Наконец подобрал себе вельветовые джинсы с одной распущенной от колена штаниной и какое-то подобие рубашки с длинными рукавами. Наверху лето, сойдет. Примут за бомжа или наркомана. Это самая лучшая маскировка. Разумеется, он не мог предстать перед любимой в таком затрапезном виде, но для выхода нормально.
Крысы почтительно расступились, а потом голодной, истошно визжащей стаей сопровождали его по туннелю. Почетный эскорт, усмехнулся Корин. С огорчением отмечал он неприятные перемены в своем подземном царстве. Во многих местах образовались новые завалы, которых не было вчера. Вода и время совершали кропотливую, изнурительную работу. Перекошенные металлические конструкции, подточенные сыростью и жучком древесные укрепы, сдвинувшиеся с точек опоры земные пласты. Рано или поздно весь город рухнет в эту ямину, приуготовленную то ли роком, то ли человеческой гордыней.
Корин передвигался по направлению к центру, но, естественно, не по прямой: приходилось делать зигзаги, ползти по узким проходам, одолевать сыпучие подъемы, подобные смазанным маслом желобам, опускаться в светящиеся мутными, скверно пахнущими озерцами скважины, — за час прошел не больше километра, но все равно испытывал душевный подъем, оглядывая свои владения, представляя, какими глазами увидит все это милая Анечка. Наверное, сперва ей будет жутковато, непривычно, но впоследствии она, конечно, сумеет оценить по достоинству всю красоту и мистическую негу этих заповедных угодий. Только здесь, под землей, человек мог чувствовать себя в абсолютной безопасности. Раз она окликнула его, значит, скоро они воссоединятся, чтобы не расставаться никогда.
На поверхность он выбрался в районе Измайловского парка, с трудом сдвинув крышку проржавевшего канализационного люка. Стоял теплый вечер, с мерцанием звездного полога, с нежным потрескиванием листвы. Несколько мгновений он приходил в себя, с наслаждением вдыхая березовую прохладу, приучая глаза к яркому по сравнению с подземельем свету. К этому моменту он восстановился в человеческом облике до такой степени, что ощутил желание закурить. «Что ж, — подумал весело, — сегодня покурим, а, глядишь, и выпьем водочки».
По возможности стряхнув с себя влажную глину, пятерней зачесав назад растрепанные космы и послюнив пальцы и пригладив шерсть на лице, он бодро зашагал туда, откуда доносились знакомые звуки ворочающегося перед сном человеческого муравейника. Первое, что предстояло сделать, — это переодеться и раздобыть немного деньжат. С каждым шагом спина его распрямлялась и движения становились все более разболтанными, совпадающими с неустойчивой, неэкономной походкой прямоходящего существа. Приходилось себя контролировать, чтобы не сбиться на стелющуюся, звериную рысь.
Едва выйдя на освещенную аллею, наткнулся на дремлющего на скамье мужичонку, свесившего голову на грудь, но не выпустившего из руки горлышка водочной бутылки. На нем была куртка и крепкие полотняные штаны. Неслышно приблизясь, Корин обхватил его за плечи, резко дернул и поставил на ноги. Да, примерно его роста.
— Что такое? A-а, чего?! — забормотал мужичонка, с трудом продирая зенки.
То, что он увидел, вероятно, поразило его: он рванулся, вскрикнул. Корин несильно ткнул ему кулаком в пасть.
— Тихо, молчи, раздевайся!
— Вы кто? Грабитель, да? Но у меня ничего нет.
Корин вытряхнул забулдыгу из куртки, расстегнул на нем брючный ремень. Мужчина начал поспешно помогать и через минуту остался в коротких трусиках. Языком молол не уставая.
— Пожалуйста, если вам нужно… Но денег нет, честное слово. Последний полтинник отдал за бутылку… У меня, верите ли, большое горе. Жена загуляла. Вторую ночь не приходит домой. Я весь извелся. Вы ведь не убьете меня, нет? У меня ключ от квартиры. Пожалуйста, возьмите! Там цветной телевизор, правда, старенький…
Корин снял с себя вельветовую рвань, натянул новые брюки — в самый раз. Рубашка оказалась маловата, затрещала по швам. Ничего, под курткой не видно.
— О-о, — заискивающе и немного ободрясь гундел мужчина. — Какой вы волосатый… Это что же, такая мода теперь? Я немного отстал, живу анахоретом… Если бы не супруга… Позвольте, вот галстук, необыкновенной раскраски… Здесь темновато, на свету разглядите. Совершенно необыкновенный галстук. Итальянский.
По манере говорить, по трусливой трясучке Корин определил, что перед ним интеллигент, и это вызвало у него приступ раздражения. Возвышенное настроение улетучилось. Вселенское зло, с которым он вел борьбу, прибегает к разным ухищрениям, чтобы нельзя было сразу его распознать, но именно в интеллигентах оно проявляется в чистом, рафинированном виде. Он помнил их кривляющиеся рожи на экране, их истерическое красноречие, восторженные, бредовые заклинания: права человека, рынок, свобода, частная собственность… Кириенок и вся его банда тоже интеллигенты и не стеснялись об этом говорить. А как же иначе? Мир, по их мнению, как раз и поделен на интеллигентов (их немного, и все они друг дружку хорошо знают) и быдло, которое пересчитывают не по головам, а миллионами. Определить интеллигента нетрудно: чем гуще хапнул из общего корыта, чем глубже засунул язык в задницу тирана, тем интеллигентнее.
