Гребцы стараются из последних сил, но казацкие струги нагоняют, и уже молодые казаки забрасывают железные кошки на челны Варсонофьева, чтобы подтянуться к ним бортами.
Аким со своими подручными обнажает сабли, рубит веревки, но летят новые и новые крючья, и скоро казаки Разина перебираются на купеческие челны…
Охрана Варсонофьева рубится вполсилы, как будто номер отбывает – ведь не с басурманами, не с нехристями какими и не с царевыми людьми бьются, а со своими братьями, казаками…
Через несколько минут все кончено.
Один только Аким, верный слову, лежит на дне струга зарубленный. Остальные казаки, сложив сабли, виновато поглядывают на Варсонофьева – мол, не обессудь, хозяин, их ведь куда больше…
Разин, широко, уверенно шагая по гулкой палубе струга, оглядывает добычу, развязывает тюки с парчой и шелком, открывает сундуки с дорогим оружием и посудой, довольно присвистывает, поворачивается к первому есаулу Ивану Черноярцу:
– Гляди-ка, Ванята, какого хорошего зверя завалили! Распорядись там, чтобы никого из казаков, кто в погоне был, не обошли. Ну и себя не обидь, тут всем хватит!
Сам подходит к Варсонофьеву, глядит мрачно, с усмешкой:
– Ну что, купчина, много наторговал?
– Ох, много! – вздыхает Тит. – Да только не будет мне с той торговли проку…
– Отчего же? – усмехается Степан Тимофеевич. – Большой прок тебе будет: я тебе за твой дорогой товар отдам жизнь твою купеческую. Бери, не торгуйся: дороже тебе никто не даст!
Тут на глаза ему попадается жмущийся к ногам купца ребенок лет пяти в золоченом халате, с сафьяновым мешком на коленях.
– А это что за малец? – в глазах Разина блеснуло любопытство. – Никак царевича киргизского в полон везешь?
– Зачем в полон! – проворчал Тит. – В пустыне я его нашел. Караван в песчаную бурю попал, один этот мальчонка уцелел.
– Во как! – то ли удивился атаман, то ли развеселился. – Ну, малец, а что это у тебя в котомке?
Рванул на себя мешок, потянул завязки, открыл резной город – и обомлел.
Ничего вокруг себя не видел грозный атаман, не сводил глаз с дива дивного, с града резного. Словно шел по его узким улочкам, меж садов тенистых и дворцов разукрашенных, на самый верх холма, к храму чудесному…
И снизу, с палубы, пристально смотрел на Разина ребенок – пристально, упорно, безмятежно.
– Ты что, Тимофеич? – окликнул атамана Черноярец. – На наши струги идти надо…
– Царьград! – проговорил Разин, едва слыша своего есаула. – Истинный Царьград!
– Уходить надо, Тимофеич! – поторопил его есаул. – Дозорные кричат, будто появились корабли воеводы Прозоровского!
– Надо уходить! – вздохнул Степан Тимофеевич. – А Царьград этот я себе возьму, в счет своей законной добычи. Мне ведь, Ванята, тоже своя часть причитается…
Он сунул резной град обратно в мешок, закинул на плечо, шагнул к борту струга.
И ребенок в золоченом халате поднялся, подоткнул полы своего халата и засеменил вслед за атаманом.
– Ишь ты! – усмехнулся, заметив его, Разин. – Ровно собачонка! Ну ладно, малец, пойдем со мной, выращу из тебя настоящего казака! Гляжу, ты не из трусливых!
Казаки перегрузили к себе на челны товары Варсонофьева и поплыли по протокам среди камышей прочь от устья Волги, где поджидал их со своими стрельцами астраханский воевода Прозоровский. Спешили они к острову, возле которого дожидался их Сережка Кривой с десятью стругами. Соединившись, стали бы большой силой и смогли пойти на прорыв.
Быстро темнело.
На казацких стругах запалили огни, чтобы не заплутать в потемках. Плыли быстро, тихо переговариваясь.
Вдруг сбоку, со стороны берега, вынырнули из камышей большие темные челны, рванули наперерез.
– В море! – рявкнул Степан Тимофеевич. – Поднажмите, ребятушки, не дадимся воеводе!
Скрипели уключины, стонали от натуги гребцы, но все ближе подходили челны со стрельцами. С переднего челна грохнула пушка, ядро малость не долетело до казацкого струга.
– А ну, дед, повороти влево! – приказал Степан Тимофеевич своему рулевому, старому казаку по кличке Стырь, то есть «руль». – Пропусти остальных!
