Петр на замечание Марины не ответил, а представил ей пассажиров:
– Геру ты знаешь, а с тобой рядом сидят старший брат Кости Александр и их бабушка Настасья Григорьевна. Родителей Кости в живых нет.
Старушка кивнула Марине, а старший брат пожал руку:
– Что-то мне твое личико знакомо?
Марина внимательно посмотрела на Александра.
– Кажется, и я вас где-то видела.
– Не ты ли на Вознесенский проспект к Николаю Спиридоновичу захаживала?
– Да, он дядя моей мамы.
– А я его сосед с пятого этажа. Он нам свою большую квартиру на однокомнатную сменил. Золотой старик. Жаль, умер… А у меня к тебе дело.
– Какое дело? – удивилась Марина.
– Давай не сегодня…
Анастасия Григорьевна достала платочек и беззвучно заплакала:
– Господи, Володя с Галиной в самолете разбились, теперь внука подстрелили.
– Володя и Галя – это наши с Костей родители, – громко, стараясь пересилить гудки, пояснил Александр. – Теперь у меня только бабуля осталась. А вы невеста Кости?
Не зная, что ответить, Марина покраснела. Отказываться ей не хотелось, не хотелось и врать. Выручил Петр:
– Они не так давно познакомились. Не успела она стать его невестой…
– За Костенькой ты бы, красавица, горя не знала, – старушка всхлипнула. – Золотой был мальчик, работящий, не жадный, не пьющий. Теперь таких почти что и нету…
На глаза Марины навернулись слезы. Костя не говорил, что он сирота. А девушка будто почувствовала это и ощутила к нему почти материнскую нежность. Она вспомнила их единственное свидание, счастливые глаза Кости, его радость по случаю предстоящего домашнего ужина, когда можно не переодеваться. И не заметила, как автоколонна свернула к Северному кладбищу. Неожиданно, так, что Марина не успела испугаться, посыпались осколки ветрового стекла. Гера странно дернулся и отбросил голову назад. Марина увидела кровь и закричала. Петр резко вывернул руль и надавил на газ. Машина рванула вперед, но через секунду из радиатора повалил белый пар, и они остановились. Марина продолжала кричать.
– Не ори, давай на пол! – приказал Петр.
Марина сползла вниз, Александр и бабушка молча завалились на ее место. Что-то мешало Марине на затылке, она потерла голову рукой и снова вскрикнула: рука была в крови. Петр больше ничего не говорил, только стонал. Сколько прошло времени, она не понимала. Дверцы распахнулись.
– Здесь, кажется, живые. – И девушка увидела мужчин и женщину в оранжевых костюмах спасателей.
– Не все, – заглянув в салон, возразил один из спасателей.
Марине помогли выбраться. Стоять на ногах она не могла, ее подхватили под руки, уложили на носилки и понесли мимо мигающих спецсигналами милицейских машин. Автоколонна превратилась в беспорядочное скопление техники. «Москвич», что ехал сзади, горел, его тушили пожарные. Впереди на тротуаре с открытой задней дверцей лежал на боку катафалк. Гроб с телом Кости наполовину вывалился из его темного чрева. Больше ничего рассмотреть Марина не успела. Носилки вдвинули в санитарный фургон. Кто-то протер ей лицо влажной марлей. От марли пахло спиртом.
– Старая знакомая, – услышала Марина и узнала врача «скорой» Авдотьева. – Сегунцова?
– Да…
– Ты, девушка, как ангел смерти. Рядом с тобой все время трупы. Раньше хоть по одному, а сегодня сразу двенадцать.
Врач бесцеремонно резал на ней блузку, ощупывал руки и грудь.
– Не надо, – попросила Марина.
– Еще как надо… Пулевого нет, похоже, только глубокая царапина от стекла в затылочной части. Маша, перевяжи ей голову. Придется переливание сделать. Он еще что-то говорил, но Марина не слышала. Перед глазами поплыл туман, и она задремала.
Очнулась Марина на больничной койке под капельницей. За окнами ночь. Перед ней мама. Глаза Натальи Андреевны заплаканы, под глазами синеватые круги и резкие морщинки:
– Господи, слава Богу, жива! – Мама погладила ее по лбу, наклонилась и стала целовать в лицо. Марина почувствовала солоноватый вкус маминых слез и тоже заплакала.
– Только душераздирающих сцен нам здесь не хватало. Убедились, что с дочерью все в порядке, и идите отдыхать. Ей нужен покой. Когда выпишу, будете дома друг друга оплакивать, но уже радостными слезами. – Возле койки стоял незнакомый молодой врач и строго смотрел на них.
