– Познакомься, Миша, – сказал Александр, закрывая за собой дверь, – это Ольга Бойкова, фотокорреспондент еженедельника «Свидетель». Помнишь, я говорил тебе о ее выставке?
– Жедрин, – приятель Шилкина поднялся с кресла и поцеловал мне руку, – Саша в восторге от ваших фотографий.
– Михаил научил меня снимать, – сказал Шилкин. – Присаживайся, давайте выпьем.
Он разлил шампанское по бокалам. В сумочке запиликал сотовый.
– Извините. – Я достала «моторолу».
– Оля, – услышала я голос Кряжимского, – ты занята?
– Что случилось, Сергей Иванович?
– Здесь сидит этот парнишка, брат Ани Поляковой, приходит уже третий раз, говорит, у него срочная информация для тебя.
– Что за информация?
– Мне не говорит, – растроенно произнес Кряжимский.
– Хорошо, пусть ждет, сейчас буду.
Я спрятала трубку.
– К сожалению, мне нужно идти. Дела, – я поднялась с кресла. – Приятно было познакомиться.
– Вот почему я не пользуюсь телефоном, – с оттенком самодовольства произнес Шилкин.
– Ну нет, мы вас не отпустим. – Жедрин поднялся с кресла, пытаясь усадить меня обратно.
– Честное слово, я бы с удовольствием осталась… – пыталась я сопротивляться.
– Тогда пообещайте нам, что вернетесь, – настаивал Жедрин, – мы еще здесь долго будем, а потом пойдем отмечать открытие выставки и выход альбома в какой-нибудь ресторанчик. Правда, Саша? Куда мы пойдем? В твою любимую «Гриву»?
– В «Гриву», – подтвердил Шилкин.
– Хорошо, я приду, – нехотя согласилась я.
– Обещаете? – многозначительно улыбнулся Жедрин.
– Обещаю.
* * *
Редакция «Свидетеля» располагалась недалеко от галереи, поэтому не прошло и десяти минут, как я входила к себе в кабинет. Сергей Иванович потягивал кофе, а Максим сидел, глубоко провалившись в кресло, и нервно постукивал ногой о пол.
– Ольга Юрьевна, – вскочил он мне навстречу, – я узнал. Это он. Он был там.
– Спокойно, Макс, – я села в соседнее кресло, – давай все по порядку.
– Ну вы же сказали выяснить, был ли Шилкин в «Руси» двадцатого сентября. Вот я и выяснил. – Он гордо поднял голову.
– И что же ты выяснил? – спокойно сказала я, помня о его горячности.
– Шилкин был там в день, когда убили Аню. – У Максима было такое лицо, словно он удивлялся моей непонятливости.
– Как же тебе удалось это узнать? – недоверчиво поинтересовалась я.
– Вчера мне ничего не удалось узнать – не та смена была, – торопливо начал объяснять Максим. – Сегодня прямо с утра я опять туда отправился. Нашел дома фотографию Шилкина – у Ани осталась – и стал там всем ее показывать. Ну, на меня как на идиота смотрели, отмахивались, а потом один грузчик вспомнил. У него как раз девятнадцатого день рождения был, но двадцатого он на работу вышел – у них с этим строго.
– Так. – Я стала слушать более внимательно.
– Ну вот, – продолжал Максим, – он этого Шилкина сразу вспомнил, как я ему фотографию показал. – Этот поставил машину прямо перед входом, а Женька – ну, грузчик, говорит ему, чтобы машину отогнал, а то тележка не проходит…
– Это какая-то ошибка, – перебила я Максима – у Шилкина нет машины.
– Не знаю я, – отмахнулся он, – грузчик так сказал.
– Покажи-ка мне фотографию, – попросила я.
Макс быстро достал из внутреннего кармана «пилота» фото и протянул мне. Действительно, это был Шилкин, но даже я с трудом узнала бы его по этой фотографии. Видно, это было фото, снятое несколько лет назад. Конечно, сходство было, и довольно большое, но я сомневалась, что человек, видевший Шилкина два месяца назад, смог бы опознать его по этому фото, тем более грузчик после дня рождения… Да еще машина какая-то. Нет у Шилкина никакой машины.
– Твой грузчик не вспомнил, во сколько это было? – решила я все же уточнить.
– Вечером, – ответил Макс, уже темнеть начало.
– Хорошо, – я внимательно посмотрела на него, – а какая это была машина, он помнит?
– Да не разбирается он в машинах, – поморщился Макс, – сказал только, что белая иномарка.
– Точно иномарка?
– Женька так сказал.
– Он был трезвый, Женька-то?
– Ну, слегка от него попахивало. – Максим поджал губы. – Ты что – мне не веришь?
– Успокойся, Макс, – я отдала ему фото, – все, что ты узнал, очень важно. Я все проверю.
– Да чего здесь проверять, – взвился Максим, – все ясно как день. Надо этого Шилкина в ментовку сдать, или я сам его порешу.
