- Перестаньте. Такого случая вы не могли упустить.
Альфред Викторович вскинулся и спросил резко.
- А если я приведу свидетеля, который докажет, что я ничего не взял?!
- Даже так?
- Так!
Афанасьев неторопливо подался к нему и снял наручники.
- Я свободен, Иван Петрович?! - воспрял духом Комаровский. Ограничитесь подпиской о невыезде?
- Куда вы денетесь и без подписки?... Но свободны вы... Сорок восемь часов. За это время извольте сыскать своего свидетеля. Я хочу с ним поговорить.
- А телохранитель Ишаков тоже доказывает свою невиновность? Ведь он там тоже...
- Он СВОЮ невиновность доказал. Выехал через ворота, а потом закончил ночь у друга в ночном клубе. Чему двадцать два свидетеля.
- Значит, единственный у вас подозреваемый - я? Да? На меня можно все свалить? Сделать козлом отпущения и отчитаться о проделанной работе?
- Да. Удобный вариант.
- Но у меня нет повода! Нет мотива! - закричал Альфред Викторович. Почему вы не исходите из элементарного принципа - "кому выгодна смерть Чуракова"? Вы что, не заметили, что уже на похоронах прослеживается расхищение его фирмы, схватка из-за наследства?!
- И кто же, по вашему, в эту схватку ввязался?
- Заинтересованные лица, кто же еще! Младший партнер фирмы Тарасов! Хоть он и плакал, но хитрый малый! Король бензоколонок Семка Беркин, мадам Матильда! Я бы и депутата Нехорошева сюда подсоединил!
- Хватили через край.
- Никто не может быть с краю в таком деле! - решительно заявил Альфред Викторович. - Что Комаровский от смерти Федора имеет, кроме потерь?! Работы лишился, опозорен, теплого угла, крыши над головой приличной - нет! Женщину - потерял! Оскорблен и унижен по всем статьям! В свинском навозе сижу по самые уши!
- А разве это не перманентное состояние вашей жизни? - без усмешки спросил Афанасьев.
- Все зависит от точки зрения, - буркнул Альфред Викторович. Сегодня меня даже не пригласили к столу! Посадили вместе с лакеями и конюхами!
- Ай - яй-яй! Это мы поправим. - Афанасьев взялся за ручку дверцы. Идемте вместе со мной. Займете на поминках полагающееся вам место. Быть может, услышите или заметите что-либо полезное.
- Стойте! - испугался Альфред Викторович. - Вы что, хотите сделать из меня презренного стукача?
- А почему бы и нет? - задумчиво спросил Афанасьев. - Как я понимаю, вы на все способны.
- Ошибаетесь! - решительно ответил он. - Вы мыслите стандартно! Комаровский скажет "а", но не скажет "б"! Комаровский не переступить через определенную грань порядочности! Комаровский примет от женщины нижнее белье в качестве подарка, но никогда не ударит распоследнюю шлюху по лицу! Комаровский...
- Комаровский - дерьмо в фиалках. Так будет короче. Пошли.
- Подождите, - вяло принялся сопротивляться Альфред Викторович. - Мне неудобно. Я был с позором выдворен в тот раз и сегодня... Я не удостоен чести.
- Полноте вам кривляться, Альфред Викторович. - раздраженно ответил Афанасьев. - Как у вас хватает всю жизнь терпения кого-то изображать из себя всю дорогу? Аферист вы, и есть аферист! Спасайте же свою шкуру, чтоб не загреметь по крупному. Идемте, быть может, разом найдете своего свидетеля.
- Я вас не понимаю. - осторожно ответил Альфред Викторович.
Они выбрались из салона фургона и пошли к воротам виллы. Альфред Викторович предполагал, что, как всегда на крупных и многолюдных поминках, кто-то из гостей уже забыл про траур, изрядно хлебнул поминального зелья и теперь уже поет песни, но темпа местных гостей все же не учел. Впрочем - не местных, а столичных: навстречу им трое парней несли на руках любимицу русского народа исполнительницу народных песен Машеньку Лопатину, а та, провиснув на сильных молодых руках, во все свое могучее горло исполняла куплет собственного, видать, сочинения.
Я за то люблю Ивана У него головка пьяна!
Люблю Ваню-молодца У него течет с конца! Й-ох!
Чтоб он, сифилисный, сдох!
Трое хористов певицы беззлобно смеялись и привычно транспортировали рыхлое тело артистки к многодверному лимузину.
Но оказалось, что певица двигалась по личному графику поминок - когда Комаровский и Афанасьев ступили в большой зал на первом этаже, среди двух десятков сидевших за столами людей все было в высшей степени благопристойно, только не было Нины. Скорее всего она прошла в спортивный зал, чтобы поднять рюмку с гостями второго ранга.
