— Это не ты его скинул?
— Что ты! У меня кишка тогда была тонка. Да и сейчас не потянул бы. Я ж бизнесмен среднего звена.
— А кто смог бы его свалить?
— Только Устинов.
— Региональный олигарх, что подарил мореходке корабль?
— Быстро ты освоился! — Эд хлопнул Лешу по плечу. — Да, он. И Пахомов здорово мешал ему. Даже в последнее время, когда был уже… как бы это сказать… Наполеоном, пережившим свое Ватерлоо.
— Считаешь, он его убрал?
— Грязно как-то.
— Чтобы подумали не на него, ведь Устинов может себе позволить самого дорого киллера, а на тебя, поскольку труп найден на территории, принадлежащей тебе, Эдуарду Корнилову.
— Второй труп уже, заметь.
— Вот я и говорю, странно… — И не удержался, добавил: — Прямо-таки.
— Я никому дорогу не переходил. Тем более Устинову. Кстати, именно он на Наполеона похож. Маленький и вечно в шапке. Не в треуголке, конечно, но в берете. Прикинь? В берете! Как можно доверять человеку в таком головном уборе? Я бы ни за что не проголосовал за него.
Тут с корабля донеслись крики. Мартин, мирно задремавший на руках Леши, вскочил и начал прыгать, скаля зубы.
— Что там еще? — гаркнул Эдик.
— Ничего особенного, — ответили ему. — Всего лишь еще пара трупов.
Крохотная кухня хрущевки едва вместила пятерых человек, и все же они смогли разместиться за столом, на который тетя Маня наставила тарелок с пирогами, киселем и, конечно, кутьей. А вот суп, изумительные холодные щи из щавеля с яйцом, был разлит по пиалам, потому они занимали меньше места. В центре стола стояла кизиловка. И тетя Маня велела Пашке ее разлить.
— Мне не надо, — покачал головой Леша Земских и накрыл свою стопку ладонью.
— Грамульку? Чтоб помянуть?
— Нет, я не буду. Плохо себя чувствую.
— И выглядишь не очень, — заметила тетя Маня. — Лицо красное. Уж не давление ли у тебя?
— Это я обгорел, — улыбнулся Леша.
— Земских теперь морской волк, — хмыкнул Павел и взялся за розлив кизиловки. — Ладно, не хочет пить, пусть не пьет, а мы поднимем стопки за упокой души Сашиного папы.
Похороны Пахомова прошли сегодня. И Оля до сих пор не могла отделаться от неприятного «послевкусия». Народу на похоронах было очень много… Неприлично много! А скорбящих при этом можно было по пальцам пересчитать. Основная масса — это журналисты и те, кто давно желал сплясать на могиле Пахомова. Похороны организовала администрация города. Ее представитель толкнул на церемонии пламенную речь. Но говорил не столько о покойном, сколько о политической обстановке в регионе в частности и в стране в целом. Местные власти из убийства Пахомова решили раздуть громкое дело. Это были не похороны, а какой-то митинг. Присутствовать на нем было неприятно не только тете Мане и Саше, но и Ольге. Поэтому, когда гроб опустили в могилу и мать и дочь кинули на него по горсти земли, она шепнула подруге:
— Я ухожу. Вы со мной?
Саша коротко кивнула. За все то время, что Саша провела на кладбище, она не проронила ни одной слезинки. И не сказала ни слова. Сидела истуканом. Принимала соболезнования отстраненно. Сухо кивала тем, кто подходил к ней, и отворачивалась.
Привез их на кладбище все тот же Пашка. Держался рядом. И когда увидел, что Оля с Сашей двинулись к выходу, а тетя Маня семенила рядом, бросился за ними.
— Вы что, уже домой?
— Да, — ответила Крестовская.
— Так еще же залпы из орудий будут. Потом поминки в социальной столовой — якобы накормят всех желающих.
Саша плотно сжала губы и принялась крутить колеса своего кресла, хотя в этом не было необходимости — Оля везла ее.
— Мы дома помянем, — выпалила тетя Маня. — Я наготовила всего. Так что милости прошу к нам.
— С удовольствием. А Леху с собой не позовем? — Земских присутствовал на похоронах. Держался в стороне ото всех. Явившись, кивнул Оле и Пашке, тете Мане пожал обе руки, а перед Сашей опустился на корточки, заглянул в глаза. Он хотел что-то сказать, но то ли не смог, то ли не захотел. Несколько долгих секунд Пахомова и Земских смотрели друг на друга.
В ее глазах боль.
В его тоже.
Но какая-то она разная…
Оля пыталась понять, что испытывает Леша, но ей это не совсем удалось. Из нескольких вариантов она выбрала самый логичный. Решила, что он просто испытывает вину за своего отца, сделавшего инвалидом Сашу, и именно эта вина наполняет его глаза болью. Потому что Земских вряд ли есть дело до смерти Пахомова. Бесспорно, он сочувствовал Саше, но, если бы испытывал только сочувствие, смотрел бы на нее иначе.
