— Бог в помощь! — бросил ему вслед Венсан.
Дьему не верилось, что эта встреча прошла так просто, возможно, из-за того, что оба брата с детства привыкли к трудностям.
— Он не попытался вас разубедить?
— Наоборот. Мне показалось, он вздохнул с облегчением. Он с самого начала смотрел неодобрительно на мои отношения с Андре.
— Продолжайте ваш рассказ об этом дне.
— Я совсем недолго задержался на ярмарке в Амбасе, которая оказалась всего лишь мелкой зимней ярмаркой, и, раздав несколько проспектов, поехал в Болин-сюр-Сьевр, где сразу пошел к моему клиенту.
— Одну минуту. Жена знала, как его зовут?
— Не помню, говорил ли я ей.
— Когда вы вот так разъезжали по окрестностям, вы не говорили ей, где вы будете, чтобы она могла вас найти?
— Не всегда. Когда я ездил по ярмаркам, все было просто — я всегда ходил в одни и те же кафе, что же касается фермеров, то она приблизительно знала мои маршруты и могла позвонить.
— Вы не сказали ей про Пуатье?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ничего еще не было окончательно решено и я не хотел ее напрасно волновать.
— Вам не приходила в голову мысль просто сказать ей правду и признаться, насколько вам в тягость связь с Андре Депьер? Если, как вы утверждаете, эта связь закончилась, то не было ли это наилучшим решением вопроса? Вы не подумали об этом?
Нет. Может быть, его ответ и казался смешным, но это была правда.
— Мой клиент из Болин-сюр-Сьевр, богатый фермер по фамилии Дамбуа, пригласил меня к обеду, к двум часам я уже управился с работой и не спеша направился в Пуатье. — Каким образом вы договорились о встрече с вашим другом Гарсиа?
— В предыдущую субботу я написал ему, что буду ждать его на выходе из мастерских. Гарсиа был старшим мастером, когда я работал в центральном депо. Он лет на десять постарше меня, у него трое детей, один сын уже учится в лицее.
— Продолжайте.
— Я приехал намного раньше назначенного времени и, конечно, мог пройти в сборочный цех, но тогда было бы не избежать разговоров с моими прежними товарищами, а мне этого не хотелось. Мастерские расположены в двух километрах от города, по дороге на Ангулем. Я доехал до Пуатье и зашел в кинотеатр новостей.
— Когда вы оттуда вышли?
— В половине пятого.
— А когда расстались с братом?
— Незадолго до десяти.
— То есть, вопреки обыкновению, с десяти часов утра и до половины пятого вечера ни ваша жена, ни кто-либо другой не знали, где вас найти?
— Меня это не слишком волновало.
— А если бы, допустим, с вашей дочерью что-нибудь случилось… Ладно! Вы отправились ждать Гарсиа на выходе из мастерской.
— Да. Его заинтересовало мое письмо. Мы хотели пойти в кафе напротив, но там было очень много знакомых. Гарсиа на своем мотоцикле поехал за мной до города, до пивной «Глоб».
— И снова никто не знал, что вы находитесь в пивной «Глоб»? Даже ваш брат?
— Нет. Мы поговорили с Гарсиа о семейных делах, потом перешли к делу.
— Вы ему сказали, почему хотите уехать из Сен-Жюстена?
— Только дал понять, что из-за женщины. Я знал, что у него были сбережения и он собирался открыть свое дело. Я предлагал ему раскрученное дело, готовый дом, ангар, инструменты, не говоря уж о весьма неплохой клиентуре.
— И он клюнул?
— Он не дал мне окончательного ответа. Гарсиа попросил неделю на размышление, в основном чтобы посоветоваться с женой и старшим сыном. Больше всего его удручало то, что придется уехать из Пуатье, а сыну уйти из лицея — он хорошо учился, у него были там друзья. Я сказал ему, что в Триане есть хороший коллеж. Он ответил: «Каждый день пилить пятнадцать километров туда и столько же обратно, или придется отдать его в интернат!»
— Сколько времени продолжался ваш разговор?
— Около семи Гарсиа предложил пойти к нему, но я сказал, что меня ждет жена. — Каковы были ваши планы на тот случай, если бы на следующей неделе Гарсиа дал свое согласие?
— Я бы попросил у компании место представителя на севере или на востоке, например в Эльзасе, как можно дальше от Сен-Жюстена. И мне бы не отказали, потому что я был на хорошем счету. Возможно, со временем я бы снова открыл свое дело.
— И вы бы оставили отца одного в Ла-Буазеле?
— Венсан был неподалеку.
— Хотите немного отдохнуть, господин Фальконе?
— Можно открыть окно?
