Дарья встретила ее в домашнем халате. Халат, правда, был красивым и подчеркивал точеную фигуру Казарцевой. Валя с сожалением про себя отметила, что у нее такого халата нет. Да что там такого! Никакого нет и никогда не было – она предпочитала носить дома футболки с тренировочными штанами.
– Не обращайте внимания, у меня уборка, – сказала Дарья, впуская ее в дом.
Валя осторожно прошла в прихожую, на полу которой валялись скомканные газеты и тряпки.
– Не разувайтесь.
– Что вы, что вы! Я разуюсь! – воспротивилась Семирукова. Всю дорогу она мечтала снять жесткие туфли. Освобожденные ноги с наслаждением ступили на прохладный ламинат.
– Пойдемте на кухню, – предложила хозяйка.
На кухне тоже было не убрано, но посуда и плита вымыты.
– Вы пьете кофе?
– Я… Так, иногда, – неопределенно ответила Валя.
– А я без него не могу. – Казарцева принялась к ритуальному действу под названием «приготовление кофе». Высыпала в кофемолку пахнущие карамелью кофейные зерна и не без удовольствия стала их молоть.
– Приятный аромат, – светски заметила Семирукова.
– Кофе у меня отменный, – с гордостью согласилась хозяйка. – Когда я его пью, представляю себя на летней террасе кафе с видом на море. Кофе – то немногое настоящее, что я могу себе позволить. Остальное, – она кивнула на старую кухонную обстановку, – что мебель, что посуда – все дешевое, с претензией на элегантность. Продукты – полуфабрикаты с искусственными добавками, яблоки и те безвкусные. Только с поминками управилась, а уже пора за сыном ехать и в школу его собирать, купить тетради, альбомы, куртку, костюм, ботинки – из старых уже вырос. А потом еще сороковины. Вы, наверное, о брате пришли узнать. Спрашивайте, не обращайте на меня внимания. Я просто очень устала.
Валентина внимательно посмотрела на Казарцеву, и ей стало стыдно за свои недавние мысли. Сначала она относилась к Дарье с сочувствием – ведь та потеряла единственного брата! Потом с подачи Небесова записала ее в подозреваемые. Считала ее заносчивой особой. Под щитом самоуверенности следователь Семирукова не разглядела замотанную бытом женщину, которая устала быть сильной.
– Скажите, каким был ваш брат в детстве? – спросила Валя.
– Хорошим, я бы сказала, интеллигентным. Не хулиганил, не грубил. Учился неплохо. Правда, аттестат у него с тройками, но у кого их нет? Я вообще считаю троечников более изобретательными и приспособленными к жизни – они привыкли выкручиваться, искать компромиссы – где-то спишут, где-то им помогут, где-то они подыграют. А отличник, если не выучит предмет, он его не сдаст. В жизни гибкость очень помогает.
– Как он относился к девочкам? – Валентина подумала, что если у Елисея были проблемы с женщинами, то их корни стоит поискать в детстве.
– Хорошо относился. Сначала Елик только со мной и с моими подругами играл. Вернее, не играл – наши игры для него были сложными в силу разницы в возрасте – смотрел в основном. Мама мне всегда поручала приглядывать за братом, поэтому он с нами хвостиком болтался. Позже Елик стал гулять самостоятельно, но тоже с девочками. Так получилось, что во дворе дома, где мы тогда жили, для моего брата сверстников-мальчиков не нашлось. Лет до одиннадцати Елик общался с девочками, а потом их интересы разошлись – у девчонок появились свои секреты, увлечения, и прежние дворовые игры их больше не занимали. В школе друзей Елик не нашел. С мальчиками как-то сразу отношения не сложились, то ли от того, что он никогда не вращался в мальчишеских компаниях и не знал, как себя вести, то ли еще отчего-то, но Елик остался один. Одноклассницы тоже не приняли мальчика в свой круг – они вообще относились к мальчишкам, как к инопланетянам, зараженным опасным вирусом. Не приближались к ним, демонстративно фыркали на любой знак внимания (не дай бог, «поженят»!), обращались исключительно по фамилии.
Елисей Плюшев, как и говорила о нем его сестра Дарья, рос интеллигентным мальчиком. Слишком тихим, покладистым. Он не умел злиться и не держал обиды. На нападки задир, без которых не обходится ни один детский коллектив, отвечал, как его учила мама – словом. В драку Елик никогда не вступал, не умел. За это окружающие его не воспринимали всерьез. Рохля, говорили о нем, или – ни рыба ни мясо. Сам же Елисей был о себе иного мнения. Он умный и рассудительный, взрослый. Мама всегда ему говорила: «будь умней – уступи» или «тебя обзывают, а ты не слушай», «сила – аргумент недалеких людей». С этими постулатами Елик и рос, получая время от времени подзатыльники и щелбаны от сверстников, воспитанных в ином духе.
