Двойной удар - и все полетело вверх тормашками! Отец зарезан, у матери земля горит под ногами. Нянька - грязная оборванка. По соседству с бутылочками человеческая голова... Мечта, а не жизнь! Хотел бы я прочитать гороскоп этого парнишки.
- Масенький, гули-гули! - хором выводили Берта и бродяжка.
Малыш заорал еще громче, во всю мочь. На его месте я сделал бы то же самое.
- Как же его звать?.. - бормотала пьянчужка. - Мать вроде говорила мне... Арман... Не, не так... Помню, что начинается с "а"... О, точно! Антуан...
Почему меня вдруг охватила тоска? Почему тягучая волна вечной неудовлетворенности накрыла меня на секунду?
Антуан... Судьбой отмеченный Антуан! Маленький несмышленыш, затерянный в лицемерной, кровоточащей вселенной.
- Вот что, мамаша, - обратился я к старой вонючке, - разъясните-ка мне, что, собственно, происходит. Но сначала познакомимся, все честь по чести. Вот мое удостоверение, читать умеете?
Она скосила мутный глаз на аккуратный четырехугольник картона. И сплюнула.
- Мне и читать не нужно. Легавых я носом чую.
Лишь надрывные вопли Антуана помешали Берте достойно, в духе четы Берюрье, дать отпор подобной наглости (впрочем, людям моей профессии не привыкать).
- Наручники, черт возьми! - рявкнула Б.Б., беря на руки маленького крикуна.
Приткнувшись на широченном изгибе руки толстухи, малыш напоминал певчего церковного хора, вдруг вознесенного на кафедру проповедника.
Что до меня, то я всегда втайне завидовал клошарам. Позволив себе катиться вниз, они избавились от угрозы оказаться сброшенными с небес. Их ничто не уязвит, потому что ничто не касается. Пароль "кило красного" последняя ниточка, связывающая их с "нормальными" людьми, и то только потому, что именно нормальные настаивают вино, разливают по бутылкам и продают.
Я не стал отвечать оскорблением на оскорбление, но одарил ведьму сверкающей улыбкой13.
- А не поискать ли нам чего-нибудь горячительного в здешних завалах, дорогая мадам, и не побеседовать ли, как говорится, по душам, с толком и расстановкой, - предложил я.
Моя речь, очевидно, пришлась по сердцу бродяжке. Физиономия расплылась в улыбке, как промокашка в воде.
Я заглядывал в шкафчики с некоторой опаской: не обнаружу ли там отрезанную руку или парочку лопаток? Однако вместо человеческих останков снял с полки ополовиненную бутылку водки. Наполнил до краев сувенирный стаканчик с автомобильных гонок, и уважаемая пьяница опрокинула его со свистом. Так свистят уличные мальчишки, завидев какую-нибудь знаменитость, вылезающую из спортивной машины. Вы, наверное, замечали, что из современных автомобилей люди не выходят, а выбираются, словно из-под обломков поезда, сошедшего с рельсов.
- Так как было дело? - спросил я, небрежно поигрывая бутылкой с пойлом перед носом цвета сгнившей клубники.
Пьянчужка протянула стакан.
- Потом, - твердо заявил я. - Сначала расскажите!
- До чего же у легавых поганые манеры, - вздохнула карга, однако запираться больше не стала: - Я спала себе спокойненько под мостом Мари, как вдруг меня разбудил громкий топот. Вылезла из конуры и увидела девушку, она неслась как очумелая по берегу. Заметив меня, она рванула под мост и нырнула в мое убежище. Прошу вас, говорит, умоляю! Тут наверху появились двое мужчин. Плащи непромокаемые - наверняка чертовы шпики. Они бежали, оглядываясь по сторонам. "Вы не видели тут женщину?" - спросил один из них. "Она побежала вон туда", - соврала я, указывая в направлении Берси.
Пьянчужка подвинула мне стакан. Смотрела она с такой мольбой, что я налил ей капельку.
- Потрясающе, - заметил я. - Вы замечательная рассказчица, мадам.
- Базар! - фыркнула старуха. - Табачку не найдется? Что-то меня в сон клонит. По ночам спать надо, а я тут с вами валандаюсь.
Я протянул ей пачку.
- Возьмите все, графиня!
Моя щедрость произвела впечатление.
- А ты не такой мерзавец, как другие, не жлоб по крайней мере, одобрила бродяжка. - Ладно уж, слушай дальше, малец. Как только эти двое парней ушли, женщина расплакалась и давай меня благодарить. Ее "спасибо" было шире задницы этой коровы, - старуха мотнула головой в сторону Берты. А потом попросила о помощи. Мол, она попала в ужасную ситуацию, что и без слов было ясно. Похоже, ее мужа кто-то преследовал... Сказала, что надо забрать ребенка с улицы Франк-162
Буржуа. Пообещала, что позже подкинет мне деньжат, если я соглашусь сходить за кутенком. Назвала его имя, Антуан, и объяснила, где детское барахлишко лежит. В маленьком белом комодике. Вон там!
