Тщательно уничтожив следы своей работы, они через десять минут закончили выполнение задания. Херси был выпущен; мужчины прошли в гараж. Сев в "БМВ", они быстро скрылись в ночной темноте.
В то время как Оливеру Ламберту и его гостям подавали жареные морские гребешки, на стоянке у ресторана тихо остановился "БМВ". Сидевший за рулем нашел у себя в кармане ключи от темно-красного "ягуара", собственности мистера Кендалла Махана, адвоката. Оба техника перебрались из "БМВ" в "ягуар". Махан жил гораздо ближе, чем Макдир, и, судя по плану дома, работа будет сделана быстро.
На пятом этаже фирмы Бендини Маркус смотрел на панель с помигивающими лампочками, ожидая сигнала из дома 1231 по Ист-Медоубрук. Ужин в ресторане закончился полчаса назад, можно было начинать прослушивание. Слабо вспыхнула маленькая желтая лампочка, и Маркус надел наушники. Нажал кнопку записи, вслушиваясь. В ряду под надписью "Макдир 6" замигал зеленый огонек. Это была спальня. Цвет его стал более интенсивным, голоса, сначала едва слышимые, звучали уже отчетливо. Он увеличил громкость.
- Джил Махан - сука, - раздался женский голос, принадлежавший миссис Макдир. - И чем больше она пьет, тем большей сукой становится.
- Мне кажется, она просто была в плохом настроении, - отозвался мужской голос, видимо, принадлежавший мистеру Макдиру.
- Муж у нее нормальный, а она - просто хамка, - сказала миссис Макдир.
- Ты пьяна? - спросил ее мистер Макдир.
- Почти. Я готова к неистовой любви. Маркус еще добавил громкости и склонился над панелью.
- Снимай одежду, - потребовала миссис Макдир.
- Мы уже целую вечность этим не занимались, - сказал мистер Макдир.
Маркус поднялся и дугообразно завис над тумблерами и лампочками.
- И чья в этом вина? - спросила она.
- Я уже не помню. Ты прекрасна.
- В постель, - скомандовала она.
Маркус повернул рукоятку громкости до отказа. Он улыбался; дыхание его стало тяжелым. Ему нравились новые сотрудники, недавние выпускники, полные неукротимой энергии. Раздававшиеся в наушниках звуки наполняли радостью его сердце. Он закрыл глаза и дал волю воображению.
9
Прошло две недели. Кэппс заключил удачную сделку, главным образом благодаря череде восемнадцатичасовых рабочих дней самого молодого сотрудника фирмы, сотрудника, еще даже не сдавшего экзамен на звание адвоката и бывшего слишком занятым практической деятельностью, для того чтобы беспокоиться об этом. В июле он закрывал своими счетами по пятьдесят девять часов в неделю, что было рекордом фирмы для человека, пока еще не сдавшего экзамен. На ежемесячном совещании Эйвери с гордостью проинформировал компаньонов о том, что для новичка Макдир справляется просто замечательно. Дело Кэппса было завершено на три дня раньше планируемого, и это благодаря Макдиру.
Оливер Ламберт высказал озабоченность по поводу подготовки к экзамену: до него оставалось менее трех недель, и каждому было ясно, что Макдир не успевает, В июле он отменил половину встреч с консультантами, отметив в своем дневнике только двадцать учебных часов. Эйвери успокоил присутствующих, заявив, что парень все сделает.
За пятнадцать дней до экзамена Митч все же взбунтовался. Экзамен почти наверняка будет провален, объяснял он Эйвери за обедом в Манхэттен-клубе. Ему нужно время для занятий. Много времени. Он может поднатаскаться за оставшиеся две недели и как-нибудь сдать, но для этого он должен быть предоставлен самому себе. Никаких цейтнотов. Никаких чрезвычайных обстоятельств, никаких ночей напролет, он умоляет. Эйвери внимательно выслушал его и извинился за имевшую место гонку. Он обещал Митчу забыть о нем на ближайшие две недели. Митч поблагодарил.
В первый понедельник августа в главном зале библиотеки на первом этаже собрались все члены фирмы. Этот самый большой из библиотечных залов был предназначен как раз для подобного рода собраний. Часть присутствовавших сидели за уникальной работы столом вишневого дерева. Остальные расположились вдоль стеллажей, тесно уставленных обтянутыми кожей юридическими справочниками, которыми десятилетиями никто не пользовался. Здесь были все работавшие в фирме, пришел даже Натан Лок. Он немного опоздал и теперь в одиночестве стоял у двери. Он не сказал никому ни слова, и никто, кроме Митча, бросавшего украдкой на мистера Черные Глаза взгляды, не смотрел в его сторону.
Атмосфера в зале была печальной. Ни одной улыбки. В сопровождении Оливера Ламберта вошли Лаура Ходж и Бет Козински. Их усадили напротив стены, где висели два забранных траурной вуалью портрета. Женщины держались за руки и старались улыбаться. Мистер Ламберт стоял спиной к стене и обводил глазами присутствующих.
