И строго говоря, я не был на какой-нибудь стороне. Я был посередке.
Я жду, пока Глория Эстефан закончит такт, а затем вскидываю свой «Айфон».
– Алло, – говорю я, придерживаясь ирландской максимы, что не следует выдавать информацию добровольно.
– Добренькое вам утречко, сержант, – говорит доктор Зебулон Кронски, раздирая мне уши своим голливудским ирландским акцентом.
– Доброе, Зеб, – отвечаю я уныло и с опаской.
У меня есть армейский дружок, который даже не признает факт утра, чтобы это не помогло засечь его позицию.
– Ты практиковался в этом акценте? – осведомляюсь я у него. – Он хорош.
– Правда?
– Нет, неправда, мудила. Акцент настолько скверный, что отдает расизмом.
Этим я наступаю на любимую мозоль, потому что Зебулон только-только начал посещать актерские курсы и воображает себя хара́ктерным артистом.
«Со мной чудна́я штука, – однажды признался он после бутылки чего-то противозаконного из Эверглейдс, то ли содержавшего аллигаторов пенис, то ли нет. – Я вроде как малость Джефф Голдблюм, а отчасти этот тип, что Монк. Понимаешь, о чем я? Я однажды был статистом в «Полиция нравов: такой-то гребаный город». Режиссер сказал, что у меня интересное лицо».
Интересное лицо? Ну-ну, браток. Вроде как нормальное лицо сплюснули между двумя полотнами зеркального стекла. Опять же, и мое лицо особых описаний не заслуживает. Угрюмый вид крутого парня впечатывался в него так долго, что так и остался и когда ветер переменился.
Моя расистская колкость Зеба не задела, и в ответ он обрушивает сокрушительную новость, не трудясь подсластить ее:
– Миссис Мэдден умерла, Дэн. Мы пребываем в überпросрации.
Мы с Зебом оба ценим словечко über[4], так что в эпоху небрежных «потрясающ» и полной путаницы по поводу терминов «чумово», «ужасно», «жестоко» и «радикально» мы приберегаем über для глаголов и существительных, действительно того заслуживающих.
Мое сердце дает сбой, и телефон вдруг кажется тяжелее кирпича. Нечего было мне раздумывать об умиротворении; вот так оно и кончается.
Миссис Мэдден умерла?! Уже?
Это неправильно. Как раз сейчас в моей жизни ни малейшего пространства для маневра. Мои проблемы упакованы плотнее, чем патроны в магазине.
Она не может умереть.
– Херня, – говорю я, но это лишь отсрочка, дающая моему сердцу шанс снова войти в ритм.
– Не херня, ирландец, – возражает Зеб. – Я сказал über. А с über не выёживаются, это наш код.
Вообще-то я не расстраиваюсь, когда не знакомая мне лично дама, хотя бы и родом из Ирландии, слетает с катушек, но мое собственное благоденствие сильно зависит от того, достаточно ли жива миссис Мэдден, чтобы раз в неделю звонить сыну.
Вот в чем тут штука: Майк Мэдден, возлюбленный сын, – большая рыба в нашем крохотном прудике, а под большой рыбой я подразумеваю самого свирепого жопиного сына-гангстера в нашем тихом городишке. Майк заправляет всей шпаной из клуба «Медное кольцо» на центральной улице Клойстерса. У него где-то с дюжину хулиганов с излишком оружия и дефицитом школьных аттестатов, и все так и рвутся поржать над ирландскими анекдотами Майка и причинить увечья всякому, кто бросит разводной ключ в машину Мэддена. Он и в самом деле смехотворен, этот кельтский хрен липовый с его ойрландскими переливами напрямки с «Тихого человека»[5]. В войсках я навидался хлопцев вроде него; полководцы районного масштаба с манией власти, не отличающие кулаков от мозгов, но долго сохранять корону им не удавалось ни разу. Неизменно выносило на поверхность очередного крутого типа с мерзким норовом и АК под кителем. Но Майк здесь, в Клойстерсе, попал в питательную среду, потому что уж больно городишко мелкотравчатый, чтобы хоть какой уважающий себя супостат сунул сюда рыло. Майк не так богат баблом, как прочие боссы, зато и не выбегает на стрелку неделя через вторую. Плюс к тому он может трепать языком с утра до вечера, и никто и шепнуть не посмеет: «Ой, бараться-всраться!»
Никто, кроме меня.
У нас с Майком в прошлом году был междусобойчик по поводу небольших фатальных трений, возникших у меня с его подручником. Зеб был тоже замешан, что пришлось всем участникам против шерсти. В результате я был вынужден попросить одного из своих ирландских сослуживцев изобразить вооруженного до зубов гнома в саду его мамаши в Балливалу, только чтобы гарантировать, что мы с Зебом продолжим вдыхать воздух округа Эссекс.