И вот Пашка предложил позвать Лешу с собой. И Саша согласилась.
Через минуту Лешка присоединился ко всем. Они загрузились в машину, и Сашка сорвалась…
Она ревела и стучала кулаками по приборной панели. Хорошо, что «Опель» Пашки сделан добросовестными немцами, иначе развалился бы на части.
— Это было ужасно… Ужасно, ужасно!
Сорокин обернулся назад и с мольбой посмотрел на тетю Маню.
— Сашенька, успокойся, — попросила она и всхлипнула.
Александра закивала головой и схватила бумажный платок, протянутый Пашей. Высморкавшись, она хрипло проговорила:
— Помните «Алису в Стране чудес»? Когда в финале королева крикнула: «Рубите ей голову!», а Алиса отмахнулась со словами: «Да кому вы страшны? Вы всего лишь колода карт!» И они, карты, полетели ей в лицо, и девочка проснулась. Я весь последний час чувствовала себя той Алисой в Стране чудес и очень хотела обратить всю собравшуюся шушеру во что-нибудь неодушевленное.
Тут загремели оружейные залпы, и Саша умоляюще прошептала:
— Поехали отсюда.
Пашка тут же сорвал машину с места, и по прошествии часа вся честная компания села за стол, чтобы помянуть усопшего.
* * *
Саша опьянела с двух рюмок. Пашка отнес ее в комнату, уложил. Вскоре ушел — ему позвонил сын и позвал куда-то. Тетя Маня спросила у Леши:
— А это правда, что моему Глебу макака палец отгрызла? — То, кто нашел труп и примерно при каких обстоятельствах, знал уже весь город.
— Вранье, — не моргнув глазом, соврал Леша.
— Как представлю… — Тетя Маня, уткнувшись в ладошку, встала к плите. — Кому еще риса с рыбой положить?
— Мы наелись, тетя Маня. Спасибо, все было очень вкусно. Пойдем мы. Вам тоже отдохнуть не мешает.
Оля была того же мнения. Тетя Маня хорошо держалась и когда узнала о смерти сына, и на похоронах, но все ради внучки. А когда Саша уснула, та начала на глазах рассыпаться. Но она и при гостях старалась сдерживать эмоции.
— Да, устала я, — не стала спорить тетя Маня. — Спасибо вам, ребята, что пришли… И что поддерживаете Сашеньку. Вы уж не бросайте ее. Я старая уже, помру скоро… И как же тогда она?
И снова в глазах Леши боль. Как туча на голубом небосклоне — набежала стремительно и заволокла собой солнце.
Земских порывисто обнял старушку. Она прижалась к его груди, но тут же отстранилась и махнула рукой, как будто говоря: идите уже.
И гости покинули квартиру.
По подъезду шли в молчании. Каждый думал о чем-то своем. Оля о Саше. Как она без тети Мани? Когда та умрет, о Пахомовой некому будет позаботиться. Да, она, Ольга Крестовская, поможет подруге, чем сможет, но не станет, как бабушка, посвящать ей свою жизнь. Как и никто другой. Как те же немногочисленные родственники, что присутствовали на похоронах. А это значит, Саше светит интернат для инвалидов.
— Надо что-то сделать, — выпалил Леша, когда они вышли на улицу.
— Ты о чем?
— О Сашиной ситуации. Ей необходимо помочь, причем сейчас, не дожидаясь смерти тети Мани.
— Согласна. Но я не знаю, как…
— Хотя бы квартиру обменять.
— Да на что эту халупу обменяешь?
— Пусть на такую же хрущевку, но на первом этаже, чтоб Саша могла чаще гулять.
— Когда бабушка скончается, все равно некому будет ее вывозить.
— Но она же еще жива!
— Леш, тетя Маня едва держится. Вскоре ей самой нужна будет сиделка.
— И все же квартиру нужно обменять. На нормальную, в новостройке, с пандусами. Сделать первый шаг, следующие дадутся легче.
— Без доплаты? — округлила глаза Оля. — Да это нереально.
— Жилье тут не может быть очень дорогим, так?
— Наверное.
— У тебя есть время, чтобы найти риелтора и прицениться к недвижимости?
— Есть, но…
— Будь добра, займись этим. Если доплатить нужно будет пятьсот-шестьсот тысяч, я добавлю их.
— Ты работаешь матросом на судне. Откуда ты возьмешь такую сумму?
— Продам свою машину. Мне она все равно не нужна.
Оля в упор посмотрела на Земских.
Глаза в глаза.
— Никак не пойму, что с тобой такое, — проговорила она. — Ты не вспоминал не только о Саше, но и о родном городе, в котором до сих пор живет твой отец, и вдруг… Ты приехал сюда на все лето, а Пахомовой готов отдать весьма крупную сумму.
