Он считал себя неподражаемым и не знал меры ни в чём из того, что делал. Неудивительно, что он так быстро надоел Рубинии Редклифф.
– Поверю вам на слово! – согласилась бабушка. Она казалась гораздо более хорошей актрисой, чем он. – Мистер Харди, может ли быть такое, что вы поссорились с женой вечером в четверг? – Она резко сменила тему. – И это был довольно жаркий спор, как я слышала.
Дороти рядом со мной мгновенно съёжилась, как высохшая губка. Если бы она не икала время от времени, она могла бы сойти за манекен.
– О да, вечером в четверг… – пробормотал мистер Харди и закатил глаза, – тогда моя любимая супруга снова разошлась не на шутку. Знаете ли, она всегда была немного холеричной.
– Позволите ли спросить, о чём шла речь? – целеустремлённо, но при этом очень дружелюбно, продолжила бабушка. Она напоминала охотничьего пса, взявшего след.
– Конечно, позволю. Знаете, мы, американцы, не такие замкнутые, как вы, британцы. Речь шла о деньгах. У нас же было соглашение. Рубиния ежемесячно переводила мне деньги, деньги за молчание, если хотите. Она считала это великодушным. Но давайте будем честны. Что такое десять тысяч фунтов в месяц для мужчины с моими амбициями? Знаете ли вы, в какую сумму ежемесячно обходится мне хотя бы только мой «Порше»? Хорошо, свою квартиру в Лондоне она отписала мне при расставании. Так что платить за съём мне не приходилось, но… Ну да, жизнь сейчас дорогая… Особенно в Лондоне. А Рубиния не хотела этого признавать. Она была жадной. Я снова оказался на мели и подумал, что раз уж я тут поблизости, загляну-ка я к своей любимой жёнушке и напомню ей, что она должна мне немного больше, чем пара дрянных монет.
– За что же? – удивлённо спросила Дороти.
– Ну-у… Рубиния тогда была не такой осторожной и скрытной, как сейчас. Я знаю о ней такие вещи, которые она не хотела бы увидеть в газете. Поэтому я предложил ей выбор. Либо она заплатит мне столько, что я смогу жить в своё удовольствие, либо я напишу о ней книгу. Конечно, избежать публичного объявления того, что автором является её муж, о котором никто не знал, не получилось бы.
– Значит, шантаж! – пробормотала бабушка.
– Какое некрасивое слово, – ответил мистер Харди.
– Значит, ваша всё ещё жена спонсировала вашу жизнь, – подытожила бабушка больше для себя, чем для остальных.
Но мистер Харди всё равно ответил:
– Я определённо должен кое-что разъяснить. Я не тунеядец, у меня есть профессия, призвание. Актёрское мастерство, с помощью которого я зарабатываю собственные деньги!
– А теперь? После смерти Рубинии Редклифф? Кто станет наследником?
Я медленно втянула воздух сквозь зубы. Такой прямой вопрос о деньгах был не очень-то в стиле англичан и уж совсем не в стиле бабушки.
– Поэтому я так мило праздную тут с вами, – радостно воскликнул мистер Харди и развёл руки в стороны, будто хотел обнять всю гостиную.
– Я. Я наследую всё-ё-ё! По крайней мере, я так полагаю. А в том случае, если добрая старая Рубиния решит достать меня с того света и завещала своё состояние, скажем, Лондонскому зоопарку, я всё равно получу половину, она заверила меня в этом в договоре при расставании. Кроме того, теперь я, конечно, напишу биографию. В конце концов, больше мне никто этого не запретит. В какой-то степени это будет моя маленькая месть Рубинии. За то, что она отложила меня в сторону, как старую шляпу, за то, что она помыкала мной, за то, что она посмеялась надо мной, за то, что она заставила меня умолять!
Пока Дункан Харди произносил свой монолог, он демонстрировал свою улыбку, как в рекламе зубной пасты. Только на последнем предложении маска слетела с его лица. Оно исказилось гримасой, полной ненависти, и он сжал кулаки. Волна ярости заставила его задрожать всем телом. За одну секунду он перестал быть весёлым парнем, который и мухи бы не обидел и легко относился к жизни, а стал глубоко униженным мужчиной, способным на всё.
С коврика у камина мы услышали тихое ворчание, и думаю, мы все с удивлением смотрели на Дункана Харди.
Не знаю, сколько на самом деле продлилась эта ужасная секунда, но неожиданно вдовец снова стал прежним. Он улыбнулся медоточивой улыбкой, поднял бутылку шампанского и разочарованно протянул:
– Как? Уже пустая? – Он проворно вскочил с дивана. – Ну, тогда я схожу за добавкой!
– Не стоит! – ответила бабушка и встала. – Нам с Эми уже пора. И моя подруга… – она толкнула Дороти, которая успела задремать и теперь в ужасе распахнула глаза, – давно должна спать.
Немногим позже трёх мы с бабушкой снова проходили мимо «Отдыха контрабандиста». Туман стал плотнее, но я всё же заметила, что в комнате Финна горит свет.
– Перси, вернись!
Но Перси не слушает. Он просто смотрит на меня, разворачивается и пропадает в лабиринте. Чёрт! Теперь придётся бежать за ним. Я бросаю взгляд на палатку «Маленьких сокровищ». Словно сквозь перевёрнутую подзорную трубу, я вижу её совсем маленькой, как будто она очень далеко. Перед ней выстроилась длинная очередь гномоподобных людей. Мне нужно поторапливаться. Я нужна бабушке и Эндрю. Словно мной управляют дистанционно, я медленно иду к лабиринту, и неожиданно мы с Перси оказываемся рядом с Финном и Рубинией Редклифф.
Финн одет в свою васильково-голубую толстовку, Рубиния Редклифф – в жёлтое платье. Они кричат друг на друга. Речь идёт о рекомендательном письме… О подделке… Рубиния кричит, что подаст в суд на Финна, что уничтожит его.
Финн плачет. Причитает. Умоляет.
– Прекратите! – прошу я. – Давайте спокойно поговорим!
Я хватаю Финна за локоть, но остаюсь с пустыми руками.
Оба не слышат и не видят меня.
– Я отравлю вас! – шипит Финн. – Вы не разрушите мою жизнь.
Смена сцены.
Перси. Я. Бухта контрабандиста. Финн вертит упаковкой «Сказочного печенья» перед носом Рубинии.
– Для вас, миссис Редклифф. Специально привёз из Лондона. Как прощальный подарок! – Его голос звучит соблазнительно и жутко. Он пугает меня. Он зло смеётся, и неожиданно его лицо исчезает. Я смотрю в искажённую ненавистью физиономию Дункана Харди.
– Жри это, Рубиния! – шипит он, хватает миссис Редклифф, которая изо всех сопротивляется и запихивает печенье ей в рот.
– Нет! Отпустите её! – кричу я изо всех сил, пытаясь оттащить мужчину, но в моих руках остаётся лишь воздух.
Рубиния Редклифф хватается за горло… и Финн пронзительно смеётся.
