— Что, Леля? — с нескрываемым торжеством спросил Халиль. Бронированная дверь неплохо пропускала звук. — А что ты думала? Я давал тебе шанс. Я просил тебя не приходить. Теперь поздно.
— Зачем ты это делаешь?!
— Крыс не удалось достать. Мне жаль, что ты оказалась в одном выводке с этими «детьми смерти». Но что делать, мне приказано испытать вирус на людях.
— Подожди, — тихо сказала Елка. — Но тут же и твои люди тоже. Им же не дадут уйти живыми.
— Не слышу.
Елка повторила эту же фразу так же тихо.
— А, люди, — раздался характерный смешок. — Это не люди. Это тоже крысы. Продажные крысы. Они сотрудничали с сионистским врагом и приговорены к смерти палестинским судом. Благодаря вам они смоют свой позор кровью, а мы пощадим их близких. У них и патронов нет.
— Что? — тихо сказала Елка. — Я ничего не слышу. Говори, пожалуйста, громче.
— Неважно, — прокричал Халиль. — Мне жаль…
— Да говори же громче! — не унималась Елка.
— Жаль, говорю, — уже совсем громко неслось из-за двери, — жаль, что у нас с тобой так получилось! Прости меня, Леля!
— И ты меня прости, — пробормотала Елка.
— Что?.. Это за что же я должен тебя простить, Леля? — обеспокоенно выдохнул Халиль.
Елка резко развернулась от двери, прижалась спиной к стене и вынула руку с пультом из кармана. Вувос упал на Номи.
Термос рванул как надо! Главное, дверь покорежило — образовалась узкая щель. Мы, мешая друг-другу, пытались что-то сделать, но дверь заклинило.
Арабы молились, мы матерились, Номи орала. Спасибо товарищу Калашникову за универсальное изделие — орудуя коллаборационистскими автоматами, как ломами, мы вовремя вскрыли этот крысиный сейф. Как раз, чтобы встретить дружным залпом подбегавшую команду в противогазах.
Елка визжала, но палила по-македонски, из двух пистолетов сразу и довольно прицельно. А выйди мы раньше, блевала бы, небось, сейчас у трупа Халиля. Термос поработал с ним не так аккуратно, как профессор с Козюлей.
Вувос с плачущей Номи в рюкзаке и сотрясающимся «Галилем» в лапах был не правдоподобен, как герой третьесортного мелодраматического боевика. А я чувствовал, что меня вот-вот убьют, потому что хоть все и получалось, но как-то по-дурацки. Если мы и были до сих пор целы, то только благодаря мешавшим нормальной стрельбе противогазам.
Ситуация соскочила на голый экспромт. Вести всех в прорыв должен был я.
Но невменямая Елка вырвалась вперед, а Вувос, как будто за спиной у него не было рюкзака с Номи, рванулся следом. Мне пришлось прикрывать их от появившихся из бокового коридорчика «духов».
Пока я с ними закончил, оказался отрезан — пару раз дергался вперед и получал сильные удары пулей в бронежилет. И больно, и пелефон — вдребезги.
Тем временем в Номи проснулся инстинкт самосохранения, и она стала рваться из рюкзака, как кот из мешка. Как-то развязав тесемки, она плюхнулась на ковер и, прежде чем Вувос отвлекся от стрельбы, уже была на вражеской половине, где шмыгнула под стол и забилась в угол. Елка, с дурацким киновоплем: «Прикройте меня!» бросилась за ней и даже успела пристрелить ближайшего к Номи «духа», но споткнулась о его вытянувшуюся в последней судороге ногу. И скатилась прямо к еще не протянутым ногам его соратника, который, прежде чем я навел на него автомат, успел рвануть ее за солнечную шевелюру и прикрылся Елкой. Этот уже был без противогаза — то ли не хватило, то ли догадался, что вирусы не взрываются.
Мы стрелять перестали. В нас тоже. Дух стоял с ножом у елкиного горла и кричал:
— Бросай оружие!
Пока я колебался, Вувос покорно сказал:
— Беседэр! — и, как городошную биту, швырнул к ногам Духа свой «Галиль». Елка взвыла — ей попало по голени. Дух дернулся. Следом Вувос швырнул в ту же сторону десантный нож, как прежде в дверь каравана. И пригвоздил ухо Елки к сердцу террориста! Вот романтическая курва!
Полутруп ослабил хватку, Елка рванулась и с диким воплем залегла с «Галилем», прикрывая Номи. С ухом ей пришлось расстаться. Елка поскуливала от боли, а Номи от ужаса, глядя, как левая половина тетиного лица эаливается кровью. Я палил из автомата, как маньяк. Вувос вторил мне из трофейного «Узи». Мы очистили помещение и продвинулись до двери в насквозь простреливаемый коридор. Из боковых дверей поводили рылами стволы. Ловить было нечего. Я сунулся было в окно и чуть не получил пулю в лоб. Террористы опомнились от неожиданного взрыва, сняли противогазы и грамотно выбрали позиции. Прорваться было невозможно, но продержаться какое-то время мы еще могли.
