– Потому что Жадовы здесь коренные, а Морозовы – пришлые! – уверенно заявила я.
– Да! – растерянно сказал Поленов. – Антон действительно к нам в колхоз механиком после института попал, а жена его учительницей в школе работать начала. Правда, к тому времени он уже главным механиком был, а она директором стала. Но вы-то откуда это знаете?
– С психологией дружу! – просто ответила я и спросила: – Ну, а что дальше было?
– Так этими-то заявлениями Жадов и заставил Мишку на Зинке жениться! – ответил Иван Трофимович.
– А почему они в него так вцепились? – удивилась я. – Из-за того, что его родители в начальство выбились?
– Да нет! – махнул рукой участковый. – Зинка же с детства увечная была. С качелей упала и кости поломала, а они срослись неправильно. Вот и получилась она хромая и кривобокая! А с лица-то она симпатичная была. И Мишку с детства любила. Эх и красивый же он парень был!
– И что из этого вышло? – спросила я.
– А ничего хорошего! – пожал плечами Поленов. – Свадьбу-то на всю деревню отгрохали, а Мишка там как покойник сидел! А как Зинка понесла, так в Тарасов уехал в институт поступать! Жадов не против был – хотел, видно, зятя образованного иметь. Только не поступил, наверное, Мишка и торговать пошел. Жадовы сначала хотели, чтобы он Зинку к себе взял, да фельдшерица сказала, что за ней постоянный присмотр нужен, потому что ей рожать опасно и лучше вообще аборт сделать, а то она или сама умрет, или ребенка ненормального родит.
– А она? – спросила я, уже понимая, что дело добром не закончилось.
– Так Зинка-то, может, и послушалась бы, да ее родители заставили. Сказали, что она так мужика крепче привяжет. Вот она и решилась! – вздохнул участковый. – Дашка семимесячная родилась. Еле-еле выходили! А Зинка после этого слегла – ноги у нее отказали. И сдвиг у нее в мозгах произошел: раньше-то она Мишку до смерти любила, а после этого лютой ненавистью возненавидела. Проклинала на чем свет стоит. Так крыла, что крик на все село стоял! Только сволочью и называла. Мишка-то хоть и редко сюда приезжал, но откупался от Жадовых! То хрусталь с оказией пришлет, то сервиз, то ковер! А о продуктах уж и говорить нечего.
– Значит, у Морозова здесь ребенок есть? – удивилась я. – Что-то о нем никогда слышно не было. А Зина жива?
– Да нет! Умерла, когда дочка в десятом классе училась, царствие ей небесное! – сказал Иван Трофимович и перекрестился.
– Ну а что дальше было? – спросила я.
– Мишка-то, по слухам, к тому времени уже с женщиной какой-то жил. С ребенком взял – видели их наши в городе! Да оно и понятно – мужик же он! Природа своего требует! Так Жадов ему прямо на поминках во всеуслышание и сказал, чтобы он снова жениться не вздумал, потому что у него одна наследница, и на Дашку показал, что они, Жадовы, делиться ни с кем не привыкли! И пригрозил, что иначе он, Мишка то есть, сам знает, что будет!
– Представляю себе, что в такой обстановке из девчонки получилось! – покачала я головой.
– Да уж вся в жадовскую породу пошла! – согласился Поленов. – Не любили ее у нас! Хоть она лицом и в мать пошла, красивая была, а парни сторонились ее – уж очень характер у нее паскудный. Мишка-то после Зинкиной смерти сюда и не приезжал больше, но вещи на Дашку с оказией передавал, так что одета она была как кукла. И она же его сволочью-папашей называла!
– Ну как ее мать его звала, так и она стала, – сказала я и спросила: – Она здесь до сих пор с дедом и бабушкой живет?
– Нет, она, как школу закончила с золотой медалью... – начал было Поленов, но не выдержал и плюнул: – С медалью! Да Жадов всех учителей задарил, чтобы ей медаль сделали. У него же дом от дефицита ломился! Он же с Мишки тянул, и тянул, и тянул. Так что купленная у нее медаль.
– Подождите! – воскликнула я. – Так у нее же бабушка директором школы была?
– Да не была уже! – отмахнулся участковый. – Короче, в Тарасов она учиться поехала, в университет! На иностранные языки! В мае тогда приехала расфуфыренная, хотела, видно, нас всех поразить, а наши все от нее нос воротили. Так она с парнем одним познакомилась – он с Федькой Ершовым сюда на праздники приехал, работали они вместе. Эх и красивый был парень! – покачал Иван Трофимович головой. – Да дурак, видно, раз в такую влюбился. А Дашка с ним как кошка с мышкой играла. Он вечером придет и ждет ее у калитки, а она хочет – выйдет, хочет – нет. А уж если по улице рядом идут, так она словно королева выступает, а он рядом с ней – телок телком, идет и в глаза заглядывает, налюбоваться не может, аж дышать боится.