Афанасьев сел на свое место во главе стола, а Альфред Викторович опустился на подвернувшийся свободный стул, оглянулся и вздохнул с облегчением - в углу зала, возле телевизора, накрытого черным крепом, беседовали Матильда и Слава Шусев. Несколько удивило Альфреда Викторовича то обстоятельство, что красавец - парнишка явно "клеил" старую шлюху, а та уже расплылась, пылала всем своим дебелым телом навстречу мальчишке, глаза её недвусмысленно сверкали и всякое приличие, требуемое протоколом поминок, она забыла. Если принимать за веру слова Славы касательно его отвращения к женщинам, то картина сегодняшнего дня их резко опровергала - парень определенно знал себе цену, знал о своих талантах и умело ими пользовался. Правда, объект атаки, с точки зрения Альфреда Викторовича выбрал неудачный - старую воробьиху на такой мякине не проведешь. Она пропустила через свою постель и не таких красавцев, дюжинами держала их на поводу и, в конечном счете, слегка поистратившись, умела получать с партнера пользу, загоняла его в свое стойло - на примере самого Альфреда Викторовича.
А он - успокоился. Будут некоторые сложности, неприятности, но в паре со Славой они отстоят свою невиновность, благо могут дружно показать, что никого не убивали, ничего не украли и во всем этом Альфред Викторович был уверен, поскольку хорошо помнил, что первым обнаружил труп именно он сам, а Слава ничего из дачи не выносил.
Нехорошев поднялся на торце стола и все, из уважения к депутату примолкли, а он сказал устало.
- Мне пора, товарищи... Всего вам доброго.
Он пожал несколько рук, поданных ему на прощанье, шагнул к дверям и остановился перед появившейся Ниной.
Тот факт, что депутат покидает застолье, послужил сигналом и для остальной, уважающей себя, публики - все же не принято на поминках засиживаться: вдова устала от гореизлияния и похоронных хлопот, повода для веселья и посиделок нет, так что пора и честь знать.
В общем легком замешательстве Альфред Викторович поднялся, прошел к закрытому крепом телевизору и тронул Славу за плечо, поклонившись Матильде.
- Матильда Яновна, я оторву вашего кавалера на секунду - Альф, зараза, ты элегантен более чем прежде! Красив, старый лев, как дьявол! излишне громко выдала обычный комплимент Матильда, но относилось это явно к её молодому собеседнику.
- Слушаю вас. - Слава вежливо поднялся с кресла.
- Вячеслав, нам нужно поговорить.
- Простите, я вас не понимаю...
Глаза красавца раскрылись, стали ещё огромней, так что и остального лица не осталось.
- Вячеслав, дело серьезное. У нас неприятности.
- Извините, но мы незнакомы. - он смотрел открыто и удивленно. - Я вас не знаю. И меня зовут не Вячеслав.
Альфред Викторович не слышал, как неприлично расхохоталась Матильда, только увидел блеснувшие золотые зубы в её раскрытой пасти. Потом она заговорила, как разглядел оглушенный Альфред Викторович, но осмыслить он сумел только вторую фразу.
- Его зовут Валерий! Валерий Меньшов! У тебя, Альф, уже склероз помноженный на маразм развился! Парень неделю назад приехал из Питера, где ты его мог видеть?!
- Все равно, - пролепетал Альфред Викторович. - Нам надо поговорить.
- Если вам так угодно, пожалуйста. - новоявленный Валерий легко шагнул следом за Альфредом Викторовичем, который со слепу наткнулся на стул, без деликатности отодвинул в сторону какую-то даму и, наконец, вывалился в коридор, где обернулся и прошипел в лицо парня.
- Ты что дуришь, подонок?! Мы влипли!
- Кто влип, Альфред Викторович? Я вас продолжаю не понимать.
М-да... Внешне это был все тот же Слава, но по манере поведения, по речи - совсем другой человек: старше, строже, воспитанней....
Альфред Викторович "потерял лицо", как говорят китайцы, когда засуетился испуганно, забормотал скороговоркой.
- Ты дурачка из себя не строй! Я тебя за собой как миленького утоплю! Ты, мерзавец, не отвертишься! У меня свидетели есть, я....
И пока он пробормотывал какую-то несвязную чепуховину, Валерий спокойно отвернул полу пиджака , изящным движением достал из внутреннего кармана плоский бумажник и вытянул из него документ.
- Прошу вас, Альфред Викторович. Вот мой студенческий билет.
Альфред Викторович схватился за книжечку, как утопающий за надутый презерватив. Несколько секунд он, кроме расплывчатых кругов, перед глазами ничего не различал, а потом убедился - перед ним билет студента МГУ второго курса факультета теле-журналистики, Валерия Кирилловича Меньшова со всеми полагающимися печатями и фотографией.