Источая угрозы матери этого типа, я чувствовал, как частичка моей души увядает. Ниже этого я не ползал, но никакого другого способа выпутаться не видел. Каждый день с той поры, как заключил эту сделку, я честно верил, что часть радиоактивных осадков от сделки с дьяволом заключается в том, что ты перестраиваешься по его образу и подобию. Были времена, когда выставлять на кон угрозы матери субъекта было немыслимо ни при каких обстоятельствах, особенно учитывая, через что пришлось пройти моей собственной маме.
«Я бы нипочем не исполнил эту угрозу, – твердил я себе что ни день. – Я не настолько плох».
Может, я сумею выкарабкаться и стать таким же, как был. Может, с Софией, лежащей обок меня в кровати с волосами, подсвеченными нимбом утреннего солнца…
Послушайте меня. Вещаю, прям как Селин Дион на корабле.
Как бы то ни было…
Ирландец Майк Мэдден обещал не выпускать кишки Зебулону и мне лишь до той поры, пока жива его мамочка, а вернее, обещал прикончить нас, как только его мамаша отправится на тот свет. Подоплека, как таковая, не важна. По сути, теперь, когда его мамаша почила, этот тип Майк привяжет нас с Зебом к бочке со спущенными штанами и полупинтой «Кей-Уай Джелли», трясущейся у него на ладони.
Метафорической смазкой.
Надеюсь.
По поводу этого последнего оборота мнение у меня неоднозначное. Я ощущаю знакомое утомление мозгов, возникающее, когда меня опять швыряет в бурлящий котел боя, но еще я самую крохотку чувствую облегчение, что миссис Мэдден померла и мне не придется ничего предпринимать по этому поводу. Во всяком случае, я надеюсь, что мне не придется ничего предпринимать по этому поводу. Уж лучше позвоню своему гному, когда перепадет минутка, потому что мой бывший сослуживец, приглядывавший за миссис Мэдден, славится своими упредительными ударами. Может, капралу Томми Флетчеру просто осточертело приглядывать за ней.
Я слышу голос Зеба в ухе:
– Йо, парень на букву «Д»? Ты сомлел на тротуаре?
Йо? Зеб обожает свою приемную культуру. На прошлой неделе он назвал меня «сьюка», и мне пришлось крепенько врезать ему костяшками в лоб.
– Ага. Я здесь. Просто скверные новости малость вышибли меня с рельс.
– Ай, Иисусе. Мы ж еще не кормим червей.
– Так что же случилось с матерью? Естественные причины, а?
Христе-боже, пусть это будут естественные причины!
– Отчасти естественные, – говорит Зеб с баламутящей неопределенностью.
Надобно признаться, я долго считал, что «баламутить» означает нечто другое.
– В каком это смысле отчасти?
– Ну, снег и молния.
– Продолжай. Расскажи, я же знаю, что ты прям помираешь от желания.
– Жаль, у тебя нет «FaceTime». Без видео это трудно оценить по полной.
Зеб уже всерьез задел меня за живое. Мне не следовало недооценивать его актерское мастерство.
– Зеб, очерти же!
– Очертить? Ты что, черненький чумазенький чертенок?
Я ору в динамики телефона:
– Что стряслось с гребаной матерью?!
Я проиграл, а значит, Зеб выиграл.
– Угомонись уж, ирландец. Какого дьявола?
Зеб без ума от игр. Его любимая – дергать за мои ниточки, но у меня и своя игра есть. Армейский психиатр малость просветил меня насчет манипуляций, что вообще-то в плане занятий не стояло, но он подумал, что это может пригодиться, увидев, что я перебираюсь в Нью-Йорк.
– Лады. Я спокоен. Но сейчас мне надо рвать когти – встреча в казино. Перезвони мне с доскональным отчетом попозже.
Я слышу копошение: Зеб заерзал на своем сиденье.
– Да брось, Дэнни, дружок. Есть у тебя время. Может, это последняя байка, которую тебе доведется услышать.
– Знаешь, что я тебе скажу: наговори на автоответчик, а я прослушаю потом.
Я переборщил.
– Пошел на хер, Дэнни. Треклятая встреча, хрен по всей роже… Ты меня почти достал, но я сжалюсь над тобой. Почтенная леди Мэдден отправилась покататься на лыжах, можешь в это, на хрен, поверить?
Я заключаю, что вопрос риторический, но Зеб ждет ответа.
– Нет, я не могу в это поверить, – без спешки отвечаю я.
– Что ж, поверь в это, ирландец. Эта старушка пристегнула лыжи и пустилась через вельд.
– Вельд. Поле. Это не иврит, а?
– Раз ты знаешь, что нет, так к чему перебивать? Ты вроде как меня ненавидишь.
Если и есть нечто более изнурительное, чем беседа с доктором Зебулоном Кронски, то я выстрелю себе в лоб, прежде чем испробовать это.