– А вы не помните, как этого парня звали? – опять-таки вылез мой профессионализм, потому что мне до этого парня не было никакого дела – ну мало ли кто с кем в молодости встречался?
– Как же не помнить? Помню! Он теперь человек известный стал! Игорь Николаевич Дроздов!
Оп-па! Вот это был удар под дых! Я даже дышать перестала. «Наверное, это и есть та самая трагическая первая любовь Дроздова!» – подумала я, а потом взяла себя в руки и спросила:
– И чем же все у них закончилось?
– А бог его знает? Они же потом в город обратно уехали, – ответил Поленов. – Да, видно, не получилось у них ничего, потому что Жадов хвалился, что Мишка крупно потратился, но Дашку в Москву перевез. Она там уже доучивалась. А теперь за границей живет. Больше после того мая мы ее здесь не видели, – сказал он, но, подумав, поправился: – Вру! Она же тот год в августе сюда к деду с бабкой попрощаться приезжала. Говорила еще, что у нее теперь новая жизнь начнется и она в эту глушь не вернется никогда. Вот с тех пор ее и действительно здесь больше не было.
– А фотографии ее нигде здесь случайно нет? – спросила я, решив выяснить все до конца, хотя, откровенно говоря, смысла в этом особого не было – она же за границей живет! Но профессионализм – он и в Африке профессионализм и его, как известно, не пропьешь!
– Есть, конечно! В школе на стенде «Наши медалисты» висит, – ответил Иван Трофимович.
– Интересно будет посмотреть! – сказала я и спросила: – А Морозовы-то тут живут?
– Нет, – сказал Поленов. – Они отсюда в тот же год съехали. Как уборочная закончилась, так Антон на общем собрании встал и сказал: «Мы с женой вам никогда ничего плохого не делали, а вы с нашим сыном вон как обошлись! Он никого не убивал, и вы это знаете, но всем миром без всякой вины в виноватые записали! На постылой жениться заставили, тюрьмой пригрозив! Ну да ничего. Бог даст, правда когда-нибудь наружу выйдет и отольются вам наши слезы!» – и ушел. А вскоре его куда-то перевели. Уехали они и адреса не оставили. И действительно, когда правда-то открылась, до того людям стыдно было друг другу в глаза глядеть, что аж отворачивались!
– Так выяснилось, кто настоящий убийца? – воскликнула я.
– Да Прошка Конюхов это и был! Проболтался по пьянке, а потом еще и похвалялся, как ловко выкрутиться смог, – с горечью сказал Иван Трофимович.
– Так нужно было забрать у Жадова эти заявления назад, – сказала я.
– Ага! – хмыкнул участковый. – Так он их и отдаст!
– Ну хоть Морозову бы сообщили, – возмутилась я. – Человек, можно сказать, под топором столько лет живет!
– А толку-то? – спросил Поленов. – Прошка отперся бы, что, мол, спьяну приврал, а доказательств-то теперь и не найти – столько лет прошло!
– И живет же такая сволочь на свете! – зло бросила я.
– Доживает! – поправил меня Иван Трофимович. – Наказал его бог за Мишку! Да и за Миньку тоже! Врачи говорят, что долго он не протянет. С ногами у него что-то – гниют! Вонь в доме такая, что хоть святых выноси! А уж орет от боли так, что за два дома слышно! Жена его истаяла уже совсем.
– А обезболивающие? – спросила я.
– А за ними в райцентр ехать надо, да не наездишься! Они же вдвоем остались – сыновей Афган забрал: сначала старшего, а потом и младшего, а дочка на Дальнем Востоке живет, давно она туда с мужем-моряком уехала. Она и приехала бы, да откуда деньги на билеты взять? И Стеша к ней поехать не может, на кого она Прошку оставит? Да и проездить можно зря! Лекарства-то есть, но не для всех! Ему-то поделом, а вот ей за что все это? – вздохнул Поленов.
«Вот тебе, Татьяна, и разгадка всего! И того, почему Морозов не женился, и того, почему все нажитое на Савинкову с сыном записывает! Одно только не пойму, кто же сейчас Морозовым с женой так командует? Не Жадовы же! Какое им дело до Дроздова, а внучка у них за границей. Правда, Жадовы могли эти бумаги кому-то продать. Они же, судя по всему, за копейку удавятся! Кто-то краем уха услышал об этой истории, предложил им хорошие деньги, и они продали. А вот этому кому-то как раз есть дело до Дроздова! Но Савинкова назовет мне его имя только в том случае, если будет твердо уверена, что Морозову это ничем не грозит. Что делать?» – подумала я, а потом предложила:
