— Надеюсь, — тяжело проговорил Джеймс, — мы не слишком затруднили Вас своим приглашением?
Вопрос был задан так, что ответ на него мог быть только один.
— Ни в коем случае. Я как раз сам собирался с вами побеседовать.
— Тогда спрашивай, — таким же тяжёлым голосом произнёс Джеймс. — А я постараюсь тебе ответить. Цена откровенности такая… — Джеймс прокашлялся. — Потом я я буду задавать тебе вопросы — и ты на них ответишь. Как на исповеди. Согласен?
Я коротко кивнул. Я тогда подумал: ну что такого он может спросить, чтобы это не стоило того?
И я начал закидывать его вопросами. Про всё. Про имена, про сеть, про семью, даже про дядюшку Стивена спросил. Что я узнал? А вот что.
Семейную сеть придумал Кенни. Изначально она должна была быть открытой, чтобы все видели: МакКавити теперь чисты. Но потом туда пробрались дети — и началось. Интернет толком не работал, и они посылали… Как же там… на общий сервер сообщения по протоколу SMS, а по отдельному запросу получали список чего-то там. И так узнавали, что происходит у кого. Дети здесь — это Сьюзан, Майкл, Брин и Джеффри. Патриархи пользовались неохотно. А вот Аева, Розмари и далее, напротив, восприняли эту идею с энтузиазмом, и потому всегда было легко проверить что у них и как. Я так и не понял, как они это сделали, но вроде и личное пространство у всех было, и все всё знали.
Наследник… Тут всё сложно. Наследник по сути наследует то самое секретное имя и секретный пароль. При этом система управления довольно сложная, тут тоже надо уметь, но все МакКавити в общем случае умеют. Кто наследник сейчас? Да тот, кто захочет, другой вопрос, что желающих мало. Брин пытается отказаться, Джеффри молчит, Джеймс не хочет. А Розмари, которая для этого прекрасно подходила, увы.
Элейн. Здесь Джеймс позволил себе не отвечать на мой вопрос. Да, у них были сложные отношения со Стивеном, с Кенни, с Джоном. Но это было до сети и информация закрытая. "Поймите правильно, Мистер Комаричек, закрытая". Ну что ж, пусть будет так.
Узнал я и многое другое, но об этом позже напишу.
А потом он начал меня пытать и колоть.
— Расскажи мне про Розмари.
И тут я понял, что влип. Две пару глаз изучающе воззрились на меня, а мне захотелось спрятаться. Но я не зря частный детектив. Я тогда подумал, что вообще-то умею отвечать на неудобные вопросы.
— Розмари МакКавити, двадцать семь лет, выпускница MIT, второй ребёнок в семье…
— Это мы и так знаем, — сурово перебил меня Джеймс.
— Нас интересует, — подал голос Джеффри, — твоё мнение о ней.
Я снова набрал в грудь побольше воздуха.
— Умная, ответственная, образованная…
— Красивая? — осведомился Джеффри. Нет, не просто осведомился… Он скорее срезал меня, вот как лучше сказать.
— Потрясающе красивая, умная, ответственная — продолжил я.
— Нет-нет, — снова оборвал меня Джеффри. — Мы и так знаем её личные качества. Не забывай: она член семьи. Расскажи о ней как о женщине.
Я вздохнул. Она была необыкновенной. Она могла пошутить, могла быть серьёзной, могла сыграть, но всегда знала, где остановиться. Она знала, что она красивая, и пользовалась этим, но не унижала, а наоборот. Она была умна, настолько, что не позволяла мне чувствовать себя рядом с собой глупым, а играла на равных. Она была совершенна.
— Она была совершенна, — сказал я.
— Что чувствовал ты? — направил меня Джеффри.
Я пожал плечами. Как это можно описать? Женщина, ради которой можно умереть. Женщина, ради которой можно убить. Женщина, которой я отдал бы эту чёртову кошку — если бы она об этом по-настоящему попросила. Что я чувствовал? Что я чувствовал… Когда я был с ней, я мог свернуть горы и перевернуть мир, и всё это лишь для того, чтобы тень улыбки тронула её губы. Как бы это выразить?
— Я влюбился, — коротко ответил я.
— Не то, — сурово ответил Джеймс.
Я взглянул на них исподлобья.
— А что вы хотите узнать?
— Всё. С самого начала и до самого конца.
