Рядом с домом был разбит передвижной оперативный центр, помесь дома на колесах и трейлера, только без окон. Снаружи здание было огорожено стандартной пластиковой лентой в черно-белую клетку, с эмблемой-чертополохом и девизом «SEMPER VIGILO» посредине[8]. Как бантик на неопрятном и нежеланном рождественском подарке.
Они нырнули под сине-белую ленту с надписью: «ПОЛИЦИЯ», которая перегораживала сгоревшую деревянную калитку в палисадник, и пошли по дорожке к входной двери. Она болталась на петлях, выбитая пожарными, как только они поняли, что внутри кто-то есть, но было уже слишком поздно. В дверном проеме Логан задержался — из дерева торчали штук двадцать трехдюймовых шурупов, их блестящие стальные концы цеплялись за пустое пространство в том месте, где должна была находиться дверь. Внутри было что-то вроде Лучших Интерьеров Ада. Черные, покрытые сажей стены в прихожей выгорели до штукатурки.
— Э-э… сэр? — подал голос констебль Стив, задержавшийся у входа в здание и с опаской заглядывавший внутрь. — Вы уверены, что здесь безопасно?
Верхнего этажа не было, от здания осталась выгоревшая оболочка; пол на первом этаже был покрыт битой черепицей и обуглившимися деревянными балками. Дождь непрерывно лил сквозь зияющую дыру в том месте, где когда-то была крыша, барабанил по зонту инспектора. Инщ стоял на относительно чистом месте и показывал пальцем на одно из окон верхнего этажа:
— Хозяйская спальня, как раз туда попали бензиновые бомбы.
Логан рискнул забраться на гору мокрого битого шифера, чтобы выглянуть на улицу. Дождь медленно смывал грязь с инспекторской машины, чуткий нос вонючего спаниеля приклеился к заднему стеклу машины, принюхиваясь к зданию, в котором шесть человек сгорели заживо. Они пронзительно кричали, их легкие наполнялись обжигающим дымом и огнем, они падали на пол в агонии, их глаза варились в глазницах, и лопалась кожа… Логана передернуло. Здесь действительно пахло сгоревшими людьми — или у него воображение разыгралось?
— Знаете, — сказал он, отвернувшись от окна, — я слышал, что мозг человека умирает минут через двадцать после того, как в него прекращает поступать кровь… импульсы щелкают сами по себе, пока есть напряжение… — Это обугленное лицо, взглянувшее на него из трупного мешка в морге, без глаз, губ и носа. — Как вы думаете, с ними тоже так было? Ты уже мертвый, но все еще ощущаешь, как тебя поджаривают?
Последовало неловкое молчание. Потом констебль Стив сказал:
— Господи, сэр, у вас все в порядке с психикой?
Осторожно шагая по мусору, они выбрались из здания — смотреть здесь больше было не на что.
Логан остановился на верхней ступеньке лестницы, посмотрел вверх и вниз на пустынную улицу:
— При осмотре других зданий нашли что-нибудь?
— Вообще ничего.
Логан кивнул и вышел на дорогу, медленно повернулся на триста шестьдесят градусов, внимательно осмотрев заколоченные здания по обеим сторонам дороги. Если бы он был больным ублюдком, который намертво завинтил дверь, чтобы трое мужчин, две женщины и один девятимесячный младенец зажарились живыми, ему бы захотелось поторчать рядом с домом, посмотреть, как они горят. В этом-то как раз самое веселье. Он перешел на другую сторону дороги, подергал за дверные ручки, заглянул в незапертую дверь… Через два дома вверх по дороге что-то привлекло его внимание, что-то серое и склизкое, забившееся под угол дверного коврика. Ее было почти не видно: одноразовая салфетка, промокшая под дождем, почти прозрачная, медленно разлагавшаяся. Он достал маленький пакет для улик, вывернул его наизнанку и, пользуясь им, как перчаткой, взял салфетку и обернул пакетик вокруг нее, надежно запаковав внутри. Чья-то тень упала на дверь.
— Что это? — спросил детектив-инспектор Инщ.
Логан рискнул понюхать открытый пакет:
— Если я не сильно ошибаюсь, это кто-то подрочил. Наш парень, скорее всего, стоял здесь, смотрел, как горит дом, слушал, как люди визжат, умирая, и дрочил на запах жареного человеческого мяса.
Инщ сморщил нос:
— Констебль Джейкобс прав: ты действительно чокнутый ублюдок.
Женщина из соседнего дома снова была пьяна. Она торчала на заднем дворе вместе с гремящим радиоприемником, раскачивалась в такт музыке, прикладываясь к бутылке с вином и совершенно не обращая внимания на проливной дождь. У нее явно было не все в порядке с головой, это было ясно с того самого момента, как они вселились: она, ее странный остролицый друг и их громадный черный лабрадор. Пес чудесный, такая громадная слюнявая любвеобильная глыба, но почему-то уже несколько недель его не было видно. Женщина сказала, что он, наверное, сбежал. Что он был неблагодарным ублюдком и такого дома не заслуживал.
То же самое она сказала о своем друге.
Покачав головой, Эльза Крукшенк отвернулась от окна и закончила стелить постель. Соседку не волновало, что у нее пропала собака, поэтому Эльза сама заказала небольшие ламинированные объявления и расклеила их на фонарных столбах и магазинных витринах по всему Вестхиллу. Чтобы никто не посмел сказать, что она не внесла свою лепту.
Шум на заднем дворе стал еще громче: женщина затянула какую-то рэп-песню, грязные слова в которой по радио заменяли пиканьем. Но увы, на соседку цензура не распространялась: именно ругательства она выкрикивала громче всего. Вздрогнув от отвращения, Эльза прошла в гостиную и включила телевизор на полную громкость. У этой женщины точно не все в порядке с головой, и это было известно всем: она сидела на таблетках. Злая, пьяная, жестокая, для соседей она была как дурной кошмар. Как Эльза и Гэвин смогут начать семейную жизнь, когда рядом визжит и орет эта гарпия? Гэвин все время ссорился с женщиной: из-за шума, из-за грязных слов, — полицию вызывал… Эльза грустно покачала головой, наблюдая затем, как соседка, поскользнувшись на мокрой траве, стукнулась головой о стойку для сушки белья, с минуту полежала, размазывая слезы по лицу, а потом разразилась бранью, завопила и разбила бутылку с вином о забор.
Эльза зябко поежилась: она точно плохо кончит, так вот ранит кого-нибудь, и все. Эльза это точно знала.
Юнион Гроув выглядела респектабельнее, чем была на самом деле: широкие улицы с гранитными жилыми домами, квартиры в которых сдавались в аренду, тянулись от Холберн-стрит к западным границам города, в обрамлении стоящих вдоль дороги машин и одиноких деревьев.
Квартира Грэма Кеннеди находилась на верхнем этаже самого грязного здания. Дверь в подъезд была покрыта несколькими слоями вздувшейся сине-зеленой краски. На улице никого не было, кроме тройки малолетних ребятишек, которые стояли в подъезде дома через дорогу, ели картофельные чипсы и с интересом наблюдали за полицией. Прямо напротив входа уже стояла патрульная машина, Альфа Четыре Шесть, поэтому констебль Стив припарковал «ренджровер» Инща в километре от бордюра, получив от инспектора выволочку за свои неудачные действия. Жестоко покраснев, он задергал машину взад и вперед, пока бордюр не оказался на подходящем расстоянии. Ему было приказано оставаться в машине и присматривать за спаниелем.
По приказу инспектора Альфа Четыре Шесть привезла с собой чиновника из социальной службы, отвечавшего за вопросы семьи и детства, — нервного, очень неуклюжего молодого человека, у которого все время текло из носа. Обменявшись с присутствующими влажным рукопожатием, он поспешил за Инщем и Логаном в дом, прочь от дождя, признавшись по пути, что это у него первый такой случай. Инщ пожалел его и дал фруктовую пастилку, за что тот был ему безмерно благодарен. Ступени лестницы были покрыты грязным вытертым ковром, на стенах клочьями висели отклеившиеся обои. В воздухе стоял едкий запах кошачьей мочи. Квартира номер пять: коричневая дверь, окислившаяся медная цифра, привинченная к дереву, под ней табличка с надписью: «Мистер и миссис Кеннеди».
— Итак, — сказал Инщ, снова доставая пастилки, — действуем таким образом: входим, я делаю официальное сообщение о смерти. — Предложил пакетик с конфетами Логану. — Пока все семейство в шоке, детектив-сержант Логан быстро осматривает квартиру. — Пакет с пастилками перешел к мистеру Сопливый Нос. — Вы готовите чай. — Молодой человек посмотрел на него так, будто собрался заявить протест, что его разжаловали в официанты, но Инщ пресек это на корню: — Начинаете пользоваться всеми этими сюси-пуси, которым вас научили, пока мы не уйдем. И вот еще что: мне с молоком, два кусочка сахара, детективу-сержанту Макрею — просто с молоком. О’кей?
Специалист по семейным отношениям промямлил:
— О’кей.
Логан позвонил в дверной звонок. Они подождали. И еще подождали… И еще… Наконец в окошке над дверью забрезжил свет. Кто-то зашаркал, и старческий голос произнес: