На улице было тепло, солнечно и влажно после ночного дождя. На сосне стучал любимый Верой Дмитриевной дятел, в траве стрекотали кузнечики, в кустах жасмина заливалась какая-то птаха, в пруду громкоголосо распевался лягушачий хор. Аккуратно затушив сигарету в пепельнице, я вернулась в комнату, где обнаружила Анюту, которая играла с Персиком пушистым меховым помпоном с привязанной к нему резинкой. Кот притворялся, что принимает помпон за мышку, выпустив когти, кидался на него, хватал, плюхался на бок со своей «жертвой», с остервенением теребил ее задними лапами, а потом расслабленно отпускал, и все начиналось снова. Вера Дмитриевна взирала на этот дивертисмент с удовольствием.
Но вскоре Персику надоело развлекать почтеннейшую публику и он, выразительно мурлыкнув, пошел к двери, оглядываясь на меня и приглашая идти за собой.
– Что он хочет? – спросила меня Анюта.
– Он намекает, что ему положен второй завтрак.
– Надо же, какой умный! – восхитилась Анюта и вместе со мной отправилась в мою комнату кормить мое прожорливое животное. Там я попросила ее об одном маленьком одолжении, она удивилась, но пообещала мою просьба выполнить.
Далее день потек как обычно: Вера Дмитриевна посмотрела по телевизору новости культуры, потом к ней пришла вполне уже бодрая Агнесса, чтобы обсудить какие-то хозяйственные проблемы, но моя пациентка голосом умирающей отослала ее к Галине и, подмигнув мне, углубилась в новый номер «Каравана историй».
И тут я вынула из кармана своей медицинской робы пластиковую коробочку, которую мне принесла Анюта, и, поправляя постель, незаметным движением вытряхнула ее содержимое под одеяло моей подопечной.
Через пару минут раздался истошный визг, и Вера Дмитриевна с легкостью балерины выскочила из постели и отбежала от нее на безопасное расстояние.
– Лиза, там что-то холодное и шевелится!!!
– Это лягушка, – любезно объяснила я.
– Какая лягушка?
– Ну, такая, зеленая, квакша.
– Откуда в моей постели взялась лягушка!!!?
– Я подложила.
– Да что вы себе позволяете! – завопила моя пациентка и осеклась, заметив ухмылку на моей физиономии.
– Это был всего лишь маленький тест. Вы симулянтка, уважаемая Вера Дмитриевна, – сообщила я ей.
Госпожа Шадрина-старшая хмыкнула, села на свою навороченную и совершенно ненужную ей германскую специализированную кровать, поболтала абсолютно здоровыми ногами и спросила:
– А если бы у меня от испуга случился инфаркт?
– Не случился бы. Судя по кардиограмме, у вас отличное сердце.
– И когда вы догадались, что я притворяюсь?
– Некоторые подозрения появились у меня в первый же день нашего знакомства, когда я обнаружила, что ваше психофизическое состояние несколько не совпадает с поставленным вам диагнозом, также смутил меня запах сигарет «Вог» в вашей ванной комнате. Потом вчера, когда ваш отец сказал мне, что в молодости вы учились в ГИТИСе, мои подозрения усилились. Ну а уверилась я в своей правоте в тот момент, когда вы энергично погрозили своему сыну правой, якобы парализованной рукой.
– Надо же было проколоться на такой мелочи! – Вера Дмитриевна сокрушенно мотнула головой.
– Вы, конечно, можете не отвечать, но мне очень интересно: зачем вы затеяли весь этот спектакль, который доставлял вам значительные неудобства, и зачем заставили меня ломать голову из-за этой розовой тряпочки, – и я достала из кармана лоскуток от розовой кашемировой шали.
Вера Дмитриевна покинула постель, подошла к балконной двери, помолчала.
