— Как будем барахло делить при разводе? — спросила невеста жениха во время церемонии дарения.
Тот тогда не ответил, только пожал плечами. Теперь же, после принудительного поцелуя, она, слизывая икру с тонкого кусочка хлеба, обрадованно воскликнула:
— Знаю!
— Что ты знаешь? — насторожился он, подозревая, что на ум его невесте пришла очередная гадость.
— Знаю, как делить будем. Распилим каждую вещь.
Ей очень хотелось досадить этому типу, вывести его из себя. Делала она это по-детски, а потому цели не добилась. Снисходительно усмехнувшись, глядя на горку из кусочков хлеба перед ней на тарелке, жених взял сигарету и отправился курить на воздух, оставив вторую половину придумывать новые, более эффективные пакости.
— Шампанского? — Герман поднес бутылку к бокалу Риты.
— Нет, — сухо ответила она, явно не желая с ним разговаривать.
— М-да… — вздохнул он, помрачнев. — Ты сегодня не в духе. Чем недовольна?
— Всем.
— Рита, можно тебя пригласить? — сзади, опершись о ее стул, склонился Андрей, но вдруг спохватился, спросил у Германа, однако с вызовом: — Ты не против?
— Пожалуйста, — великодушно разрешил тот, многозначительно усмехнувшись.
Усмешка не понравилась ни Андрею, ни Рите, было в ней нечто презрительно-оскорбительное. Пока Рита торопливо выходила из-за стола, будто убегала, Андрей успел метнуть выразительный и недружелюбный взгляд в Германа. Тот нарочито зевнул и показал затылок, дескать, плюю я на твои выпады. Все произошло очень быстро, немой пикировки Рита не заметила, смешалась с Андреем в танцующей толпе. Герман, выпив рюмку, погрузился в собственные мысли, а ему было о чем подумать.
Сидевшие напротив, немного наискосок, две молодые женщины за ними наблюдали. Одна из них была редкой, что называется — ослепительной красоты. Смоляные волосы до плеч окружали лицо с крупными чертами, но в таком гармоничном сочетании, что дух захватывало. Фиалковый цвет глаз подчеркивало нежно-сиреневое платье, обтягивающее великолепные формы, само собой, туфли были в тон платью. У мужчин она вызывала восторг, у женщин — злую зависть. Ее соседка ничем из общей массы не выделялась, так, миловидная шатеночка. Они-то как раз немую сцену между Андреем и Германом заметили.
— Белла, — обратилась соседка к красавице, исподволь указывая на Германа, — ты не знаешь, что он нашел в этой Фроське?
— В Рите? — томно повернулась к ней Белла. Она вообще вся целиком состояла из неги и томности: злые языки утверждали, что Белла постоянно находится в стартовой готовности к сексу. — И не только Герман, Зоечка, Андрюша тоже.
— Ну что в ней такого притягательного? — сокрушалась Зоя. — Герман и Андрей готовы разорвать друг друга на клочки. Ты посмотри на нее внимательно, корчит из себя, по меньшей мере, герцогиню, а сама не что иное, как мыльный пузырь, дунешь — и нет ничего. Чем она мужиков берет? Преснятиной с кислятиной?
— Не знаю, — пожала плечами Белла. — Фигурка у нее неплохая, Рита мила, горда. Может, она в постели само совершенство.
— Ой, перестань! — поморщилась Зоя, а через минуту придвинулась ближе, тон ее стал заговорщицким. — Слушай, Белла… а слабо тебе отбить у нее Германа?
— Запросто, — самоуверенно заявила красавица. — Только зачем? Он, говорят, неуравновешенный, избалованный и циник. С такими всегда море проблем. Им нужна нянька, совмещающая обязанности жены и любовницы, но без претензий на узы брака. А я привыкла к другим отношениям — чтобы меня обожали и на руках носили.
— Зато он красив, собака, а главное — богатый, сволочь.
— Милая моя, в нашем населенном пункте настоящих богачей нет и быть не может. И потом, деньги, насколько мне известно, принадлежат его отцу.
— Это одно и то же.
— Не скажи. Герману перепадают жалкие крохи, которые ему кидает отец, стало быть, наш завидный жених всего-то наймит. Ему ведь около тридцати?
— Тридцать, — подтвердила Зоя.
— О! В его годы люди нынче сами делают состояния, а не живут под эгидой папочки.
— Но после, хм… Феликса все достанется ему. Светке мало что перепадет, из нее бизнесменша, как из меня королева Англии.
— И когда ж настанет сей благословенный день? Лет через двадцать? Тридцать? Нет, меня такая перспектива не устраивает. Мне нужно все сейчас, а не в далеком будущем.
— Ты просто ищешь отговорки. Сдрейфила? — подзуживала ее Зоя.
— Кто? Я?! — И Белла рассмеялась в голос, а потом подалась немного вперед и обратилась к молодому и важному человеку, сидевшему напротив. — Феденька, ты не хочешь меня пригласить потанцевать?
— Жажду! — воскликнул тот, подскакивая.
Торопливо дожевывая, он увлек совершенство под именем Белла на середину танцевальной площадки, где Андрей все ближе притягивал к себе Риту, которая старалась держать его на расстоянии, упираясь руками в грудь. Иногда, словно невзначай, он касался губами ее лба, виска, волос. Рита упорно делала вид, что не замечает настойчивых попыток обольщения.
Как и Герман, Андрей неровно дышит к ней, но с той лишь разницей, что первый имеет доступ к телу, а второй нет. А Андрею хотелось бы. Честно сказать, его самолюбие страдало, быть отвергнутым — штука неприятная. Тем более что по всем внешним характеристикам он не уступает Герману, даже превосходит его. Высокий, стройный блондин с темно-серыми глазами. Ко всем внешним плюсам у него более покладистый характер, он не буян, не бабник(!), имеет собственный бизнес. Да он — несбыточная мечта для любой! Однако Рита сторонится его! «Вот какого черта ей надо?!» — не раз спрашивал себя Андрей.
— Ты придавил меня, — прервала ход его мыслей Рита.
Придавил! Так она назвала жаркие объятия, которые он позволил себе во время танца. Тем не менее он не обиделся, а ослабил тиски:
— Извини, я забылся… Ты сегодня не в настроении?
— Угадал.
— Понятно. Трудно быть в настроении рядом с Германом. Знаешь, меня поражает твое терпение. Прости, я, кажется, лезу не в свои дела.
— Говори, говори, не смущайся.
— Не хочу высказывать неприятные вещи.
— Ладно, я выскажу их вместо тебя. Я — дура, идиотка, кретинка, так? — вызывающе начала Рита.
— Ну… где-то близко, — улыбнулся Андрей, как улыбаются, глядя на подростков-максималистов.
— Мне давно пора послать Германа на три буквы, так? Я стала посмешищем и не внушаю уважения, ведь нельзя уважать человека, терпящего унижения, да? И причина всему, думаете вы…
— Стоп. Кто — мы?
— Ты и эти все. — Рита подбородком обвела зал. — Прокисшие сливки общества. Так вот, вы думаете, что причина в деньгах…
— Не угадала, — перебил ее Андрей, все так же снисходительно улыбаясь. — Ты просто боишься перемен. Привыкла к Герману, как большинство жен привыкает к мужьям-тиранам, и что-то изменить в жизни для тебя подобно катастрофе. Нет, дело не в деньгах. А кто так думает, тот полный болван. Ты всего-навсего трусиха, и выход у тебя один, если хочешь избавиться от свинства Германа.
— Вот как! И какой же выход?
— Выходи за меня замуж.
— Ты серьезно? — Она недоверчиво вскинула вверх брови и отклонилась назад, чтобы лучше рассмотреть Андрея. — Заманчивое предложение. Главное, вовремя.
— Ты готова дать положительный ответ?
— Конечно, нет. Видишь ли… — она слегка замялась. — Ты уже был женат и знаешь все бабские слабости. В моем положении старой девы… то есть, разумеется, я не дева, но замужем не была, хотя мне уже двадцать восемь лет. В общем, у меня… как бы это сказать… комплекс неполноценности. Да, именно так. Я запрограммирована на подвох, обман…
— И какой же подвох ты видишь в предложении выйти замуж?
— Ну, не знаю. Сейчас возник большой шум в связи с грязной историей, касающейся Германа. Я тоже вроде к этому причастна, то есть… не причастна, но… вроде как в обиженных состою. Естественно, я злюсь на него. А ты подгадал удобный момент. С одной стороны, я не стала с тобой спать, с другой — ты и Герман на ножах, таким образом, ты решил разом получить все: досадить Герману и удовлетворить свое самолюбие. Вот в чем подвох.
— Ничего себе виражи! Даже логика есть. Не скрою, я хочу оказаться с тобой под одним одеялом. А что в этом плохого? Я предложил тебе стать женой, а не любовницей. Ты же меня обвинила черт знает в чем! А что сама собираешься делать? Всю жизнь слыть пассией Германа, и только? Я бы мог понять твое самопожертвование, если бы ты была у него единственная, но ведь это не так! И тебя устраивает положение наложницы из гарема? Тогда ты достойна тех слов, которые произнесла от моего имени: ты дура и так далее. Возможно, я поступаю не по-мужски, но я действительно уязвлен…
— Андрей… ты слишком громко говоришь, на нас смотрят.
— Тебя волнует, что будут говорить о нас? Ты удивляешь меня. А почему тебя не волнуют пересуды о вас с Германом? Меня ты отвергаешь, а его принимаешь со всем дерьмом. Почему?
