Музыка льется, как кровь из вены, освобождая от тяжкого груза жизни. Я дописываю последний такт и в блаженном изнеможении откидываюсь на спинку стула. Кружится голова, но мне хорошо. Некоторое время сижу так, обессиленный, но вдруг взгляд мой упирается в циферблат будильника. Половина девятого. Я катастрофически опаздываю на работу! Первым уроком контрольная у десятого «Б». Я вскакиваю и судорожно начинаю собираться. Если не бриться, не завтракать и вызвать такси, можно еще успеть.
Вылетаю из квартиры, сбегаю по лестнице, но у почтового ящика все же торможу: в щель видно, что он не пуст. Открываю, достаю газету, разворачиваю, планируя просмотреть на ходу.
На первой полосе моя фотография. И под ней статья обо мне: трагически погиб… Композитор-самородок, бывший учитель математики, чей музыкальный талант проявился так внезапно и ярко…
Сажусь на ступеньку, перечитываю статью. Все верно. Сегодня. Трагически погиб. Прошел целый месяц с того дня, с того утра, когда звон будильника разбудил во мне музыку. Это была моя первая симфония. Потом их было еще пять. Три концерта, двадцать шесть пьес… Невероятная плодовитость. Но время вышло.
Я поднялся со ступеньки, сложил газету, сунул ее обратно в ящик и медленно пошел вниз. Торопиться больше некуда, мой поезд в одиннадцать пятнадцать, спокойно успею добраться.
Я, конечно, успел. Да ведь опоздать было и невозможно. Дорога, довольно длинная, почти сутки, показалась одним мгновеньем – я даже не заметил, как приехал. Как только поезд остановился, выскочил из вагона. Теперь нужно дождаться электрички. До ее появления тридцать семь минут. Но вот проходят и минуты, так же незаметно. Соскакиваю с перрона, перешагиваю через рельсу, поворачиваюсь лицом к неизбежному концу. Поезд приближается. Поезд надвигается. Гудок электровоза рождает первый аккорд «Реквиема» – вечной гармонии смерти. Моя душа рассыпается на атомы, становясь ее частью…
Открываю глаза. Подо мной деревянная поверхность стола, все тело затекло, но мелодия незнакомого «Реквиема» продолжает звучать в голове. Ее нужно поскорей записать. Но как это сделать, ведь я не знаю нот? С трудом приподымаю свое омертвевшее тело, откидываюсь в кресле, смотрю в погасший экран монитора. Нет, записывать мелодию не нужно: музыка – не моя миссия. Но сон следует осмыслить. Он приснился мне не просто так, а для того чтобы я смог что-то понять.
Главное действующее лицо – не я. Какой-то незнакомый человек. Просто сны не бывают от третьего лица. Даже если снится, что смотришь фильм, сам становишься героем этого фильма. Кто этот незнакомый человек? Нужно вспомнить. Учитель математики, у которого внезапно открылся музыкальный дар. Проснулся однажды и стал писать музыку. Ему было уже тридцать пять лет. Когда-то в детстве, ходил в музыкальную школу, но учился весьма посредственно. Самой большой проблемой для него были музыкальные диктанты: он так и не смог научиться записывать музыку нотами. Откуда я все это знаю? Не важно, знаю и все – не стоит отвлекаться от главного. Музыка ему не давалась, да он и не особенно по этому поводу переживал. Окончив школу, поступил на математический факультет. И вот однажды… Он и думать забыл о музыке, а она вдруг прямо-таки хлынула из него. Он и сам не понимал вначале, что происходит. Талант дремал столько лет и внезапно проснулся? Или дело в чем-то другом?
Я поднялся, прошелся по комнате, разминая онемевшее тело. Попытался припомнить мелодию, которая еще пару минут назад звучала во мне – и не смог: ушла безвозвратно. Но ощущения были живы и свежи. Я помнил, как «писал» музыку. Не писал, а записывал. Вот в чем все дело! Просто записывал, был инструментом. Музыка приходила извне. Точно так же, как извне приходят ко мне в последнее время все эти не мои мысли, как приходили воспоминания об Инге, которую я не знал, как, в конце концов, приснился мне этот сон о незнакомом человеке, учителе математики… Как?.. Я знаю множество историй о других незнакомых людях, которых нет и не может быть в моей памяти. О режиссере, внезапно переключившемся на разработку компьютерной программы, о женщине, у которой пробудился художественный талант, о гимнасте, что посреди выступления на международных соревнованиях вдруг начинал предсказывать зрителям будущее… Я знаю то, о чем знать не могу. И все эти люди делали что-то, о чем до определенного момента даже не думали. Они и я – мы все словно продолжаем чей-то путь, чью-то жизненную задачу – подхватываем эстафетную палочку. Но почему?