Первое разочарование Елисея постигло, когда в третьем классе выбирали председателя совета отряда. Елик толком не понимал, что такое совет отряда и зачем он нужен, как, впрочем, и его одноклассники, но председателем быть хотел. Потому что это повышает значимость в глазах окружающих, и сам факт избрания выделяет из толпы, делая особенным. На классном часе учительница предложила выдвигать кандидатуры, хотя сама давно все решила, но это Елик понял гораздо позже, когда стал взрослым. А тогда он искренне верил, что выберут его. Или надеялся, что выберут. Хотя бы предложат. Но никто кандидатуру Елисея Плюшева не предложил, даже вскользь не упомянул его имя. Выдвигали других: несомненного лидера Валерку Серова, отличницу Оксанку, клоуна Мишку Макеева – для смеха, заводилу Макса, даже двоечника Липкина. К сожалению, самовыдвижение не приветствовалось. То есть если бы это сделал Максим, или Валера, или Мишка – это восприняли бы как должное. У Макса с Валерой непоколебимый авторитет, Валера хорошо учится, во всем первый, его отец – замдиректора фабрики, а мама художник, всегда помогает с оформлением «классного уголка» и возглавляет родительский комитет. Максим из простой семьи, учится так себе, вершины берет по настроению, больше хулиганит, но грань не переходит, за что учителя ему многое прощают. Макеев – шут гороховый, ему самовыдвижение положено по штату.
Елик все ждал, когда назовут его имя. Лилия Андреевна одобрительно кивала, наблюдая активность класса. Она, конечно, была за Серова – сама же его и предложила, а ребята не стали возражать.
– Так, еще кого? – спросила учительница, имитируя игру в демократию. – Может, Лизу? – назвала Лилия Андреевна для порядка. Она знала, что за тихую и старательную Лизу никто не проголосует, да Лиза и сама откажется. Так и вышло – Лизка смущенно покраснела и замотала головой.
– Не хотите Лизу, давайте голосовать. Итак, есть три кандидатуры: Валера, Оксана, Максим. Мишу я не считаю, это несерьезно, – продолжала заигрывать с классом Лилия Андреевна, своей снисходительной улыбкой словно говоря: вы же разумные люди и оспаривать очевидное не будете.
Выбрали, конечно же, Валеру Серова. В первом туре Макс получил большинство голосов, но после умелой агитации учительницы лидировал Серов. Оксана заняла почетное третье место, чему ничуть не огорчилась. Решено было Макса сделать заместителем, а Оксану старостой – в данном случае кем-то вроде секретаря, с обязанностями доносчика.
Елик так волновался в ходе выборов, весь его несчастный вид так явственно кричал: «Меня надо назначить!!!» – что Максим к нему обернулся и назидательно заметил:
– А тебя не выберут никогда!
Елисей испугался: неужели он высказал свое желание быть председателем вслух? Да нет вроде. Ничего он не говорил. Вообще ничего. Тогда как же Макс узнал? Мысли, что ли, прочитал?
Позже, в классе восьмом, Плюшева обошли, когда премировали самых достойных учеников прогулкой на теплоходе, а до этого в лагере в конце смены не дали грамоту. Так Елисея приучили к мысли, что он – третий сорт и претендовать на что-то лучшее не должен, так как все равно ему не светит.
– Это Елисей? – не поверила своим глазам Валя. На фотографии сиял лучистыми глазенками ангел. Пухлые щечки, изящный носик, на голове, увенчанной светлыми кудряшками, банальные заячьи ушки, хотя ему бы больше подошел нимб. Не мальчик, а натурщик для картины Рафаэля!
– Да, это мой брат, – с гордостью сказала Дарья. – На новогоднем утреннике во втором классе.
– Такой маленький. Я думала, что в детском саду.
– Он рос плохо. А в детский сад Елик не ходил. Мама долгое время дома работала парикмахером. Да, незаконно. Но жить как-то надо было, вот и крутилась, как могла. Поэтому нас с Еликом воспитывали дома. Мама нас не хотела в сад отдавать, считала, что оттуда все болячки и сквернословие. А что вы на меня так смотрите? Не согласны? Сейчас полно частных садов, где все условия, а раньше были огромные группы и двое взрослых. Да разве двое углядят за такой оравой? А болезни! Вот где рассадник всякой заразы! Один с соплями придет, и тут же все болеть начинают. А еще некоторые воспитатели, чтобы не работать, нарочно детей простужали – окна распахивали. Детям много не надо – пять минут сквозняка, и все, карантин. Матерные слова точно так же, как насморк, распространяются: кто-нибудь из детей услышит дома ругань, в саду повторит. Я такая здоровая из-за того, что в детстве ни единой болячки не подцепила. Здоровье, оно, знаете ли, с младых ногтей закладывается.
