Наблюдавшему за ним лицу, будь таковое, могло бы показаться, что этот квартироотмытчик передумал, или испугался, или проверяет, не замечена ли его операция с дверью… Но домушник проверял другое: не поставлена ли квартира на сигнализацию, не подкатит ли сейчас милицейская машина? Впрочем, окажись в сквере опытный работник милиции — он бы задержал эту нелепую фигуру в сером безразмерном плаще с вставшим до макушки воротником, в спортивной шапочке, натянутой до носа, с газетой, закрывавшей то, что осталось от лица после шапочки. Видимо, этот замочник не знал проверенной криминалистами истины, что подозрительней всех выглядит сам преступник. Но если бы подъехала милицейская машина, он встал бы и шмыгнул за угол соседнего дома.
Через полчаса — достаточное время — человек в емком плаще встал, намереваясь идти в парадное, но оттуда выкатилась крохотная белая собачка, походившая на стриженого кота. Хозяйка-старушка поспевала сзади. Он переждал эту, чуть было не происшедшую, нежелательную встречу. И тогда вошел…
Крепко прижатая, уже не запертая дверь распахнулась легко, как от сквозняка. Он переступил порог, закрыл ее, мягко спустил замок и нащупал выключатель; при свете матового бра деловито вытащил газету, бросил на пол и тщательно отер ноги, чтобы не наследить. Убрав грязную бумагу обратно в карман и даже не оглядевшись, он прошел на кухню. Белая плита без единой кастрюли, вытяжка, пластиковые шкафы и шкафчики, большой холодильник, какая-то трехступенчатая люстра… Он принялся за дело.
Плоский ящичек, поделенный на десяток отделов. Ложки-вилки, мельхиор и серебро. Какие-то лопаточки, какие-то совочки… Однозубая вилка, горбатый ножик, дырявая ложка… Для чего они?
Шкаф-угол с посудой. Сервизы, расписанные золотом и разрисованные картинками. Тарелки, блюда, супницы… Чашечки, чайнички, сахарницы, вазочки…
Небольшой шкафчик — сверху пластик, внутри дерево — заложен пачками чая. Грузинский всех номеров, индийский, цейлонский… В коробках, полиэтиленовых мешочках, железных и стеклянных банках…
Второй шкафчик-двойник, из которого пахнуло уходящим летом. Сплошные стеклянные банки с притертыми пробками. А в банках сушеные листья, цветы, стебли… Травы, травы…
Холодильник высветился ярко, с радостью, будто ждал хозяина. В морозилке желтая курица и бруски мяса. Консервы — банок десять, разных. Бутылки с соками и какими-то соусами. Тюбик с горчицей, баночки с приправами… Коробка креветок…
Человек в плаще захлопнул холодильник и прошел в большую комнату.
Стенка, походившая на фасад старинного дворца. Диван, диванчик и два пуфика, обтянутые зеленой ворсистой тканью и красиво прошитые латунными фигурными кнопками. Ковер, бегущий со стены на пол. Люстра в семицветных висюльках…
Он начал распахивать дверцы стенки и выдвигать ящики. Чистое белье, книги, бар, хрустальные вазы… Его надолго задержало отделение, где скомпоновались телевизор, проигрыватель, приемник и магнитофон — заграничные, непонятные, управляемые дистанционно…
Он перешел во вторую комнату. И стал у порога, озадаченный…
Вытянутое помещение кончалось широченным окном, к которому привалился такой же просторный стол, казавшийся лохматым из-за книг и бумаг. А двух длинных стен не было — вместо них до самого потолка лежали на полках камни. Их блеск, тусклый из-за осеннего неба, притянул его. Вблизи камни расцвели: черные, вроде окаменевшего вара; зеленые, зеленее листвы; синие, синее неба; красные, краснее огня… Кристаллы водяной прозрачности и всех оттенков; кристаллы длинные, как иглы, тупые, как снаряды, и плоские, как таблетки. Глыбы и камешки с наперсток, шарообразные и грибовидные, металлические и вроде бы мягкие — камень, походивший на спрессованную лапшу, — он даже ткнул его пальцем.
Один камешек величиной с куриное яйцо человек снял с полки и разглядывал долго. Зеленовато-матовый, однородный, на глаз теплый… Будто тек зеленый янтарь да и застыл.
Он положил камень обратно и подошел к столу. Бумаги. «Отчет Тюхменевской экспедиции». «К вопросу о подвижности плит». «Зона разломов…». Книги. «Петрохимия кимберлитов…». «Записки Всесоюзного минералогического общества». В ящиках стола тоже лежали книги с бумагами; только в правом нижнем оказался приземистый пузырек, в котором плавал корень, похожий на заскорузлого старичка.
Человек в плаще уже было пошел, но вернулся к полке, взял молочно-зеленый камень и опустил его в карман, под изъеденную подошвами газету.
В передней он огляделся: не забыл ли чего? Его взгляд остановился на вешалке — на кожаном пальто, на теплой куртке, на какой-то импортной шубейке… И ему подумалось, что стало прохладно ходить в его просторном сером плаще.
Он подошел к двери и начал слушать, есть ли кто на лестнице…
Хозяина квартиры привезли к Петельникову. Седоватый, загорелый и поджарый геолог сидел через стол и, видимо, кражу не переживал. Петельников злился на себя, что прилип к нему с неделовыми вопросами.
— Аркадий Петрович, неужели объездили все Приморье?
— За тридцать лет работы я объездил всю страну. А в Приморье знаю каждую сопку. Мой регион.
Его регион. Человек знал геологию Приморья, как свою квартиру. Ежегодно туда ездил, ходил, изучал. А потом писал отчеты, статьи, монографии… Специалист. А в какой области специалист он, Петельников? В криминалистике. Он может определить, чем открыли замок, как выдавили стекло, откуда прилетела пуля; он знает в лицо с полсотни судимых и на все способных ребят; и еще он владеет всеми приемами борьбы и стреляет из любого положения… Он, Петельников, тоже специалист. Оба они специалисты. Только приморские пласты, породы и массивы имеют на редкость спокойный характер — лежат себе миллионы лет и ждут, когда их расковыряют или опишут в диссертациях. Полсотни же петельниковских бесшабашных могли взорваться вроде мин замедленного действия и требовали глаза постоянного. Да вот и эта начавшаяся, видимо, серия странных краж могла быть делом рук одного из судимых.
— Вы когда вернулись из экспедиции?
— Неделю назад.
— И что будете делать в городе?
— Обрабатывать материалы. Писать отчет, статьи, рекомендации…
— Вы кандидат наук?
— Да, уже и докторскую написал.
В прошлом году они с Леденцовым смоделировали острейшую ситуацию, вычислив, что замышляется магазинная кража, кем замышляется, с кем и когда. И предотвратили. Товары остались целехоньки, трое ошарашенных и пристыженных ребят остались на свободе. А ведь началось все с одного оброненного слова, которое потянуло за собой лексикон, привычки, образ жизни, характер… Так почему бы им с Леденцовым не присудить степень кандидатов психологических наук?
— Как сейчас там, в Приморье?
— Чудесно! Красные листья дикого винограда, синие горы Сихотэ-Алиня, вздохи океана…
— Никогда не был, — вздохнул Петельников шумно, как океан.
— Вы, наверное, турист, — истолковал геолог его посторонние вопросы.
— Я каратист, — усмехнулся оперативник.
И представил, унесясь воображением в далекое Приморье: идет он с рюкзаком по синим горам, жует дикий виноград и слушает вздохи океана; а спокойные породы лежат под ногами, никуда не торопясь.
— Итак, замок вы нашли неисправным, — вернулся Петельников мыслью в кабинет.
— Но я подумал, что просто заело…
— Так, дальше.
— Разделся, пошел на кухню. А там… Все, что открывается, было открыто. Кроме холодильника. Я решил, что приходила моя рассеянная дочь. Захлопнул все дверцы и переместился в гостиную. И опешил: та же картина. Знаете, в свой кабинет я уже припустил бегом… Письменный стол будто языки мне показывал: все ящики выдвинуты…
— Аркадий Петрович, а в шкафах, в ящиках рылись?
— Я бы не употребил этого слова. Трогали — да. Обыска не было, нет.
— Как вы это узнали?
— Скажем, пачки с чаем грузинским стояли отдельно от индийского, а оказались переставленными. Баночка с заспиртованным женьшенем передвинута. Некоторые камни повернуты…
Применительно к краже у Смагиных слово «обыск» тоже не подходило. Непонятный, прямо-таки синхронный почерк.
— Что-нибудь пропало?
— Женская дубленка, новенькая.
— Где хранилась?
— Висела в передней, на виду.
— Цена?
— Восемьсот семьдесят рублей.
Петельников задумчиво смотрел на геолога… Нет, синхронности не было; тот же почерк, но теперь вор взялся за вещи. Хорошо, ибо дубленка не деньги, ее надо сбывать. Но почему же он ничего не взял у Смагиных? Мало ли почему: тары не нашел, испугался случайного стука, времени не хватило, скупщика не нашел, в конце концов, после кражи надумал сходить в кино и не захотел обременяться…
— Что еще пропало?
— Камень с полки.
— Что за камень?
