«Ладно», – подумал я и кивнул помощнику, стоявшему у дверей в полном молчании и неподвижности.
Вице-премьер был человеком приятным, идеалистом в политике и прагматиком в личной жизни.
– Господин президент, – начал он, – надвигается катастрофа!
– Гуманитарная? – перебил я, стараясь перевести его с, видимо, заученной и отрепетированной речи на нормальный человеческий диалог.
– Что? – Он опешил.
– Катастрофа гуманитарная? – переспросил я.
Вице-премьер вздохнул.
– Да, – сказал он. – Вы же знаете – двадцатипятилетие независимости почти совпадает со столетием Октябрьской революции. У нас же до сих пор ни патриотизма, ни национального возрождения не наблюдается. Если мы не сделаем к юбилею независимости решительного и грандиозного в идеологическом смысле шага, то Россия нас с празднованием столетия революции задавит! Я принес предложения. – Он показал плотную папочку.
– Оставляй! – кивнул я.
– Я вам вкратце объясню…
– Очень кратко!
– Я разговаривал с высшим духовенством. Они согласны. Надо ввести торжественную церковную клятву на Библии на верность Родине. Понимаете – выдача паспортов совершеннолетним в церкви, в торжественной обстановке. Паспорта выдают священники. Под это будет написана особая молитва. Все на «державній мові»…
– Это ты со всеми церквями обсудил?
– Нет, только с Филаретом.
– А что же делать с крымскими татарами, католиками и православными Московского патриархата?
– Так я вот… думал, под эту идею можно было бы признать Церковь Киевского патриархата государственной…
– Опять?! Ты сначала объедини все православные церкви, а потом будем дальше разговаривать!
– Но это же невозможно! – Глаза вице-премьера округлились и стали по-еврейски мудро-смиренно-печальными.
– Ищи новые пути! – посоветовал я и перевел взгляд на помощника.
Вице-премьер понял, что его время истекло.
– Напомни мне после приема об этих двух юбилеях, – приказал я помощнику, когда первый посетитель ушел.
Москва. Январь 2013 года.
На празднование четырехсотлетия династии Романовых ехали на двух скорых поездах. Первый по всей длине покрасили в цвета украинского флага, второй – в цвета российского. Когда проводили пробный прогон, я наблюдал из вертолета и не мог сдержать восторга. Два поезда, как два длинных флага, проехали двадцать километров, выдерживая дистанцию в триста метров. Еще в вертолете я подумал, что даже эффектнее было бы пустить их по параллельным путям, чтобы никто не мог меня обвинить в неуважении к Российской Федерации. Мол, почему российский поезд-флаг едет следом за украинским. Но враги на то и враги, чтобы быть в состоянии из любой ситуации высосать повод для провокации.
В официальную делегацию Украины взяли только самых крепких. Весь декабрь по вечерам тренировались в Конче-Заспе. Благодаря военному оцеплению тренировки делегации прошли незаметно для свободной прессы. Хотя без жертв не обошлось. Температура воды – плюс один, воздуха – минус десять. После третьей тренировки сначала слег в больницу, а потом и подал в отставку госсекретарь здравоохранения. (Я это сразу взял на заметку и решил ввести обязательную сдачу норм по зимнему плаванию для всех занимающих высшие посты. Отличный повод для медицинского отсева амбициозного старья!) Остальные прошли курс «молодого моржа» более успешно. Сам я уже был «моржом» со стажем. Еще до вступления в предельную государственную должность. Будь моя воля, я бы взял в делегацию только членов Ассоциации любителей зимнего плавания, но, как и в старые советские времена, Ассоциация состояла из людей разумных, но ненавидящих политику и политиков. Теперь я их понимаю лучше.
Уже в Москве на Киевском вокзале после помпезной встречи помощник прошептал мне, что в дороге не обошлось без провокации: журналист «Нового Киевского Слова» заплатил машинисту и его охранникам, чтобы ехать в локомотиве российского поезда-флага. Напоил всех, сократил дистанцию до опасной и даже несколько раз погудел. В российской вечерней прессе эта ситуация обсуждалась как метафора российско-украинских отношений. Особенно подчеркивалось, что Украина своим экономическим и географическим положением тормозит путь России в Объединенную Европу. Хорошо хоть одна газета поместила комментарий украинского посла. Посол сказал только одну фразу. Зато какую! «Албания спокойно осталась в стороне от Объединенной Европы, находясь у нее в самой середине!»