– Да погоди ты! – заорала я на него так, что окна чуть не зазвенели, и вскочила с кресла. – Тоже мне Робин Гуд нашелся, народный мститель. Ну придешь ты в ментовку, что ты им скажешь? Что он убил твою сестру? – Я немного сбавила обороты. – В лучшем случае они тебя высмеют.
– Тогда я сам его убью, – упрямо долдонил свое Максим.
– Так тебя же посадят, дурень. Ты что, в тюрьму хочешь?
– Мне все равно, – со злобным отчаянием процедил он сквозь зубы.
Я даже зауважала его. За упрямство. Сама ведь тоже упрямая. Но уважение – уважением, а что-то надо было делать, чтобы не произошло новое убийство. Мальчишка вбил себе в голову, что Шилкин убил его сестру и, похоже, не остановится, пока сам не влипнет в какую-нибудь историю.
– Макс, – спокойно сказала я, – я всегда довожу дело до конца. Если не веришь, можешь спросить у Сергея Ивановича. Ведь так, Сергей Иванович? – Я посмотрела на Кряжимского.
Господи, прямо детский сад какой-то.
– Да, конечно. – Кряжимский убедительно кивнул.
– Так вот, – продолжала я, – сейчас я ищу того, кто убил девушек в «Гриве». Скорее всего он же убил и твою сестру. Я близка к разгадке, но мне нужно еще немного времени. Я тебя прошу, Макс, ничего не предпринимать два-три дня. Этого времени мне хватит, чтобы закончить дело.
– Уверена? – недоверчиво посмотрел он на меня.
– Уверена, – выдохнула я.
– Ладно. – Он встал и направился к двери. – Я позвоню. Все равно ведь… – принялся опять было он за свою песню, но махнул рукой. – Помяни мое слово, это он!
– О'кей, помяну. До скорого.
– Да уж, народный мститель, – добродушно произнес Кряжимский, когда дверь за Максом захлопнулась.
– Сергей Иванович, миленький, я убегаю.
Он поднял на меня озабоченный взгляд.
– Я ж с выставки прямо. – Я запахнула шубу и взяла сумку. – До завтра. На всякий случай, если что – звоните.
Кряжимский только кивнул. Он привык к моим погоням и авантюрам, считая их, хотя не без некоторых оговорок, неотъемлемой частью будней «Свидетеля».
Сев за руль «Лады», первое, что я сделала, – достала украденную или, вернее, взятую напрокат визитку. Набрала домашний номер Жедрина. Он был написан ручкой рядом с отпечатанным рабочим телефоном. Закурила. Несколько долгих гудков. Наконец я услышала сочный грудной женский голос:
– Алло.
– Добрый вечер, – вежливым тоном сказала я, – мне бы хотелось услышать Михаила Борисовича.
– Его нет, а кто его спрашивает? – заинтересовались на том конце провода.
– Это подруга Александра Шилкина. Меня зовут Ольга. Саша вчера был у вас и случайно оставил мои фото, так, несколько работ. Я начинающий художник…
– А почему он сам не звонит? – насторожилась женщина.
– Простите, вы супруга Михаила Борисовича?
– Да, – весомо подтвердил голос.
– Простите, не знаю… – разыграла я смущение.
– Антонина Сергеевна.
– Антонина Сергеевна, – бодро сказала я, – вы же знаете Сашу. Ничего-то у него нет, ни машины, ни телефона, одни творческие проекты.
Послышался смех жизнерадостного человека, который к своему спутнику жизни относится с насмешливой снисходительностью, на какую претендовала и я.
– Да, да, – прозвучало в трубке, – только Саша к нам вчера не заходил, да нас и дома не было. Мы у сестры Мишиной гостили. Вы что-то путаете.
– Это не я путаю, это у Саши временное помутнение рассудка, – едко пошутила я и, поблагодарив Антонину Сергеевну, повесила трубку.
Я нажала на газ и устремилась в галерею.
В моей голове царила полная сумятица. Что же это получается, Шилкин мне вчера наврал? Или просто сказал первое, что пришло ему в голову? Но тогда почему этим первым пришедшим в голову оказалась ложь? Для чего ему потребовалось лгать? Естественно, чтобы скрыть правду. А в чем заключалась правда? В том, может быть, что он был у любовницы? Чушь! Он, по-моему, своих увлечений ни от кого не скрывает. Наоборот, ему нравится сталкивать лбами женщин, с которыми он в одно и то же время крутит романы. В каждом таком увлечении он, наверное, находит допинг, не в наркоте заурядной, выходит, скрыт его стимул к творчеству.
Иначе как расценить его свидание со мной? Что же это получается, соседка, дом которой едва не упирается стеной в «паноптикум» Шилкина, видела, как мы приехали? Видела, по крайней мере, мою машину. А вдруг она куда-нибудь уезжала и неожиданно вернулась? Вдруг Шилкин просчитался? Или по своей гениальной рассеянности, будучи поглощенным художественными образами, не позаботился о мерах, так сказать, безопасности.