– Да, доктор, я сейчас уже ухожу, – испуганно прошептала Наталья Андреевна и поднялась: – Доченька, я тебе тут соков, яблочек принесла… Поешь, когда сможешь. А завтра курицу сварю. Сегодня не успела. Я же с работы…
Марина кивнула и слабо улыбнулась матери. Та, прижав к глазам платок, выбежала из палаты. Авдотьев покачал головой и вышел за ней. Девушке стало стыдно, что она обижалась на мать. Ближе и роднее человека у нее ведь все равно нет! Они остались вдвоем на всем белом свете. И ударила мама ее от волнения, беспокоилась о дочери, вот и не сдержалась… А у Кости вообще ни мамы, ни папы не было: Марина вспомнила, как сидела в «Ниве» с его родными, и зажмурилась. Она так и не сообразила до конца, что произошло. Поняла только, что случилось страшное. Врач сказал: двенадцать трупов…
Молоденькая медсестра подошла к капельнице, поколдовала со шлангами и наклонилась к больной.
– Как вас зовут? – спросила Марина.
– Тоней меня зовут. Ты, Сегунцова, в рубашке родилась. В твоей машине двое убитых и один серьезно раненый. Он сейчас в операционной. А тебя лишь стеклом порезало.
– Кто в операционной?
– Летчик, брат того парня, которого хоронить везли.
– Александр?
– Кажется. У нас раненых с десяток. Всех не упомнишь.
– А что там было?
– Откуда я знаю. Я с вами не ехала. Стреляли, говорят… Ладно, спи давай.
Спать Марине не хотелось. Она уже себя не чувствовала такой слабой, как там, в машине. Значит, в них стреляли. Почему? За что?
– Господи, не город у нас, а сборище уголовников…
Чуть приподняв голову, Марина посмотрела в сторону сказавшей это. Она только теперь заметила в палате еще три койки. У стены лежала седовласая дама с книжкой. У окна кто-то спал, накрывшись с головой одеялом. По соседству сидела сухенькая старушка в пестром ситцевом халатике. Она слушала в наушниках радио. Старушка была тоненькая и руки ее могли служить пособием по анатомии – все косточки просматривались.
– Это вы сказали? – переспросила Марина.
– Я, милая, – кивнула старушка, стягивая с ушей наушники. – Вот сейчас новости передавали. Там про вас говорили.
– Про меня? – удивилась Марина.
– Не про тебя одну, конечно, а про весь этот ужас. Везли хоронить одного, а теперь придется двенадцать.
– Не говорили, кто в нас стрелял?
– Обещали сыскать. Только кто им поверит? Не поймают злодеев. Сколько уж раз так бывало, а виновных нет как нет.
Марина хотела еще что-то спросить, но она прикусила язык. На пороге палаты стояли доктор и высокий представительный мужчина. Он тоже был в белом халате, но Марина сразу поняла, что это не врач. Высокий держал в руках букет тюльпанов. Девушка решила, что это посетитель к ее соседкам, но ошиблась. Врач ткнул пальцем в сторону ее койки:
– Вон Сегунцова. Только вы не долго. Она еще слабовата. Дело даже не в ране. Стресс еще у нее… – После чего прикрыл дверь с другой стороны.
Мужчина шагнул к Марине, улыбнулся и протянул цветы. Затем понял, что ей с капельницей трудно их взять, извинился и вышел. Вернулся через несколько минут с литровой банкой. Поставил тюльпаны на Маринину тумбочку, подвинул к койке стул и уселся рядом.
– Давайте, Мариночка, знакомиться. Меня зовут Геннадий Васильевич Рощин. Я приехал из Москвы специально, чтобы с вами поговорить. А тут вот какая история. Единственно, что могу сказать, вам повезло…
– Потому что меня не пристрелили?
– Конечно. Вы видели встречную машину, из которой бандиты открыли огонь?
– Ничего я не видела.
– Понимаю…
– Вы из милиции?
– Я работаю в Государственной Думе.
Такого Марина никак не ожидала.
– Вы депутат?
– Нет, консультант одного из комитетов Госдумы. Прилетел я, к сожалению, поздно. Мне не сообщили вовремя о кончине Николая Спиридоновича, вот я на его похороны и не поспел. Ваш родственник очень известный человек, Марина. Расскажите, как он умер? Не говорил ли чего перед смертью? Не оставил ли завещания?
– Завещания? Нет. Квартиру он давно записал на меня, а ценностей у него не водилось.
– Это я знаю. Нас интересует архив Вострикова. Вам бумаги ни к чему, а государству могут пригодиться.
– Архива не видела. Все, что он считал нужным, еще при жизни отнес в городскую библиотеку. Вы там спросите.
– Спрошу. А вы припомните, рассказывал ли ваш двоюродный дед о том времени, когда работал в системе Главспирта?
– Он чаще про войну с немцами рассказывал.
– Как раз во время войны он там и работал. А старинных водочных рецептов он не хранил?
– Не знаю. – Марина уже начала уставать от любознательного посетителя. И он это заметил.