«Ну, с Албанией он переборщил, – подумал я, просматривая прессу в гостевой резиденции в Барвихе, сидя у камина. – А вообще молодец! Надо будет наградить! Отбиваться от всех нападок надо коротко, буквально одной фразой. Длинные объяснения никто не слушает!»
– Принеси виски! – приказал я помощнику.
– Там привезли церемониальную одежду. – Помощник, поднимаясь со стула, кивнул на дверь.
– И одежду принеси!
Портплед из коричневой бразильской кожи явно был подарком. Как и комплект церемониальной одежды для завтрашнего празднества.
Я представил себе завтрашние заголовки домашней националистической прессы. Да, Романовы угнетали украинский народ. Запрещали украинский язык. Но они строили империю, а империя не может строиться только на основе одной нации. Надо порабощать соседние. Можно даже сказать – не порабощать, а интегрировать соседние народы и территории в свое государство.
Шотландское виски «Balquider» было настоящим «Single Malt» из дубовой бочки, пролежавшей на одном боку сорок лет. Это я прочитал на этикетке.
Возле камина лежала вязанка дров с другой этикеткой – «Русская береза. Made in Finland».
Я приказал помощнику узнать у министра лесного хозяйства, поставляются ли дрова из русской березы в Россию. Если да, то по какой цене. Если нет, то почему.
Комплект церемониальной одежды состоял из плавок цветов украинского флага, махрового халата такой же расцветки с голубым тризубом на нагрудном карманчике и махрового полотенца.
– Ну, как тебе? – спросил я у помощника.
– Царский подарок, – осторожно поделился он своим мнением.
Я усмехнулся. Помощник был прав, хотя в свои слова он вкладывал что-то другое.
Киев. Март 2015 года.
Ей было лет сорок, этой женщине, чья фамилия стояла предпоследней в утвержденном списке посетителей. И зашла в палату она не одна, а с Колей Львовичем.
– Какой вопрос? – устало поинтересовался я.
– Я только хотел вас познакомить, – негромко произнес глава администрации.
Я насторожился. Коля Львович вел себя подозрительно вежливо и корректно, словно хотел произвести на женщину хорошее впечатление.
– Майя Владимировна Войцеховская, – почтительно произнес он, показывая на нее взглядом.
– Очень приятно. Так, а в чем дело?
– Сейчас вам по состоянию здоровья еще рано принимать некоторые решения.
– Что ты имеешь в виду?
– Если позволите, я объясню вам все завтра или послезавтра. До свидания.
Женщина приветливо улыбнулась и, прежде чем выйти из палаты, кивнула на прощанье. Коля Львович последовал за ней.
– Узнай – кто это и в чем дело! – приказал я помощнику.
Москва. Январь 2013 года.
Большущий открытый бассейн – точная копия бассейна, на месте которого восстановили Храм Христа Спасителя, – был построен на Воробьевых горах.
С утра Москва, укутанная в снежный пух, белела, как волшебное сказочное царство. По распоряжению мэра города Лужкова-младшего выезд на дороги частных машин был запрещен до 10 утра. В это время над Москвой совершили экскурсионный облет пять десятков больших вертолетов. Непривычно добрым показался огромный город с высоты в тысячу метров. Белые, покрытые нетронутым снегом улицы и проспекты казались замерзшими каналами. С этой высоты не влюбиться в Москву было невозможно.
Рядом с бассейном стояли временные деревянные домики-избушки. По сути – всего лишь комнатки для переодевания, но на входной и выходной дверях у каждой – государственный флаг. Чтобы гостям понятно было.
Я уже переоделся в церемониальные плавки, надел и халат, и тапочки, когда возникло в моей душе некоторое замешательство. Почувствовал я себя мелким, слабым, незаметным. Видимо, давал о себе знать полет над Москвой. Государственные российские политпсихологи все рассчитали четко. Даже момент воздействия этого полета. И вот теперь я стою перед дверью. За ней – ковровая дорожка по снегу к лесенке, спускающейся в замерзший бассейн, превращенный в уютную с виду прорубь с ровными краями, украшенными еловыми и сосновыми ветками. Вот тебе Русь с высоты полета, а вот она тут же, внизу, у проруби. Исконная, суровая, холодная, навязчивая, торжествующая.
