– Эту идею я тоже стащил у «Четырех Сезонов», – похвастался Джонни, проходя мимо нашего столика. – С сахарной ватой.
– Артем…
Толя вернул мое внимание к своей персоне. Принесли спагетти. Официант в темно-зеленом фраке с золотой нашивкой «У Фароне» навис над нашими тарелками с большой плошкой черной икры. Он черпал деликатес столовой ложкой и накладывал поверх макарон.
– Хорош, – сказал я.
– Еще, – потребовал Толя, помахивая рукой, и официант продолжал накладывать, пока весь макаронный плацдарм не был погребен под «рыбьими яйцами». Я взял вилку и принялся за еду.
Толя потягивал «бароло».
– Кайф, правда? – сказал он.
Я нервничал. Толя ел. Я тоже, между делом отпуская шуточки про «Белое солнце пустыни». Мы обменялись циничными фразами насчет русской парочки, сидевшей через столик от нас. Мужик в сером шелковом костюме тысяч за десять и дамочка с бриллиантом размером с грецкий орех на среднем пальце.
Наконец я сказал:
– Слушай, я встречался с Сидом. И вряд ли он хотел, чтобы о его звонке кто-то знал. Мне показалось, что он малость не в себе, и я не придал всему этому особого значения. Ничего из ряда вон. Так ведь?
– Ты не пожелал делиться со мной? Не доверяешь? Ты превращаешься в сыночка своего папочки, Артемий Максимович. Не доверяешь даже друзьям, когда речь идет о деле, ждешь, чтобы они первые выложили тебе информацию.
Мой отец всю жизнь был чекистом. И оставался им даже после увольнения, после того, как мои родители уехали из Москвы. Он был хорош в своем деле – скрытен, умел задавать правильные вопросы. Я часто думал: боятся ли люди, попадая на допрос в его кабинет? Я обожал отца, но ненавидел его работу, и понадобились годы, чтобы смириться с этим.
– Не мое это дело, – ответил я. – Утонул бездомный, пьянчужка, наркоман. Откуда ты знаешь Сида?
Толя отодвинул тарелку и снова взялся за вино.
– Я давно знаком с Сидом. Но не слишком близко. А где-то с год назад наткнулся на него в одном баре в Ред-Хуке. Он узнал меня, мы разговорились.
– О чем?
– О тебе. Он знаком с тобой. Я тоже. Я припомнил, что он помог тебе с Билли Фароне. Он был обаятелен, чудесно говорил по-русски, читал Пушкина наизусть. Он был хорошим журналистом скорбел об упадке своего ремесла. Мне показалось, что он был очень одинок.
– Был?
– А я сказал «был»?
– Ну да.
– Не знаю, – Толя углубился в изучение вина. – Я влюбился в Ред-Хук. Сказал ему: Сид, я хочу тут прикупить кое-что. А он: я помогу тебе, я знаю это место, знаю людей, историю. Веду записи. У меня есть информация. Сид одержим Ред-Хуком. Он помогает мне.
– У Сида были неприятности.
– Неприятности? Какого рода?
– Он звонит мне, уверяет, будто кто-то следит за ним. Упоминает каких-то русских мордоворотов, несет параноидальную чушь, заявляет, что за ним кто-то увязался, а потом этого кого-то находят мертвым в протоке неподалеку от дома Сида. Думаю, именно Сид нашел труп. – Я взял бокал.
Я не сказал Толе, что тот мертвец был братом Сида: не его это дело.
– Люди с ума посходили из-за недвижимости у воды, – произнес Толя. – Помнишь то убийство в Сохо – из-за дома, который все возжелали? На Грин-стрит? История – безумнее московского бизнеса в самые безумные времена, верно? Когда замешаны большие деньги, люди убивают.
– За что? За недвижимость?
– За информацию.
– А что знал Сид?
– Сид знал все. Знал, но бездействовал. Он любил чистое знание. Дотошно вел архив. Знал все о Ред-Хуке, о каждом доме, его историю, финансы. Он все это знал.
– И рассказан тебе?
– Кое-что.
– Ты хотел заполучить его архив?
Толя сделал вид, что не расслышал мой вопрос и уставился в тарелку.
– Где он?
– На Лонг-Айленде, – ответил я. – У него там дом.
– Хорошо. У меня есть его телефон. Позвоню узнаю, все ли нормально. Ладно?
Я кивнул, стараясь не подавать виду, что меня заботит его участие в деле.
– Поэтому ты вытащил меня в Ред-Хук? Из-за Сида? – спросил я.
– Я просто хотел показать тебе то, что показал. Уходи в отпуск, Артем, езжай к Максин. Может, я тоже возьму отпуск, в конце недели. Может, во Флориду смотаюсь. Точно, в пятницу наведаюсь во Флориду, проверю то-се, а потом, может, отправлюсь в путешествие. Ты знаешь, Сид – параноик, ему ничего не оставалось, только вгрызаться в прошлое. Но все будет хорошо. Веришь?
На парковке Толя вручил мне ключи от своего «эскалейда».
– А ты не боишься рулить навеселе? – спросил он.
– Нет. Я же коп, верно? – Я знал, что выпил многовато, но решил, что справлюсь. – А ты как домой попадешь?