Я посмотрел на носки своих ботинок. Она пришла ко мне и я понял: те неприятности, которые у меня из-за неё будут… Она стоит того. Не часто мой порог переступали женщины, ради которых хочется броситься в огонь. Розмари была одной из них. Нет, не так. Розмари была на голову выше всех их. Она зашла ко мне и просто спросила про кошку. Тогда я ещё не знал, что все будут меня о них спрашивать. А Розмари… Она сама была как кошка: грациозная, мягкая и загадочная. Как она на меня смотрела… Не так, как смотрят на добычу, а как на сильного игрока. И мы с ней сыграли в эту игру, где есть сыщик, где есть роковая женщина, где есть бокал вина, коктейльное платье и поцелуй… Я думал, что я выиграл, но это было не так. Я прочно увяз в ней, в её сетях, я готов был на всё ради неё… Но знаете что? Она не воспользовалась этим, понимаете? А потом мы встретились снова. Знаете, в других обстоятельствах. Там играла музыка, горели свечи, но это не важно. Знаете, что было важно? Она налила мне кофе. Вот представьте: шелуха, фальшивые улыбки женщин в откровенных платьях, шампанское — а она наливает мне кофе, потому что мне хотелось именно выпить кофе. Это жест не роковой, но любящей женщины для своего мужчины. А дальше всё кончилось, слишком быстро и слишком резко.
— Всё произошло слишком быстро… — только и смог выдавить из себя я.
МакКавити покивали.
— И ты переспал с ней? — грубо спросил Джеймс.
Я сжал зубы.
— Это не ваше дело, — грубо ответил я.
— Как на исповеди, — процедил сквозь зубы Джеймс. — Да или нет?
Нет, хоть я и проводил её до дому. Знаете, мы вызвали такси, и оно даже подъехало, но потом не то я сказал, что лучше пройтись, не то она… Это не важно. Мы решили пройтись. Она взяла меня под руку, но не формально, а нежно. И положила голову на плечо. Мы шли битый час, не прямой дорогой, а через парк, смотрели, как гаснут и снова загораются фонари, делали большие петли, потому что нам хотелось ещё побыть вместе, растянуть этот вечер ещё хоть на пару минут. А потом я проводил её до дома, она пригласила меня войти, но я отказался. Она понимающе улыбнулась. Сказала, что я настоящий джентльмен. Я согласно кивнул. А затем мы снова поцеловались, и она шепнула мне на ухо, что подождёт до утра. Мне потом говорили, что это было глупо, но я ушёл.
— Нет, — честно ответил я.
— Не поверю, что ты не воспользовался ей, — нахмурился Джеймс.
— Я любил её, мистер МакКавити, — ответил я.
А она… Теперь я точно знаю, что и она любила меня. Мы говорили об этом, уже потом, в театре. Она тогда сказала, что со мной чувствует себя не так, как обычно с мужчинами. Что я не веду себя с ней как с наследницей МакКавити, что со мной она просто женщина, а я — просто мужчина.
— Расскажи про театр, — попросил Джеффри. Нет, даже не попросил, потому что его тон не предполагал отказа.
Я вздохнул, мельком глянул на старикашку Джона и усмехнулся.
— Знаете, мой любимый актёр — Льюис Эрнст Уоттс. И в тот вечер как раз давали спектакль с его участием.
— Я помню, — прокомментировал Джеффри. — Что-то из Диккенса, верно?
Я кивнул.
- “Лавку древностей”. А Розмари любит театры, хоть и редко в них ходит. Ходила.
— И как вам спектакль? — спросил Джеймс, снова твёрдо и грубо.
— Не помню, — честно сказал я.
— Тогда расскажи, как вы провели время.
Я снова сжал зубы. Мы сидели рядом. Она взяла меня за руку и не отпускала до самого конца. Я помню, на ней была изящная кружевная перчатка, очень приятная на ощупь. Чёрное платье, чёрные перчатки до локтя и та самая подвеска. Те самые, в которых нашли её утром.
— Это было… — я замялся.
Джеймс нахмурился.
— Ты проводил её до дома? — спросил Джеффри.
Я кивнул.
— Мне нужны подробности, — произнёс Джеймс.
— Когда вы попросили не спрашивать про Стивена и Элейн… — начал я.
— А теперь, — Джеймс резко и грубо перебил меня, — Ты расскажешь всё!
Я вздрогнул.
— Что вы делали, когда вышли из театра? — подсказал Джеффри.