Мне вдруг до невыносимой боли стало жалко всех этих людей, а почему, не знаю. А еще я чувствовал перед ними вину. Но в чем виноват, объяснить тоже не мог. Моей вины здесь нет и быть не может, ведь я один из них. Мы все одинаково обречены продолжать чью-то чужую работу, жить чужими воспоминаниями, чужой жизнью. Каждый из нас – тот «работающий компьютер», на который передается информация с жесткого диска чужого мозга.
Ощущая себя неким каторжником, несправедливо осужденным на пожизненный непосильный труд, я вернулся к компьютеру. Разбудил его, выдвинул клавиатуру и приготовился ворочать эти неподъемные глыбы чужих – чуждых, враждебных, ненавистных – мыслей.
Но очень скоро работа меня увлекла, чужие мысли перестали давить, я опять, как вчера, как тогда в лаборатории, ощутил невероятный прилив сил и эйфорическое вдохновение. Теперь меня тревожило только одно, как успеть все записать, не сбившись с темпа. И когда услышал, как кто-то ходит по моей квартире, страшно разозлился: прервут необыкновенно важную работу, собьют, спугнут мысль. На секунду мне представилось, что это вернулась Инга, но и она не могла сейчас примирить с тем, что придется хоть на мгновенье отвлечься даже для того, чтобы с ней поздороваться.
– Игорь Соловьев? – окликнули меня. Это была не Инга. Тем хуже. Тем лучше! На кого-то еще я имею полное право не обращать никакого внимания.
Некоторое время мне действительно удавалось работать, хоть и несколько напрягало присутствие постороннего. Но потом внимания к себе незваный гость все же потребовал. Резко, в категоричной форме. Я понял, что так просто он от меня не отстанет, и согласился ответить на его вопросы.
Его звали Виктор, он представился как частный детектив, в чье агентство я якобы обращался. Больше всего его интересовала моя поездка в Синие Горы. Оказывается, погиб тот парень из гостиницы, портье. Жаль, конечно, но сейчас я не мог испытать ни горечи, ни печали. Я пожалею его, когда закончу работу. Вопросы Виктора между тем не кончались. Как же он мне мешал! Мозг с невероятной интенсивностью работал – и все вхолостую. Столько драгоценного времени трачу зря! Столько возможностей! Мне казалось, что я на пороге какого-то необыкновенного открытия, вот оно в шаге от меня, дверь приглашающе распахнута – проходи и бери, но дверь в любой момент может захлопнуться перед носом, и я никогда не узнаю, что было там.
– Вы хорошо знали Мартиросяна? – продолжал свой бесконечный допрос Виктор.
– Нет, – быстро открестился я. Ну как ему объяснить, что «знать» в том смысле, который он подразумевает, совсем не обязательно, для того чтобы действительно знать?
– А Ингу?
Господи! Ну, когда же это закончится? Какой все-таки занудный тип! Его голос впивается в мозг, совершенно не дает сосредоточиться. А я не имею права простаивать, мне нужно все записать… Почти не слушая его дальнейших вопросов, по инерции отвечаю: соглашаюсь, отрицаю, стараясь не потерять нить своей мысли: защитная оболочка, в которой пребывают клетки мозга, разрушается под воздействием неовитацеребрина… Новая жизнь мозга? Все правильно. Мне нужно срочно записать формулу, но этот ужасный тип…
– Из компьютера исчезли все данные о вашей регистрации, – говорит тем временем Виктор. – Вам не кажется это странным? Все выглядит так, будто вас вовсе не было в той гостинице.
Ну, вот! Первая разумная мысль! А он не такой дурак, этот частный детектив. Кое-что в состоянии понять. Не обязательно быть в том или ином месте, чтобы память сохранила воспоминания о нем.
Но проблеск разума у детектива оказался кратковременным. Он тут же свернул на кривую обывательской реальности, испугавшись истины, которая даже не открылась, а только блеснула перед ним. Снова завел свою волынку о Мартиросянах, Синих Горах и неизвестной мне Полине Лавровой, размеренно, нудно перечисляя совершенные мной ошибки. И я совсем уж было перестал его слушать, но тут произошло настоящее чудо.
– Вы отправляетесь в Синие Горы, – все тем же нудным голосом, не предчувствуя открытия, проговорил Виктор, – поселяетесь в той же гостинице, в том же номере… То есть полностью повторяете путь Альберта Мартиросяна, который, судя по всему, погиб при очень сомнительных…
