Тот висел достаточно высоко, Дима смог ухватиться только за нижние края рамы. Взял маленький плюшевый пуфик, стоявший у комода. Пододвинул его, дотянулся до картины. Издевательский смех опять послышался ему, и он испугался, что костлявая рука бабки, лежащая на широкой юбке, схватит его за горло. И она схватила, он мог поклясться, что схватила его, смеясь и бормоча неразборчивые слова. Дима свалился с пуфа, и портрет упал на него сверху. Лицо Ады нависло над ним. «Да она ведьма, она ведьма, она…» И все растворилось в тумане.
