Александр Петрович заявился к нему в конце рабочего дня, на случай если Клещихин сохранил привычку к конспирации и захочет беседовать на свежем воздухе.
Адвокат не ошибся. Обменявшись с ним рукопожатием, подполковник бросил косой взгляд в угол кабинета и рассеянно произнес:
— А я-то уж собрался уходить. У вас ко мне серьезное дело?
— Что вы, какое там дело! — замахал руками адвокат. — Просто хочу об университете поговорить, вспомнить разные мелочи.
— Тогда предлагаю пройтись. Вспоминать alma mater можно и на ходу.
Разговор состоялся на уединенной скамейке в скверике.
Александр Петрович не стал разводить церемоний:
— Мне нужно знать, как умер Хейфец.
— Боюсь, этого толком никто не знает.
— Но его труп был?
— За кого вы меня принимаете, Самойлов? — поморщился подполковник. — Я с трупами не имел дела. Но думаю, трупа не было.
— А отчет, как это случилось, был?
— Отчет наверняка был.
— Мне нужна ксерокопия.
— Зачем вам это?
— Дело, видите ли, чисто гуманитарное. Родственники хотят иметь могилу. Если могилы нет, хотят знать, почему нет.
— История очень темная. — Подполковник сделал паузу, отслеживая взглядом прошедшего по дорожке молодого Человека с сигаретой в зубах. — У меня были потом неприятности, да и не только у меня. Вообще, у всех, кто имел дело с Хейфецем, всегда были неприятности. От души советую: не лезьте в это дело.
— Что бы вы сказали, — Александр Петрович с удивлением заметил, что копирует интонации Хейфеца-младшего, — о тысяче зеленых?
— Это что, взятка? — деловито осведомился Кречетов.
— Взятка?! — В голосе адвоката прозвучало безграничное удивление. — Так это говорят правду, что вы у них еще работаете?
— Бросьте вы ваши шуточки. Конечно же нет.
— Тогда о какой взятке вы говорите? Просто плата за работу в архиве.
— В том-то и штука, что дело Хейфеца — не архивное. Я думаю, оно не закрыто, я даже уверен в этом.
— Столько лет — и не закрыто? Ведь и вашего КГБ уже нет!
— КГБ нет, а дело есть. Вы же не ребенок, Самойлов. Режимы меняются, а служба безопасности остается.
— Ну раз так, пусть будет полторы тысячи.
— С вами не соскучишься, — ухмыльнулся подполковник. — Обещать ничего не могу. Позвоню.
Через два дня, в том же скверике и на той же скамейке, Александр Петрович получил увесистую пачку листов ксерокопии.
— Девятая папка, — коротко пояснил подполковник. — Последний год жизни.
Адвокат с первого взгляда оценил товар как первосортный и без колебаний выложил условленную сумму, по-братски разделив с подполковником испрошенные для этой покупки у Хейфеца три тысячи.
Дома, исследуя добычу, он разложил документы на три кучки. В первую попала банальная полицейская рутина: ежемесячные отчеты осведомителя из числа научных сотрудников, выдержки из телефонных разговоров и записей подслушивающих устройств и прочее в том же духе. Здесь же оказалась копия служебной записки майора Сапсанова, который «вел» Хейфеца, о его аресте, если, конечно, то, что произошло, можно назвать арестом.
Во вторую стопку легли бумаги, относящиеся к научной стороне дела: заявление, то бишь донос, одного из сотрудников Хейфеца и два экспертных заключения, сделанных авторитетными учеными по запросу КГБ. Их опусы были для адвоката китайской грамотой, но конечные выводы отличались простотой: создавая экспериментальную установку, доктор Хейфец, при попустительстве академика Сахарова, сделал, по первому заключению, не совсем то, что требовалось, а по второму — совсем не то.
Третья группа бумаг содержала разрозненную и скудную, но совершенно неожиданную информацию: Хейфец занимался кабалистикой и был причастен к восточным эзотерическим учениям. В частности, он имел переписку с величайшим знатоком кабалы Бен Шефиром, и даже всесильному КГБ не удалось добыть копии ни одного из писем.
По окончании сортировки в руках адвоката осталось четыре листка, которые нельзя было отнести ни к одной их трех групп и вообще соотнести с чем-нибудь разумным. Это были показания сотрудников лаборатории номер шесть, то есть циклотрона, работавших в ночные смены. Они утверждали, что видели призрак Хейфеца, и даты на их показаниях стояли недавние. Что бы за этим ни крылось, Кречетов оказался прав: дело Хейфеца не закрыто. Значит, если он, адвокат Самойлов, сунется на циклотрон без надлежащего основания, то неизбежно попадет в поле зрения нью-кагебе, как бы оно теперь ни называлось.