– Помните, во время нашего с вами разговора в саду вы высказали предположение, что смерть Машеньки могла носить криминальный характер? Дело в том, что подобные мысли возникали и у меня. Я никак не могла поверить, что достаточно молодая женщина со здоровым сердцем, с нормальными сосудами вот так взяла уснула и умерла. Но о своих подозрениях я никому решила не говорить, даже Антону. Потому что, честно говоря, я понимала, что от горя могла вообразить себе что-то несусветное. Прошло время, Антон женился на Гале, мы все как-то более-менее пришли в себя. Но меня не оставляло ощущение, что за Машенькиной кончиной скрывается что-то темное, и оно, это темное, притаившись, продолжает оставаться в нашем доме. Однажды под Агнессой сломалась ступенька книжной лестницы, когда она хотела в библиотеке взять с полки какую-то книгу, она упала и сильно ушибла ногу. А буквально через день у Гали в руках загорелся фен, когда она стала сушить волосы. Потом Антон отравился на каком-то приеме, и ему даже пришлось ехать в больницу и делать промывание желудка. Через некоторое время у Гали в машине отказали тормоза, и она чуть было не разбилась. Казалось бы, все эти происшествия были никак не связаны между собой и с Машенькиной смертью, но я стала мнительной, и мне показалось, что между ними существует какая-то связь. И я поняла, что не успокоюсь, пока не узнаю, своей ли смертью умерла Маша. А тут как раз в нашем доме объявился этот надутый индюк Евгений Эммануилович, который, как я поняла, очень любил деньги, но мало что понимал в медицине. И тогда я решила, что должна спокойно и не торопясь разобраться во всем сама, а для маскировки и ради собственной безопасности решила прикинуться больной. Ведь когда человек пожилой, да еще и нездоровый, его в расчет не принимают: ну лежит старая бабка в своей кровати и пускай лежит. Я встретилась со своим бывшим учеником Ильей Перельманом, он работает заведующим отделением неврологии в местной больнице, и сказала, что у меня новая молодая невестка и мне хочется, чтобы она как можно скорее почувствовала себя хозяйкой дома, а для этого мне нужно на время устраниться от дел под благовидным предлогом. Ну, мы с ним и разработали план: я пожаловалась на сильную головную боль, симулировала онемение правой стороны тела, вызвала Илью, и он на «Скорой» увез меня в больницу. Там я некоторое время полежала в отдельной палате, а потом вернулась домой с диагнозом левостороннего ишемического инсульта средней тяжести и сиделкой, которая была очень довольна и тем, что ей хорошо заплатили за молчание, и тем, что ей совершенно не нужно ухаживать за своей пациенткой. Евгений Эммануилович не обманул моих ожиданий: он подтвердил диагноз Ильи, и я приступила к своему, так сказать, расследованию. Я даже попросила Антона подсоединить телекамеры наблюдения к моему телевизору, мотивировав это тем, что не хочу быть оторванной от жизни дома, что он и сделал. Благодаря этому я узнала кое-что новое о моих домашних и прислуге, но ничего того, что могло бы пролить свет на причину Машиной смерти. И я поняла, что вряд ли справлюсь с этой задачей одна, но, как вы понимаете, никого из домашних привлечь к ее решению не могла. А тут как раз случилась неприятность: муж моей сиделки попал в больницу, и Агнесса привела вас. Я сразу обратила внимание, что вы внимательная, въедливая и наблюдательная особа, притом обладающая даром располагать людей к себе… Кроме того, вы были человеком со стороны, и это было очень важно: ваш взгляд не был «замылен» сложностью взаимоотношений обитателей этого дома. Вот я и устроила представление с розовой шалью, дабы заинтересовать вас историей Машенькиной смерти. И, кстати, вы сразу же безоговорочно поддержали мою гипотезу о том, что ее кончина выглядела несколько странно. Кроме того, я надеялась, что вы расскажете окружающим о «привидении» и это, может быть, заставит кого-то занервничать.
– То есть, попросту говоря, вы мной манипулировали?
Она не стала юлить:
– В какой-то степени да. Правда, я не ожидала, что вы так быстро выведете меня на чистую воду.
– Хорошо, с этим все ясно. Мне только непонятно, для какого такого драматического эффекта вы вчера взломали пароль в моем ноутбуке и создали для меня файл с таким вот душевным текстом: «Убирайся, сука, из этого дома, а не то пожалеешь!»
Вера Дмитриевна как-то странно посмотрела на меня:
– Я не умею пользоваться компьютером, Лиза, да и стилистика не моя…
– Понятно.
Честно говоря, понятного ничего не было. «Привидение», на которое еще вчера вечером я грешила, как на автора угрожающего послания, улетучилось, как сон, как утренний туман, оставив мне на память лоскуток розового кашемира и потухшие угольки всех моих версий.
Мы помолчали.
– У вас есть какие-то предположения, кто еще мог это сделать? – спросила Вера Дмитриевна.
– Честно говоря, нет.
– А если это моя невестка? Я ведь в курсе по поводу инцидента с бассейном.
– Вряд ли она пойдет на такую глупость…
– Тогда признавайтесь, кому вы еще успели насолить в этом доме?
Я пожала плечами.
– Вроде больше никому…
– А кому вы рассказывали о «привидении»?
– Только Агнессе Николаевне.
– Теперь понятно, почему она напилась. – Вера Дмитриевна прошлась по комнате, передвинула на середину стола вазу с роскошными белыми пионами, обернулась ко мне: – И я абсолютно уверена, что не она автор этого послания, у нее тоже другая стилистика.
