Большой Босс начал тихонько насвистывать.
— Вы думаете, что я на это не способен?! — рассердился я.
— Напротив. Но, повторяю, это было бы ужасно.
— Разве вы не делаете то же самое уже двадцать лет? Все это мне не по душе, но вы не оставляете другого выхода. И уж если я примусь за дело, меня ничто не остановит…
— Джерри, по-моему, мы говорим на разных языках, и оба запутались: я не уверен, что вы сами знаете, к чему стремитесь, и не знаю, в чем именно хочу вам помешать. Вы правы: хорошо организованная банда может и вправду поставить на уши весь город. Прольется кровь. Погибнут и мои, и ваши люди — потеря невелика, но будут и невинные жертвы: женщины, дети, полицейские — отцы семейств.
— И все-таки, если вы меня вынудите, я на это пойду.
Он покачал головой.
— В таком случае, лучше поискать мирное решение.
— Что ж, давайте попробуем.
— Вы хоть знаете, чего хотите?
— Я хочу знать, почему шестнадцать лет назад Оливию Клейтон незаконно посадили в Грейстоун.
— Почему незаконно?
— Это мне известно. Я знаю, в каких условиях она жила там все эти годы, и знаю, где она сейчас. Говорю открыто, потому что вы уже не в силах что-либо изменить. С Доры Уилкокс не спускают глаз. И если она вдруг исчезнет, доктору Уилксу придется давать объяснения.
— И, по-вашему, я замешан в этой истории?
— Сейчас пытаюсь это доказать. А тогда уж возьму вас за горло и больше не отпущу, Эндрю Робинсон!
— Все это случилось без моего ведома, а я узнал лишь после смерти брата. Последние месяцы я чувствовал, что его гложут угрызения совести, но не догадывался, почему. — Большой Босс помолчал и грустно добавил: — И лучше бы я навсегда остался в неведении… Мой брат был неплохим человеком… Но эта женщина стала его шантажировать. Если вы копались в ее прошлом, то должны знать, что это была за особа: мотовка, без стыда, без совести. А судья имел глупость увлечься ею. Начался непродолжительный роман. И, к сожалению, у миссис Клейтон остались доказательства. Брат был в полном отчаянии. Оливия Клейтон разорила бы его, не моргнув глазом. Что сталось бы с его женой и дочерью, тогда еще совсем маленькой? Вот он и упек мерзавку в Грейстоун.
Из меня словно выпустили воздух.
— Значит, вся моя работа насмарку… Какой смысл чернить память отца Эллен?
— Вот именно. А против меня у вас ничего нет. Уилкс же согласился потому, что дружил с судьей и, уступив однажды, не мог идти на попятный. Кстати, Оливия Клейтон и тогда была немного не в себе, а уж теперь окончательно свихнулась.
— После шестнадцати лет в дурдоме — немудрено.
— Уилкс о ней хорошо заботился, ей отвели удобную комнату, за ней ухаживали… — Робинсон опять немного помолчал. — Эллен ничего об этом не знает… если, конечно, вы ей не рассказали.
— Нет, я ничего ей не говорил.
— Теперь вам все известно. Судья умер, и не в ваших интересах обливать грязью его имя. А насчет Уилкса имейте в виду: я его в обиду не дам. Он рассказал мне обо всем, когда понял, что вы напали на след, и я обещал, что ему не о чем волноваться. От своего слова я не отступлю. К тому же не думаю, чтобы у вас хватило доказательств.
— Вы правы.
— И уж я постараюсь, чтобы вы их никогда не нашли.
Я встал и подошел к приоткрытой двери.
— Дорогая, вы еще не готовы?
— Сейчас-сейчас, — ответила Элллен.
Я вернулся к Робинсону.
— Будь я уверен, что вы тут ни при чем, сегодня бросил бы все к чертовой матери.
— А я и в самом деле ни при чем.
— Тогда пусть ваши люди оставят меня в покое.
Большой Босс встал и протянул мне руку. Я пожал ее.
— Я поговорю с Керфью завтра, — пообещал Эндрю. — Сегодня это невозможно.
— Позвоните Доминику.
— Нет. Я никогда не общаюсь с ним напрямую. Черт возьми, неужели вы не можете потерпеть до завтра?
— Пожалуй, нет.
— Выходит, весь наш разговор впустую?
— Что делать? Перемирие начнется, только когда вы уберете слежку.
— Завтра.
На пороге показалась Эллен. Эндрю встал и начал прощаться. Как только он ушел, Эллен призналась мне:
— Я была в гостиной и все слышала.
— Ну, и что скажете?
— Не верю, что папа мог так поступить.
— Но ведь это он подписал постановление суда.
— Я не об этом. Папа, бесспорно, виноват, но я уверена: он оставался верен матери. Когда мама умерла, мне было девять лет. Отец обожал ее.