Он заговорил своим мягким, глубоким баритоном, полным симпатии и сочувствия. Заговорил негромко, почти шепотом, но мощь его голоса доносила каждое сказанное слово до стоящих в самых дальних углах зала людей. Ламберт смотрел на двух вдов и говорил о том, какую глубокую печаль испытывает вся фирма, какой заботой будут окружены родственники погибших все то время, что будет существовать фирма. Говорил о Марти и Джо, о первых годах работы, о том, как необходимы были их общему делу эти два молодых человека, чья смерть нанесла фирме столь тяжелый урон, говорил о их преданности и любви к своим семьям.
Ламберт был красноречив. Он говорил, ни на мгновение не задумываясь о содержании следующего предложения. Вдовы тихонько плакали и вытирали слезы. Начинали сопеть и другие: Ламар Куин и Дуг Терни.
Выговорившись, Ламберт подошел к портрету Мартина Козински и снял покрывавшую его тонкую вуаль. В этот напряженный момент в глазах у многих стояли слезы. В Чикагской юридической школе будет учреждена стипендия его имени. Фирма берет на себя обязательства по обучению его детей. Семья его будет пользоваться постоянной поддержкой. Бет прикусила нижнюю губу, однако рыдания ее стали еще громче. Несгибаемые, закаленные профессионалы-юристы великой фирмы Бендини нервно сглатывали и избегали поднимать друг на друга глаза. Только Натан Лок хранил невозмутимое спокойствие. Уставившись в стену своими проницательными глазами-лазерами, он не обращал на происходящее особого внимания.
Затем наступил черед портрета Джо Ходжа. Подобная биография, такая же стипендия, тот же фонд в пользу детей и семьи. Митч слышал, что за четыре месяца до гибели Ходж застраховал свою жизнь на два миллиона долларов.
Когда речи закончились, Натан Лок, не привлекая ничьего внимания, вышел. Окружив вдов, юристы выражали им искренние соболезнования и сжимали их в своих дружеских объятиях. Митч знаком с женщинами не был, говорить ему было нечего. Он подошел к стене и стал изучать портреты. Рядом с изображением Козински и Ходжа висели еще три, поменьше, но тоже великолепно выполненные. Внимание его привлекло женское лицо. На табличке из бронзы имя: "Элис Наусс, 1948-1977".
- Это была ошибка, - едва слышно сказал Эйвери, подойдя к Митчу.
- Как это следует понимать? - спросил он.
- Типичная женщина-юрист. Пришла к нам из Гарварда, закончила первой на курсе, но, будучи женщиной, несла на себе печать первородного греха. Каждого мужчину она считала женоненавистником и смысл своей жизни видела в борьбе с половой дискриминацией. Суперсука. Через полгода ее здесь все возненавидели, но никак не могли избавиться. Два компаньона из-за нее ушли на пенсию раньше, чем предполагали это сделать. Миллиган до сих пор винит ее в своем сердечном припадке. Она была приставлена к нему.
- А юристом она была хорошим?
- Очень хорошим, но ее достоинствам было совершенно невозможно воздать должное. Она по любому поводу демонстрировала свою сварливость и вздорность.
- Что с ней случилось?
- Автомобильная катастрофа. В ее машину врезался какой-то пьяный. Это было ужасно.
- Она была первой женщиной в фирме?
- Да, и последней, по крайней мере, до тех пор, пока нас не принудят решением суда. Митч кивнул на соседний портрет.
- А это?
- Роберт Лэмм. Был моим другом. Учился в Атланте, он пришел за три года до меня.
- Что произошло?
- Никто не знает. Он был страстным охотником. Как-то зимой мы вместе охотились на лося в Вайоминге. В 1970-м он отправился пострелять в Арканзас и там пропал. Его обнаружили через месяц в овраге, с дырой в голове. Вскрытие показало, что пуля вошла в заднюю часть скулы и снесла почти все лицо. Предполагают, что выстрел был произведен с большого расстояния из мощного ружья. Похоже на несчастный случай, но точно никто не знает. Не представляю, чтобы кто-то хотел убить Бобби Лэмма.
"Джон Микел, 1950 - 1984" было написано под последним портретом.
- А что с ним? - прошептал Митч.
- Пожалуй, самый трагический случай. У него было не все в порядке со здоровьем, сказывалось постоянное напряжение. Он много пил и уже перешел на наркотики. Жена ушла от него, был безобразный развод. Фирма в шоке. После десяти лет работы он начал бояться, что не станет компаньоном, выпивки участились. Мы потратили целое состояние на лечение и психиатров, но ничто не помогло. Он впал в депрессию, начал думать о самоубийстве. Написал на семи страницах прощальное письмо и сунул дуло в рот.