Она указала на низкий ящик с утенком Дональдом на крышке.
- Велела одеть мальчонку в комбинезон с подстежкой, а то у него сопли...
Она закончила потрошить сигарету, растерла табак в грязной ладони и запихнула его в черную дыру, служившую ей ртом. И принялась жевать, смачно чавкая! Да, дыхание дорогой мадам никак нельзя было назвать свежим! Как должно смердеть от баронессы из-под моста Мари, когда она просыпается!
- Короче, - закончила старуха, - девушка ждет меня под мостом вместе с ребенком. - Она смачно плюнула на пол. - Знатный табачок, милорд! А ты, видать, малый не промах, умеешь человека разговорить. Впрочем, видала я удальцов и похитрее, но и они, бывало, получали по шее.
Берега Сены в окрестностях острова Сен-Луи давно перестали быть романтическим зрелищем. Открытки с видами Парижа могут это подтвердить.
Мы являли собой странную компанию, немного напоминая чокнутых сектантов, вознамерившихся среди ночи отправить ритуал. Шествие возглавляла Берта, прижимая младенца к широкой груди. Словно маленький Иисусик, ребенок пребывал меж коровой и ослицей. Мадам Берю успешно заменяла собой стойло. Следом ковыляла бродяжка, напоминая утку, обувшуюся в сабо. Я замыкал шествие, поглядывая по пути на грязную воду, дрожавшую в свете фонарей. Неужели за много веков Сена не изменилась?
Нет, с тех пор как Сену превратили в сточную канаву, река стала другой. Ее низины и паводки обрели иное качество. С течением времени разного рода напасти, зловонные отбросы, отвратительные стоки загадили воду, извели всю рыбу до последнего пескаря, отравили дух и запах реки. Берега же превратились в автомобильные трассы... Разумеется, старинные здания, что отражаются в воде, остаются по-прежнему прекрасными... Но надолго ли? Что встанет на их место через два-три поколения? Небоскребы! Все заполонят акулы бизнеса, мелкие и покрупнее. Нельскую башню заменит Фьючерсная. Суперкрольчатник! Людской муравейник! Река станет резать глаз, ее накроют бетоном, чтобы не видеть. Коллектор грязи! Канализационная труба! Быстрейший способ избавиться от отходов цивилизации. А с океаном заключим договор о дружбе и сотрудничестве..."
Показалась арка моста Мари. Быстрей, туда!
Я напрасно вглядывался в темноту, никого не было видно.
- Ха, сбежала! - проворчала замарашка.
Я предположил, что мучители Терезы Келушик напали на ее след и ей снова пришлось уносить ноги.
Действительно, в слепленном из картонных коробок шалаше валялись лишь тощие пожитки бродяжки: мешки, пустые консервные банки, пакет с лохмотьями, давно потерявшими цвет и форму.
- Мерзавка! - разозлилась владелица земельного участка в центре Парижа. - Смылась и бросила мое убежище на произвол судьбы.
- Она вернется, - пообещал я. - Она же знает, что вы принесете ребенка.
- Пока она где-то шляется, меня могли ограбить!
- Что будем делать? - спросила Берта. - Здесь кругом сквозняки, птенчик может простудиться. Не говоря уж о том, что сверху капает. Вот тут, - добавила она, вытирая щеку рукавом.
Я пригляделся: пурпурная струйка стекала по ее лицу.
Похоже на кровь...
Я провел пальцем по щеке Берты.
И в самом деле кровь.
Глава четвертая
КЛАК!
- Почему вы на меня так смотрите? - басисто проворковала Берта, всегда готовая расточать ласки направо и налево.
Вторая капля упала на лиловую шишку, украшавшую лоб прелестницы, словно хотела продолбить дырку в этом утесе (вода камень точит!). Завораживающая картина, дорогие мои! Китиха снова утерлась. Я быстренько вытащил фонарик, чтобы осмотреть окрестности. Бледный луч бегло прошелся над головой Берты и замер. У мраморной статуи Юла Бринера в роли отчаянного сорвиголовы и то волосы бы встали дыбом.
Между аркой и опорой моста образовался черный треугольник. Там царила беспросветная тьма, словно у входа в пещеру, где спелеологи забыли свои крючья. Из темноты торчала рука. Женская!
Она безвольно свисала, отливая перламутровым блеском. По руке красной змейкой струилась кровь и капала с кончиков пальцев.
Я отступил назад и задрал голову повыше. Дрожащий луч выхватил из темноты тонкий силуэт. Я увидел голубое платье, жакет из благородного кроличьего меха, светлые волосы.
Держу пари, бедный Антуан стал круглым сиротой. Обоих предков отправили на тот свет, и довольно причудливым образом.