Я обхватил ее за плечи и крепко прижал к себе.
— Наберитесь мужества, дорогая.
— Неужели мы когда-нибудь будем счастливы?
— Не сомневаюсь. Но прежде надо пережить это испытание до конца.
— Да, отступать уже слишком поздно.
— Осталось совсем немного. Я уже почти закончил расследование.
— Вам не хватает доказательств?
— Нет, надо только кое-что проверить. Я это сделаю сегодня же.
— Но ведь за нами будут следить!
— Я попытаюсь удрать, а не выйдет — наплевать. Все равно меня не остановишь, да и пора выкладывать карты на стол.
— Мне страшно, Джерри… они убьют вас!
— Я сумею себя защитить, дорогая.
Какое-то время она задумчиво смотрела на залитый солнцем сад.
— Все мысли только о вас, Джерри. И пусть дядя считает, что я предаю Робинсонов, мне ничуть не стыдно.
Наш разговор прервал шум мотора, и я увидел, как один из моих преследователей остановил мотоцикл у ворот.
— Ну, вот, опять, — дрожащим голосом проговорила Эллен.
— Сейчас я от него избавлюсь.
— Будьте осторожны, милый!
Я улыбнулся, ласково погладил девушку по щеке и сбежал с крыльца. Мотор мотоцикла все еще урчал. Молодой человек смерил меня взглядом, явно пытаясь подражать наглым манерам Доминика.
— Так это вы собираетесь за мной следить?
— А ты думал? С чего бы я сюда притащился?
— Вы за мной не поедете.
— Да ну? — Его правая рука потянулась к боковому карману. — Только попробуйте сыграть со мной ту же шутку, что с Джеком, и…
Парню не удалось договорить. Я размахнулся и одним ударом сшиб его с сиденья. Мотоциклист рухнул на асфальт, и я, не дав ему опомниться, выхватил из кармана его куртки револьвер, потом рванул за грудки и поставил на ноги. Из угла его разбитого рта на рубашку стекала струйка крови.
Я разжал пальцы — несколько секунд парень стоял в полном оцепенении, а затем его лицо исказила бессильная ярость: я спокойно вытащил из кармана перочинный нож и одно за другим вспорол оба колеса мотоцикла.
— Вот так. Если хотите позвонить Доминику — ближайший автомат в пяти минутах отсюда, четвертый поворот направо.
Парень повернулся на каблуках и убежал. Из ворот выехала моя машина, за рулем сидела Эллен. Она открыла дверцу и подвинулась, пропуская меня за руль.
— Джерри, теперь они окончательно взбесятся.
— Тем лучше.
Я нажал на газ, и вскоре центр города остался позади. Наш преследователь, наверное, только добрался до телефонной будки, а мы уже катили по Северному бульвару. Вряд ли ищейки Доминика разыщут нас, прежде чем мы снова вернемся в центр.
Мы свернули на безлюдную узкую улочку, и я указал Эллен на грязную деревянную развалюху.
— Вот здесь раньше жил Ленахан.
Еще несколько миль — и мы выехали из города по Карсон-авеню. Теперь мы мчались по широкой дороге среди садов и ухоженных вилл. Я остановил машину возле двухэтажного коттеджа. На подъездной дорожке за воротами красовался новенький автомобиль.
— А вот здесь он живет теперь.
Миссис Ленахан проводила меня в гостиную и попросила подождать. Здесь все было новым, только что из магазина: кресла, диван, ковер. В комнате еще не выветрился запах краски и свежеструганного дерева. В камине сверкала не тронутая сажей решетка.
Сам Ленахан, войдя в комнату, выглядел смущенным, как принарядившийся в воскресный день рабочий. Воротник явно натирал шею, а завязанный неумелой рукой галстук съехал набок.
Я знал историю этого человека (один из наших репортеров изловчился взять у него интервью во время следствия по делу о смерти Мэджи). В свое время Ленахан работал на стройке чернорабочим, потом плотником и каменщиком. У него было шестеро детей, но, несмотря на все жизненные неурядицы, он всегда оставался честным человеком и хорошим отцом семейства. Я понимал, что справиться с ним будет несложно.
Мы пожали друг другу руки.
— Моя фамилия Спенс, я — из «Гэзет».
Ленахан был явно не в восторге.
— Надоели мне все газеты, но все-таки спасибо, вы хорошо обо мне написали.
Я жестом остановил его.
— Ладно-ладно, деловому человеку негоже пренебрегать бесплатной рекламой. Смотрите, что она принесла вам: красивый дом, новая машина, процветающая фирма…
Я сел на диван, а он осторожно опустился на краешек кресла. Было ясно, что Ленахан предпочел бы разговаривать, сидя на ступеньках крыльца.