— Ты кто такой? — Корин с натугой подбирал слова. — Почему без денег?
— Временные затруднения, поверьте, временные. — Интеллигент забавно дрыгал ножкой, озяб. — Но если угодно… Завтра добуду. Скажите, куда принести, я принесу. Не сомневайтесь.
— Кто ты по жизни? Чиновник? Адвокат? Журналист?
— Угадали, господин… — Интеллигент подобострастно хихикнул. — Служу в протокольном отделе. Если понадобится какая-то бумага, пожалуйста, хоть завтра. Без всяких проволочек. За небольшое вознаграждение.
— Ах за вознаграждение! — Корин ухватил трепещущую шею, вдавил внутрь кадык. Интеллигент задергался в его руках, оторвался от земли, белесые круглые зенки выкатились из орбит, как два бильярдных шара. Осталось ощущение, будто раздавил большую навозную муху и на пальцы налипла слизь. Свалил обмякшую тушу за скамейку и не оглядываясь зашагал дальше, к манящим городским огням.
…Жорик Шумахер, казначей измайловской группировки, в ресторане «Дарданеллы» угощал ужином Катеньку Черкизову, супругу заместителя префекта, и, хотя обильная трапеза подходила к концу, так и не решил, что делать дальше. Ситуация складывалась щекотливая. С Черкизовым их связывали давние и прочные деловые отношения, и в префектуру Жорик заглянул, чтобы уладить некоторые детали, связанные с несанкционированным налетом налоговой полиции на Измайловский рынок, во время которого по ошибке задержали двух боевиков из группировки. При той неразберихе и кадровой чехарде, от которой второй месяц лихорадило район (после президентских выборов чистка шла сверху донизу), дело обычное, но парней при задержании, когда волокли в автобус вместе с кавказцами, сильно помяли и одному выбили глаз, а это уже облом. Черкизов в присутствии Шумахера позвонил главному налоговику, тот принес извинения и пообещал, что через час невинно пострадавшие будут на свободе. В хорошем настроении Шумахер спустился в бар, чтобы промочить горло, и там встретил Катеньку, которой давно симпатизировал. Как обычно, наговорил кучу комплиментов и вроде бы в шутку поинтересовался, не пора ли скоротать вместе вечерок. Быстрота, с которой Катенька дала согласие и сама предложила не откладывать встречу в долгий ящик, его слегка шокировала. Впрочем, чему удивляться… Замуж за Черкизова девушка выскочила прямо из стриптиз-бара «Кошечка Марусечка», разница в возрасте у нее с мужем больше тридцати лет, и ничего странного не было в том, что она скучала. В принципе Катенька была девочкой одноразового пользования, но многоопытного Шумахера заворожили ее стройные, непомерно развитые груди и ликующий взгляд вакханки, не способной к половым компромиссам. Он был заинтригован. В отношениях с женщинами Шумахер никогда себя не щадил.
И вот сейчас, когда наступил момент истины, его вдруг одолели сомнения. Разумеется, Черкизову доложили, что его ветреная супружница покинула префектуру в компании с ним, но это как раз не страшно. Шумахер сумеет слить ему в уши бидон вранья. Труднее объясниться с Саввушкой Плешаком, главарем банды. Как он мог забыть, что Плешак сам неравнодушен к бешеной стриптизерке и, по слухам, успел пару раз ею полакомиться? Да нет, не забыл, а почему-то не придал значения, но сейчас, под влиянием спиртного, мозги вдруг прояснились и он понял, что не так все просто. У них с Плешаком в последнее время отношения разладились, кошка между ними пробежала: подозрительный Саввушка мог воспользоваться любой оплошностью казначея, чтобы поставить его на правеж. А в таких случаях чем чуднее обвинение, тем оно убедительней. Сгодится и Катенька, префектова подстилка. А что? Разве Шумахер не знает, что главарь не любит, когда без его спроса пользуются его добром? Знает, конечно. Выходит, дразнит, лезет на рожон. Дальше логика такая: если он, Шумахер, нагло заарканил чужую бабенку, значит, для него нет ничего святого и запустить мохнатую лапу в общак для него все равно что перднуть в присутственном месте. Братва поверит, у нее на всю банду полторы извилины. Полчаса базара — и под хохот обкуренных придурков получи пику в бок, благородный Шумахер. Может такое быть? А почему нет? Так стоит ли рисковать из-за пары обтреханных сисек? Конечно, рано или поздно Плешак найдет другой повод, ведь что ему в башку засело, колом не вышибешь, но Шумахеру нужно еще немного времени, чтобы слинять с набитой мошной. Ну хотя бы месяц.