– Кто-нибудь из моих ребят подхватит, – ответил он и добавил: – Тебе интересно, видел ли я ее?
– Да.
– Видел. На сей раз Лили, думаю, надежно осела в Нью-Йорке. Бэт в Лондоне, пока не начнутся занятия в школе. Лили здесь одна. Приехала протестовать против республиканцев. Говорит, что на все пойдет, только бы свергнуть Джорджа Буша. Говорит, в тюрьму готова сесть. Она такая наивная. Думает, что-то изменится.
– Что еще? – спросил я. Я весь взмок.
– Спрашивала, хочешь ли ты видеть ее.
Я закурил.
– Ты очень тоскуешь по ней? – спросил Толя.
– Прекрати. Нет. Не тоскую. Хватит об этом.
– Береги себя, Артем. Смотри, не стань одним из этих страдальцев, которые не могут ужиться ни с одной женщиной, как мой папаша, – заметил он. – Как я сам.
Он обнял меня.
– Хочешь знать, как я заработал свои капиталы? Напомни, как-нибудь расскажу.
– Как? – спросил я.
– Я их украл, – заявил он и разразился хохотом. Потом повернулся к крыльцу заведения Фароне.
– Ты куда?
– Туда, – засмеялся он. – Потусуюсь с политиканами. Демократы, республиканцы – какая, на фиг, разница? – он поднял руки ладонями вверх. – Знаешь, Артемий, эти выборы все порвут на части. Друзья перессорятся. А я – и вашим, и нашим, – признался он.
– Зачем? На что тебе эти политики? – спросил я.
– Для безопасности.
– Ты американец. Ты в безопасности. Можешь голосовать, за кого хочешь.
Он посмотрел на меня.
– Не будь наивным.
Было уже больше часа ночи, когда я поставил Толин внедорожник перед домом и открыл дверцу Подхватил куртку с заднего сиденья, оглядел улицу. Почти никого: какой-то мужчина гуляет с собакой парочка выходит из ресторанчика в Чайнагауне. Я очень медленно возвращался из Бруклина, опасаясь помять машину.
– Арти…
Голос был знакомый, низкий, с хрипотцой, и невольно мне захотелось прыгнуть за руль, дать по газам и умчаться без оглядки. Но я захлопнул дверцу и запер машину.
Это была Лили. Она окликнула меня по имени, перешла улицу и остановилась рядом со мной, убирая со лба густую рыжую челку. Посмотрела на меня. Раньше волосы у нее были длиннее.
– Привет, – поздоровался я, не зная, что еще сказать.
– Привет, – она шагнула ко мне и поцеловала. Я не шевельнулся.
– Что ты здесь делаешь?
Она скрестила руки на груди, затем поправила сумку на плече. Загорелая кожа, белые хлопчатые брюки, черная рубашка без рукавов.
– Мимо проходила, – ответила она. – Просто выбралась прогуляться, выпить. И все.
– Понятно.
– Я сидела там, за углом, в том кабачке в Чайнатауне, куда мы с тобой ходили. Место, о котором не знал никто, где подавали креветочные чипсы в огромных мисках, помнишь? Я туда наведываюсь время от времени и вот решила проверить: вдруг ты дома? По пути, в смысле, проверить.
– Поздно уже.
– Я хотела увидеться с тобой. Просто поговорить.
– Да я вроде как занят.
– Час ночи, – сказала она. – Чем таким ты занят?
– Я уезжаю на несколько дней.
– Ясно.
– У меня медовый месяц, – сказал я. – Я только что женился.
– Понятно. – Она закусила губу. – Я думала, может, позвонишь мне. После того нашего разговора. Помнишь? Когда я приехала прошлой весной, вы с Толей сидели в кафе, и мы говорили по телефону, и я сказала, что вернулась в Нью-Йорк на две недели. Ты не позвонил. А теперь я надолго вернулась, Арти.
– Тебе что-то нужно, Лили?
– Может, где-нибудь присядем?
– Уже в самом деле поздно. – Я стоял неподвижно, прислонившись спиной к двери.
Лили посмотрела наверх.
– Давай зайдем к тебе на минутку. Приставать не буду, – добавила она, улыбнувшись. – Я скучала по тебе, я не просто проходила мимо. Я отправилась в этот кабачок, думая застать тебя там, и пошла домой этим путем в надежде увидеть тебя. Ведь я трусиха и не могу пригласить тебя и твою подружку, жену то есть, на обед. Я никак не могу осмыслить, что ты женат. Прости. Мне хотелось сказать тебе это напрямую, я никогда не была сильна в дипломатии, верно?
– Верно. – Я повернулся к двери.
– Так ты не намерен пригласить меня на чашечку чая? Наверное, Максин будет не в восторге, – она улыбнулась.
– Она на море. В Нью-Джерси, в районе Авалона, – ответил я. – Ладно, мне пора.
Лили протянула руку:
– Может, останемся хотя бы друзьями? Понимаю, скверно все получилось, но ты теперь счастлив, а я была словно в затмении после одиннадцатого сентября. Ладно, выброси из головы. Ты прав. – Она легонько коснулась моей руки и развернулась, собираясь уйти. Когда она ступила в свет уличного фонаря, я заметил, какой у нее усталый вид.