Продолжая свой пасьянс, Александр Петрович весь материал разделил на две части. Направо легло рациональное: доносы, экспертизы, отчеты; налево — иррациональное: кабала и призраки. За увесистую правую пачку Хейфец-младший уже заплатил и получит ее завтра же, за тощую левую стопку листков ему придется платить отдельно. Подумав немного, Александр Петрович переложил из левой пачки в правую два листка — в качестве наживки.
Далее он на своем портативном ксероксе снял еще одну копию со служебной записки майора Сапсанова. «Тоже небось на самом деле Тютькин или Лепешкин», — подумал адвокат и только после этого погрузился в детальное ее изучение.
Из документов следовало, что Сапсанов «вел» Хейфеца несколько лет. Майору все было ясно как Божий день: Хейфец выстроил экспериментальную установку не так, как ему приказали, что в его профессии уже само по себе преступление, и это — при постоянных тайных контактах с людьми, изобличенными в качестве агентов мирового сионизма. Первый ордер на арест Хейфеца был выписан, как только его покровитель Сахаров отправился в ссылку. Но не тут-то было! Хейфец обслуживал предстоящий полет космической станции на Венеру, и космические боссы оказались не менее сильны, чем госбезопасность. Сапсанову приказали временно оставить Хейфеца в покое и копить материал.
Должно быть, майор Сапсанов ожидал запуска на Венеру с нетерпением не меньшим, чем участники космической программы: судя по его рапортам, он не сомневался, что зацепил крупную рыбу. И вот наконец пришло время, когда, с интервалом ровно в сутки, две ракеты, начиненные исследовательской аппаратурой, стартовали к Венере, а для майора наступил звездный час.
На операцию он выехал лично, ничто не предвещало неприятностей. Кабинет Хейфеца прослушивался, он вел себя как обычно и, судя по всему, ни о чем не догадывался. У входа в здание циклотрона, на вахте, вместо сотрудника вневедомственной охраны в этот день сидел человек Сапсанова, и он тоже сигнализировал, что все в порядке. Майор остался с шофером в машине, а брать Хейфеца пошли двое в штатском. Оба имели табельное оружие, обладали отличной физической подготовкой, и у старшего по званию, лейтенанта, было индивидуальное переговорное устройство для связи с Сапсановым. Оба проследовали мимо вахты и поднялись на второй этаж в кабинет Хейфеца. Происшедший там диалог был записан с микрофона, вмонтированного в стену.
Лейтенант. Вы — Соломон Хейфец?
Хейфец. Что вам здесь нужно?
Лейтенант. Мы из Комитета государственной безопасности. Вам придется поехать с нами.
Хейфец. Бумага есть?
Лейтенант. Какая бумага?
Хейфец. Ордер на арест, идиот.
Лейтенант. Вы, главное, не волнуйтесь. Вот ордер.
Хейфец (после паузы). Хорошо. Но я должен выключить циклотрон, иначе здесь через час будет Хиросима.
Лейтенант. А что, без вас этого не сделают?
Хейфец. Я отпустил оператора. Можете сходить убедиться, что на пульте управления никого нет.
Лейтенант. Да нет, зачем же, идемте вместе (конец записи).
И на этом все кончилось. Ни Хейфеца, ни кагебешников больше никто не видел.
Через десять минут Сапсанов попытался воспользоваться переговорным устройством, но оно глухо молчало. Майор вместе с водителем поднялся в кабинет Хейфеца — там было пусто. Они прошли на пульт управления — оператор оказался на месте, циклотрон работал. Никаких указаний об остановке циклотрона оператор не получал, и Хейфец сюда не заходил. Тогда Сапсанов вызвал оперативную группу.
Всем в лаборатории объявили, что получен сигнал о подложенном взрывном устройстве, и предложили покинуть здание, в нем-де будут работать саперы.
Остаток дня, вечер и ночь в лаборатории номер шесть шел обыск максимальной интенсивности. Отпирали каждую дверь на чердаках и в подвалах, лезли в кладовки, в шкафы и трубы вытяжной вентиляции, простукивали стены и вскрывали полы — и все напрасно, никаких результатов.
Как сообщил, передавая товар, подполковник, эта история поломала карьеру Сапсанова его продвижение в должностях и званиях было заморожено. Он так и остался, до ликвидации КГБ, рядовым следователем с майорскими погонами, но дело Хейфеца у него не отобрали — скорее всего никто не хотел с этим бредом связываться. Где Сапсанов сейчас и что делает, Кречетов не знал.
