Часть вторая
Наступило утро, и я поднимался по лестнице к обиталищу Сида. Крыса скреблась за стеной, толстой, словно у крепости, стылой и сырой на ощупь и будто пропитанной запахом йода. Парадная дверь оказалась открыта, в доме раздавался шорох крысиной возни, звук льющейся воды и музыка. Где-то уронили башмак на старый деревянный пол.
Я желал покончить со всем этим. Я собирался прижать Сида к стенке и нагрянул без звонка. Он сказал, что уезжает из города на Лонг-Айленд, но когда я позвонил ему на виллу в Сэг-Харбор, трубку взяла какая-то женщина и сказала, что Сид не приезжал. Она явилась прибраться, и нет ни намека на его присутствие. Сид не отвечал ни по одному из телефонов.
Максин ждала меня на побережье, и я мечтал вырваться в Авалон, веселиться с нею и с девочками, загорать, плескаться в море, забыть о Лили, забыть на время этот город. Сейчас утро вторника, а в четверг вечером я уже буду в пути. Не так уж много у меня времени. Я должен поехать туда.
Мне не понравилось, что Сид не объявлялся на Лонг-Айленде. Куда он запропастился?
Если Сид во что-то вляпался, если прячется от кого-то, может, я сумею помочь ему все уладить, как он помог мне. когда отчаянно нужна была er поддержка. Я вспомнил его манеру взывать и ничего не говорить по существу.
Поднимаясь по лестнице старого склада, обливаясь потом, я сосредоточился на этом. Давай же заставь Сида объясниться, думал я, и сваливай к черту из этого города.
Я постучал в дверь. Ответа не последовало, и я с силой толкнул ее. Она была не заперта, я потерял равновесие и едва не растянулся ничком. Заглянув в квартиру, я крикнул:
– Сид!
Тишина.
На меня накатил страх. На секунду возникло чувство, будто на меня надвигается тяжеленный деревянный пресс и его не остановить.
С нижнего этажа слышалась музыка, снаружи волны бились о фундамент кирпичного дома и гнилой дощатый причал. Я добрался до внутренней двери, включил свет, нащупал ствол и вошел.
– Сид!
Я был почти уверен, что квартира пуста, но двигался осторожно. За высокими окнами в водной ряби колыхалось бледное солнце.
Я достал сигарету, но тотчас убрал ее. После Сида могли остаться запахи, которые подскажут, когда он был здесь, когда ушел, один или с кем-то.
На письменном столе стояла пепельница, но она была пуста и чисто вымыта. На кушетке, где порой ночевал Сид, лежало аккуратно сложенное одеяло. Я взял его – жесткое одеяло «Гудзон-Бэй», кремовое с широкими красными и черными полосами, – и принюхался. Пахло новой шерстью и ничем более; никакого запаха дыма, пота или секса, только слабо отдает моющей жидкостью, как если бы его хранили в полиэтилене. Кажется, накануне я видел здесь другое одеяло. Хотя уверенности не было.
Это что-нибудь значит? Трудно судить. Может, Сид никогда и не спал на этой кушетке. Может, он сидел все ночи напролет, как рассказывал. Эта квартира была его офисом, его издательским домом. Может, он спал в своих апартаментах на Бруклин-Хейтс, но я заскочил туда по пути, и дверь была заперта на все замки, а пожилая леди, жившая под ним, сказала, что не видела Сида уже несколько недель.
Вдруг запищал пейджер. Я достал его, просмотрел. Поступил приказ следовать к «Мэдисон-Сквер-Гарден», на съезд республиканцев. Кому-то понадобился коп, владеющий русским. Я нацарапал имя на обратной стороне листка, что носил в джинсах, сунул пейджер обратно в карман и продолжил осмотр логова Сида.
Над книжными полками, тянувшимися вдоль кирпичной стены, висели старые виды Бруклина. Одни – девятнадцатого века, другие посвежее, одни повешены аккуратно, другие приложены к стене поверх книг. Была там и выцветшая фотография с русским судном, в рамочке. Я взял ее, подошел к окну, чтобы рассмотреть при свете. Наверное, мне нужны очки, но я не желал этого признавать.
Я сумел разобрать лишь название корабля на русском: «Красная Заря». То самое судно, что село на мель близ Ред-Хука.
В углу рамки был вставлен маленький черно-белый снимок. От времени края пожелтели, бумага стала ломкой. На снимке – паренек в русской флотской бескозырке, он смотрел прямо в объектив, настороженно, нервно. Ему, вероятно, было лет шестнадцать-семнадцать, но выглядел он совсем ребенком; после войны в России, при тогдашнем голоде, выросло целое поколение щуплых детей.