Я в последние дни уже столько раз мысленно умирал, что после всех этих репетиций особого трепета перед премьерой не испытывал. Что меня еще ждало в жизни? Составлять протоколы на иврите, да выплачивать машканту.[48] Надоело.
Вувос успокаивал Номи, следил за дверью, менял обойму.
— Жаль, миньяна нет, — сказал я ему. — Надо бы поблагодарить Господа, что умрем не как крысы, а точно по плану, с оружием в руках. Ты не в курсе, у нас там никакой аидише Валгаллы не предусмотрено?
— Да-а, — вздохнул Вувос, — миньян что-то задерживается. А он бы нам сейчас ох, как пригодился.
— Дурацкая была идея с Умницей, — вдруг выдавила Елка, стягивая голову какой-то косынкой. — Что у вас в спецслужбах — дураки, чтобы этого мудака всерьез принимать? Раскаявшийся террорист, передача взрывчатки… да им подростки по пять раз на день с таким фуфлом звонят… Должен был сам позвонить. Может, еще не поздно? — она кивнула на телефон у окна.
Вувос вступился за меня:
— Нельзя. Засудят.
— За что?! — поразилась Елка. — Это же необходимая оборона!
— У евреев другие представления о необходимой обороне, — грустно сообщил Вувос. — Не спрашивай почему. Сам не понимаю. Боря, хорошо, что успел спросить — а ты понимаешь?
— Ладно, — сказал я. — Лучше уж три пожизненных и Номи на свободе, чем четыре трупа. Пойду звякну…
Я взял трубку, гудка не было. Но все равно, вовремя подошел к окну — зазвенело стекло, к моим ногам упала граната. Я успел выкинуть ее обратно.
Рвануло. Прислушался, в надежде услышать вопли, но было тихо.
— Умница, — сказал я в «длинное ухо», — если ты меня слышишь, вызывай полицию. Найди ближайший телефон и набери 100.
Противная вещь односторонняя связь. Мне тоже захотелось высунуться из окна и прокричать ему указания.
И вдруг началось! Я вскинул руки, как фанат при первых аккордах тяжелого рока:
— Наши! «Дувдаван»[49] в саду! Ещ-щ!!!
— Ха! — сказал повеселевший Вувос, с наслаждением вслушиваясь в стрельбу и взрывы. — А ты говорила — не приедут! Просто в Израиле всегда все опаздывают. Сейчас посмотришь настоящий «Вишневый сад»! Я тебе говорил, что «Дувдаван» на иврите — вишня? Пошли!
— Умница! — заорал я в прибор. — Не звони! Без полиции! Действуй по плану! Начинай!
Мы сорвали с себя куртки, надели фирменные кепочки, достали немногочисленные аксессуары. Поплевали на рукава и стерли, а скорее размазали кровь по елкиному лицу, ничего, в темноте сойдет. Особо тщательно упаковали Номи в рюкзак, туда же спрятали автоматы и куртки.
Нескольких оставшихся в коридоре растерянных террористов наш внешний вид деморализовал полностью, а наши пистолеты добили. Мы пробрались к выходу и застыли у приоткрытой двери, чутко вслушиваясь в какафонию боя.
— Где эта скотина? — вопрошал Вувос.
И Умница отозвался. Усиленный мегафоном голос перекрыл стрельбу:
— Внимание! Не стрелять! Съемочная группа Си-Эн-Эн!!! Дайте выйти журналистам из-под обстрела!
Он повторял это на английском, иврите и арабском. А мы уже бежали навстречу его прожектору через сад, через калитку заднего двора, петляя и цепляя ветки кинокамерой, фотоаппаратом «Киев» с допотопной вспышкой и палкой раздвижного микрофона, стараясь попадать в пятна света, чтобы видны были наши майки с большими буквами Си-Эн-Эн. Елка вопила что-то по-английски. Стрельба поутихла. Нас не тронули! Наши, видимо, не хотели лишних проблем. А арабы привыкли, что журналисты на их стороне.
Умница уже пересел на пассажирское сиденье и пригнулся. Я на бегу перехватил у Вувоса рюкзак, и он прыгнул за руль своего «Форда», на котором Умница успел намалевать три заветные буквы. Рванули с места. Я успел заметить удивленно приоткрытый рот нашего солдатика в арабской одежде.
Хорошие ребята у нас в спецподразделениях, и Ай-кью у них, говорят, высокий.
Только наивные.
Я осмотрел нашу «съемочную группу» и меня разобрал истерический смех.
Мы неслись в сторону Иерихона. На выезде из Маале-Адумим нам на хвост села Ленка, и Вувос поехал медленней. Умница тарахтел не переставая. «Длинное ухо» работало исправно — у него был полный эффект присутствия. И ему надо было с кем-то поделиться острыми впечатлениями:
