Я повиновался, и мы пошли по коридору первого этажа. Надо сказать, что полицейский вообще относился ко мне уважительно. Возможно, к подобному отношению располагали мой рост, спортивный вид, хорошая одежда, а может быть, младший сержант от природы был душевным человеком…
Небольшой кабинет в конце коридора, куда меня ввел младший сержант, оказался почти пустым. В нем стояли лишь стол, стул для посетителя, кресло для хозяина, сейф в углу, на стене портрет президента, и больше никаких излишеств — ни тебе штор, ни цветочков, ни фотографий, ни каких-то других предметов, делающих помещение уютным, радующим глаз. Типично солдафонская манера не придавать бытовым условиям никакого значения. Все должно быть просто, как в солдатском туалете, — абсолютно голые стены и очко посередине.
За столом сидела встречающая меня сторона в образе маленького, тщедушного, невзрачного человека, с мелкими чертами лица, светлыми глазами, одетого в полицейскую форму с погонами подполковника. Провожающая сторона в образе младшего сержанта откланялась и ушла, а встречающая — подполковник — едва взглянув на меня, пригласила:
— Садитесь!
Хотел сказать, что если сяду, то, мол, вместе с вами, но, памятуя о предостережении младшего сержанта не шутить с подполковником, промолчал, прошел к стулу и сел.
— Подполковник Стрельцов Александр Федорович! — представился хозяин кабинета. Голос у него был невыразительный, абсолютно лишенный каких-либо интонаций, а лицо неподвижное, будто после пластической операции, на которой ему подрезали мышцы, отвечающие за мимику. Подтянул к себе из стопки бумаг пустой протокол, взял ручку и задал вопрос:
— Фамилия, имя, отчество?
— Гладышев Игорь Степанович.
— Год рождения?
Я назвал, потом последовал ряд вопросов, необходимых для заполнения исходных данных, — место рождения, место работы, адрес места жительства и т. д. Покончив с формальностями, подполковник отложил в сторону ручку и наконец-то взглянул на меня.
— Что же вы творите, Игорь Степанович? — произнес он своим ровным бесцветным голосом.
— А что такое? — прикинулся я шлангом, дав себе слово отвечать только на поставленные вопросы, потому что пока неизвестно было, за что меня забрали. Вот пусть подполковник и разъяснит, за что именно задержали.
— Ну, как «что»? — подполковник соединил подушечки пальцев правой руки с подушечками пальцев левой и постучал двумя мизинцами по столу. — Напали на полицейских при исполнении ими служебных обязанностей. Статья Уголовного кодекса Российской Федерации триста восемнадцать «О применении насилия в отношении к представителю власти» предусматривает за данный вид преступления лишение свободы на срок до пяти лет. А часть вторая той же самой статьи гласит, что применение насилия, опасного для жизни или здоровья тех же самых лиц, которыми в данном случае являются пострадавшие сотрудники правоохранительных органов капитан Лялин и старший лейтенант Наконечный, наказываются лишением свободы на срок до десяти лет.
Отвергать обвинение в драке с полицейскими было бессмысленно, потому что сей факт я уже признал сегодня утром при задержании меня красномордым и гангстером, причем в издевательской форме, интересуясь, как они добрались до дому после вчерашних событий…
— Время было позднее, при выполнении каких таких служебных обязанностей находились Наконечный и Лялин? — хоть и косвенно, но признал я, что факт мордобоя с моей стороны в отношении задержавших меня ментов имел место быть.
У подполковника на лице словно резиновая маска, и, когда он заговорил, зашевелились только его губы.
— Сотрудники полиции, к вашему сведению, могут находиться при исполнении служебных обязанностей двадцать четыре часа в сутки. Моим сотрудникам вчера пришлось побегать за вами по пятам, прежде чем они сумели настичь вас в районе Свиблино. Но и там вы куда-то исчезли и появились лишь несколько минут спустя из одного из подъездов.
Я прикусил язык. Не надо было подводить разговор к такой опасной для меня теме, как подъезд, в одной из квартир которого лежит труп. Я пропустил мимо ушей последнюю реплику подполковника и делано возмутился:
— Извините! У них что, на лбу было написано, что они выполняют свои служебные обязанности? Откуда я знаю, кто они такие — полицейские, а может быть, бандиты с большой дороги. Вот сегодня утром они, как и полагается, пришли в форме, показали удостоверения, и я не оказал им абсолютно никакого сопротивления.
Непонятно, то ли поощряя мое заявление, то ли осуждая, подполковник несколько раз кивнул в такт моим словам. Потом ответил:
— Но как бы там ни было, сей факт не дает вам права с ходу бить граждан по физиономии, независимо от того, в гражданской они одежде или в полицейской форме.
Но не мог же я сказать подполковнику, что в сумке у меня были улики из квартиры погибшей Вики, и потому я не мог сдаться полицейским…
— Это одна статья, по которой вам грозит тюремное заключение, — не принимая во внимание мои слова, продолжал говорить Стрельцов. — Но есть и другая.
Я внутренне напрягся, кажется, подошли к главной причине моего задержания. Подполковник между тем сухо, как ни в чем не бывало, с каменным выражением лица продолжал бубнить будто бы заученные еще некогда в школе милиции фразы:
— Вчера от гражданина Киселева Алексея Владимировича, патологоанатома при морге двести пятидесятой клинической больницы, поступило заявление, в котором он сообщает, что вы два дня назад ворвались в морг, избили его и под пыткой требовали, чтобы Киселев сознался в должностном преступлении. Якобы он дал месяц назад ложное заключение о смерти, — подполковник глянул в какой-то лист бумаги, — Аверьянова Арсения Викторовича, в котором он будто бы указал несоответствующие действительности причины смерти умершего. Вы выкручивали ему руку, обещая сломать ее, чтобы он не мог долгое время работать, всячески воздействовали на него, запугивая, принуждая сознаться в несовершенном им должностном преступлении…
Я хотел было возразить, но подполковник повелительным жестом остановил меня.
— Вы что же, Игорь Степанович, не понимаете всей тяжести совершаемых вами проступков? За это преступление — статья сто одиннадцатая, «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, вызвавшего психическое расстройство или значительную утрату общей трудоспособности…» — наказываются лишением свободы на срок до восьми лет. А за те же деяния, совершенные из хулиганских побуждений, до десяти лет. Туда можно еще добавить и статью сто семнадцатую — истязание, причинение физических или психических страданий с применением пытки. Вы что же, хотите сесть на зону до конца своей жизни?
Хоть Стрельцов и грозил мне всеми карами, у меня, честно говоря, отлегло от сердца. Я думал, он сейчас начнет мне дело об убийстве Виктории Леоневской шить, а он просто страху нагоняет, из мухи слона делает. Мои действия, в общем-то, подпадают под обычную хулиганку, хорошо, что труп Вики не вешает. А раз подполковник о нем помалкивает, значит, тело Леоневской еще не нашли. Может быть, бог даст, пронесет, и то, что я вчера находился у дома Вики, никак не свяжут с ее смертью. Но что же мне, сидеть и слушать, как меня обвиняют во всех смертных грехах? Так и домогательство до медсестры в морге могут пришить, которая, видимо, и подсказала «трупному доктору» мои имя и фамилию, которые я по глупости назвал ей. И я заговорил:
— А вы знаете, господин подполковник, он в самом деле дал ложное заключение. Аверьянов умер не от сердечной недостаточности, а от инъекции с ядом, которую ему сделали в шею. Вам бы не мешало вмешаться в это дело и выяснить, с какой целью «трупный доктор» разрешил похоронить явно криминальный труп без освидетельствования судмедэкспертизы.
На лице подполковника не дрогнул ни один мускул. Не меняя выражения лица, он тоном, каким читают нотацию маленьким детям или нерадивым ученикам, проговорил:
— Если врач-патологоанатом решил, что человек умер своей смертью, то так оно и случилось. В противном случае он передал бы труп судебно-медицинскому эксперту, который бы и дал свое заключение, согласно которому мы бы открыли уголовное дело. Киселев опытный, насколько я знаю, врач-патологоанатом, и не верить ему или ставить под сомнение его медицинское заключение не имею оснований.
«Вот сухарь чертов! — подумал я неприязненно. — Не полицейский, а робот какой-то!»
— Хорошо, дайте команду провести эксгумацию останков Аверьянова и повторное вскрытие уже судебно-медицинским экспертом.
— Игорь Степанович! — едва шевеля губами и вновь нравоучительным тоном произнес подполковник. — Вам нужно о своей дальнейшей судьбе подумать, а не об эксгумации умершего месяц назад, — он вновь глянул в бумажку, — Аверьянова. Кстати, что вы делали вчера вечером в Свиблине? — подполковник чуть растянул уголки губ, что, очевидно, означало у него усмешку. — Вы частным сыском подрабатываете?