Ему не хватало воздуха. С самого начала этого допроса, такого обычного на первый взгляд, он чувствовал, что задыхается. Было что-то нереальное и угрожающее в этих вопросах и ответах, которые просто перечисляли события, но на самом деле имели отношение к драме, которую невозможно было и вообразить.
— Сигарету?
Он закурил, встал, глядя на улицу, на окна напротив, на мокрые крыши. Если бы это было в последний раз! Но даже если Дьем больше не вернется к этой теме, все равно придется все заново рассказывать на суде.
Тони снова сел, покорившись судьбе.
— Мы почти добрались до конца, Фальконе.
Он кивнул, грустно улыбнувшись следователю, в котором, ему казалось, он угадывал некоторое сочувствие.
— Вы поехали прямо в Сен-Жюстен, нигде не останавливаясь?
— Мне вдруг захотелось оказаться дома, увидеть жену и дочь. Думаю, я ехал очень быстро. Обычно на эту дорогу уходит часа полтора, а я доехал меньше чем за час.
— Вы пили с Гарсиа?
— Он выпил два аперитива, а я один вермут.
— Как и с братом.
— Да.
— Вы проезжали мимо его дома и даже не вышли рассказать ему о результатах поездки и переговоров?
— Нет. К тому же в это время в кафе обычно много народу, и Венсан наверняка был занят.
— К этому времени уже стемнело. Вы издалека увидели огни Сен-Жюстена. Вас ничего не удивило?
— Меня насторожило, что все окна моего дома освещены, чего никогда не бывало, и я понял, что случилось несчастье.
— О чем вы подумали?
— О дочери.
— Не о жене?
— Естественно, Мариан казалась мне более слабой, и несчастье скорее могло произойти с ней.
— Вы не стали ставить машину в ангар и остановили ее в двадцати метрах от дома.
— Возле нашей ограды столпилось половина деревни, и я понял, что на самом деле случилась беда.
— Вам пришлось продираться сквозь толпу.
— Она расступалась, когда я шел, но на меня смотрели не с жалостью, а со злостью, чего я никак не мог понять. Кузнец, толстяк Дидье в кожаном фартуке, даже встал у меня на пути, уперев руки в бока, и плюнул мне на ботинки. Я шел через лужайку и слышал за собой угрожающий ропот. Дверь открылась сама собой, не успел я к ней прикоснуться, и меня встретил жандарм, которого я знал в лицо, я часто встречал его в Триане.
«Сюда!» — сказал он мне, указав на дверь моего кабинета.
Там я увидел бригадира Лангре, который сидел за моим столом. Вместо того чтобы назвать меня Тони, как обычно, он прорычал: «Сядь там, скотина». Я закричал: «Где моя жена? Где дочь?» — а он ответил: «Ты не хуже меня знаешь, где твоя жена!»
Тони замолчал. Он не мог говорить. Он не больше волновался, стал даже слишком спокоен. Дьем не торопил его, а секретарь внимательно изучал кончик своего карандаша.
— Не помню, господин следователь. Все смешалось. В какой-то момент Лангр мне сообщил, что Мариан забрали сестры Молар, и я перестал о ней беспокоиться.
«Скажи лучше, что ты не думал застать их в живых! Поганый иностранец! Падаль!»
— Он встал, и я понял, что он только ждет случая меня ударить. Я все время повторял: «Где моя жена?»
«В Триане, в больнице, если ты еще не догадался».
Потом, посмотрев на часы, он сказал: «Если только она еще жива. Мы скоро узнаем об этом. Где ты был весь день? Ты скрывался, а? Ты не хотел этого видеть? Все думали, что ты уже слинял и не вернешься».
«С Жизель что-то случилось?»
«Случилось? Ты что? Ты убил ее и сделал все, чтобы не присутствовать при ее агонии».
Прибыла машина лейтенанта жандармерии.
— И что он говорит? — спросил он у бригадира.
— Разыгрывает из себя невинного, как я и предполагал. Эти итальянцы такие вруны. Послушать его, так он и представления не имеет о том, что здесь произошло.
Лейтенант испытывал к нему не больше симпатии, чем его подчиненный, но старался сохранять хладнокровие.
— Откуда вы приехали?
— Из Пуатье.
— Где вы были весь день? Вас искали повсюду.
— В котором часу?
— Начиная с половины пятого.
— А что случилось в половине пятого?
— Нам позвонил доктор Рике.
Тони совсем растерялся:
— Скажите, лейтенант, что произошло? С моей женой случилось несчастье?
Лейтенант Жорис посмотрел ему в глаза:
— Зачем вы разыгрываете комедию?
— Нет, клянусь каждым волосом на голове моей дочери! Бога ради, скажите, что с моей женой? Она жива?
Тот взглянул на часы:
— Она была жива еще сорок пять минут назад. Я был с ней до последнего.