Стырь всем весом навалился на румпель, струг атамана, скрипя и кренясь набок, сошел с прямого пути, повернул влево. Мимо него пролетели остальные челны, казаки глядели удивленно, однако они знали, что Степан Тимофеевич ничего зря не делает.
А его струг, развернувшись, пошел навстречу челнам воеводы.
На переднем челне, среди стрелецких старшин, стоял полковник Кривошеин, которого Прозоровский послал вдогон за разинцами. Вглядываясь в темноту, полковник недоуменно проговорил:
– Что это он деет? Никак на нас идет?
– Вроде и правда на нас! – отозвался стрелецкий старшина Скрыпа. – Видать, совсем атаман ума лишился!
– А вот мы сейчас его! – азартно воскликнул Кривошеин. – Ребятушки, заряжай!
Ближние стрельцы засуетились, заряжая пищали, – снимали с перевязей-берендеек укладки для пороховых зарядов, засыпали порох на пороховые полки, заталкивали пули. Тем временем челн Разина подходил все ближе и ближе.
– Весла суши! – в запале крикнул полковник.
Гребцы подняли весла, челн замедлил ход, его развернуло, и в борт ткнулся шедший следом челн сотника Фуникова. Стрельцы попадали на палубу, кто-то полетел и за борт.
– Что творишь! – заорал в темноту Кривошеин.
Фуников ответил невразумительно, вроде – сам виноват.
В это время казацкий струг подошел совсем близко, на носу отчетливо виднелась коренастая, полная силы фигура Разина. Кривошеин нетерпеливо вырвал из рук ближнего стрельца заряженную пищаль, навел на атамана, выпалил…
Разин был совсем близко, казалось, промахнуться невозможно, однако он стоял после выстрела как скала.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… – изумленно пробормотал Скрыпа. – Да он заговоренный, его пуля не берет!
– Стреляйте, ироды! – кричал полковник, отбросив бесполезную пищаль. – Стреляйте, пока не ушел!
Но стрельцы крестились, пятились и не спешили стрелять, а казацкий челн уже уходил вбок, в камыши.
Разин стоял на носу своего струга, и перед его глазами все еще полыхал выстрел стрелецкого полковника. Огнем этого выстрела атаману едва не опалило бороду, но пуля его не взяла…
Или стрелец второпях позабыл вложить пулю, и полковник зазря потратил заряд пороха? Или и впрямь он, Степан Разин, заговорен и пуля не берет его?
– Это Царьград! – проговорил атаман убежденно. – Это Царьград уберег меня от пули!
А у ног его сидел синеглазый мальчуган и безмятежно глядел вперед, в темноту.
Вету отвлек голос свекрови:
– Вета, ты не спишь?
«Если опять привяжется с кастрюлей, пошлю ее подальше», – зло подумала Вета.
– Володя звонил, скоро будет, он уже у метро!.. – прокричала свекровь через дверь.
Вета спрятала обратно в ящик записную книжку и листок, и тут прямо ей в руки выпала визитная карточка.
«Арсений Неелов, – прочитала она удивленно. – Редкие и уникальные книги».
Откуда у нее эта визитка?
Тут Вета вспомнила похороны Глеба Николаевича, скользкого типа с козлиной бородкой, с бегающими глазами… ну да, это тот книжный жучок, который прямо на похоронах предлагал ей помощь в реализации библиотеки профессора.
Библиотеки больше нет, но помощь Арсения ей может понадобиться: ведь он наверняка может найти точно такое же издание «Гулливера», как то, которое было у Глеба Николаевича…
Вета набрала номер Арсения на своем мобильном.
Услышав знакомый голос, она представилась:
– Это Вета… Иветта Сычева… мы познакомились на похоронах Глеба Николаевича Сперанского… вы тогда предлагали мне свои услуги… помните, насчет книг…
– А, Иветта Вячеславовна! – отозвался Арсений с ленивой растяжкой. – Да, я вас помню…
В голосе его не было прежнего интереса. Вета вспомнила, как он заискивал перед ней на похоронах, и обиделась.
– Вы говорили, что я могу к вам обратиться в любое время… – проговорила она.
– Да, конечно… – проговорил тот нехотя. – Но ведь у вас больше нет книг Глеба Николаевича…
Ах, вот почему он с ней так неохотно разговаривает! До него уже дошла информация о краже!
– Откуда вы это знаете? – спросила Вета настороженно.
– Неважно. У всех есть свои каналы. Это же моя работа. Так чего вы хотите?