Я перевернул фотографию. Июнь 53-го. Тогда на всех снимках ставилась дата, подумал я. 1953-й. Год. в котором поженились мои родители. Умер Сталин. Мой отец, будучи немногим старше парня на фотографии, до КГБ служил на флоте. Он любил море и часто брал меня на рыбалку, правда, все больше на подмосковные реки. Мы уезжали на выходные и рыбачили вместе, или сидели на берегу, ели бутерброды и мороженое, разговаривали, и он пытался научить меня читать по воде. Я был плохим учеником. Пятьдесят один год назад. Сид тогда был совсем юнцом. Сколько ему было? Пятнадцать?
Я встряхнул фотографию, из-под стекла выпал еще один снимок. Я поднял его. Там был тот же русский морячок, а рядом с ним – тощий чернокожий подросток, опирающийся на старомодный велосипед. На заднем плане смутно виднелась статуя Свободы. В лице негритенка проглядывал призрак Сида Маккея. Вернее, подумал я, не призрак, а «предтеча», то, что потом станет Сидом. Больше там никого не наблюдалось, ни намека на Эрла, брата Сида. Может, Эрл забрал свою фотографию. Я сунул оба снимка в карман. Хотелось курить.
С минуту я сидел на подлокотнике кресла, покачивался туда-сюда, вслушиваясь в скрип колесиков созерцая лодки, баржи, почтовые катера. Краны над Джерси по-жирафьи тянули в небо шеи. Водное пространство завораживало. Убаюкивало.
На краю водохранилища показался полицейский катер и унесся прочь: может, патрулировал может по вызову. Порт был уязвим; с начала лета поговаривали о том, что порты – легкие мишени для нападения.
Потом я заметил мигание красной лампочки автоответчика на столе. Я нажал воспроизведение. С розы в стеклянном кувшине отвалился лепесток с бурыми краями и упал на стопку из трех десятков картонных папок. Прослушивая сообщения, я раскрыл верхнюю папку. В ней оказались вырезки из газет.
Среди сообщений было напоминание о приеме у ортопеда по поводу лодыжки; кто-то из «Нью-Йорк Таймс» приглашал на ланч; риелтор желал купить квартиру Сида на Бруклин-Хейтс; какая-то дама напоминала о званом обеде в «Сент-Люке». Ничего существенного. Я продолжил изучать папки.
Информация, сказал Толя. Сид владел информацией, но все, что я видел, – вырезки из новостей и кое-какие неразборчивые заметки по истории Ред-Хука.
«Перезвони мне, – знакомым голосом произнес автоответчик. – Перезвони, старик. Перезвони!» Имени не было, только номер.
Да, я знал этот голос. Дыхание перехватило. Снова прослушал сообщение и набрал номер, но там было занято. Я собрал папки и уложил их в полиэтиленовый пакет, найденный в ящике стола.
Снова огляделся. В комнате ничего необычного. Словно Сид просто вышел прогуляться, а дверь оставил открытой. Может, он отправился за сигаретами. Или кто-то позвонил, он поспешил на встречу и забыл запереть квартиру. На крючке возле двери висела связка ключей, я забрал их тоже, не очень понимая, зачем. Стащив у Сида ключи и папки, я прикрыл дверь, но оставил незапертой, на случай, если он вернется.
Меня терзал никотиновый голод. Я жадно закурил, едва очутился за порогом. Потом спустился на этаж и отыскал квартиру, откуда доносилась музыка. Позвонил в дверь. Выглянул молодой парень лет двадцати пяти. За спиной у него громоздилось что-то металлическое. В колонках играло нечто в стиле Нью-Эйдж. похожее на дождь в лесу.
– Здрасьте, – сказал он.
– Здрасьте-здрасьте. Прости, что побеспокоил…
– Все нормально.
– Ты знаешь Сида Маккея?
– А как же. Знаю и люблю Сида. Мы с ним тут единственные ранние пташки. Бывает, сижу зимой всю ночь, пытаюсь как-то довести до ума эту чертову скульптуру, на улице еще темно, а тут Сид выходит прогуляться по пирсу или за кофе. Он всегда стучит мне в окно и спрашивает, надо ли мне что-то, а бывает, я иду с ним за компанию.
– А сегодня утром видел его?
– Да каждое утро вижу.
– Во сколько?
Он засмеялся.
– Черт его знает. Но рано. Может, в пять, в шесть. Я постучал ему по стеклу, он постучал в ответ, как обычно. А что стряслось-то?
– Ты видел, как он возвращался?
– Нет. Кстати, я ждал, он обещал кофе принести, и поговорить надо было, но так и не дождался и снова лег спать. Может, позвонить стоило. С ним могло что-то случиться? Ты его друг?
– Спасибо, – сказал я, по-прежнему держа в руне мобильник и дозваниваясь на номер с автоответчика Сида. Направляясь к машине, я заметил двоих на байдарке. Они гребли в мою сторону.
Я уложил пакет с папками Сида в багажник и пошел на пирс, навстречу лодке.
Двое мужчин среднего возраста, в футболках и шортах, усиленно орудовали веслами. Они гребли сосредоточенно, мощно, их лица были мужественны и открыты, они направлялись к протоке, где обнаружили того бомжа, Эрла. Один из мужчин обратил лицо к солнцу.
