– Даже наоборот, – озабоченно хмуря брови, говорила старшая. – Знаете, Агния Кирилловна, у меня такое впечатление, будто парень специально старается зарыться в работу. Как будто… в общем, словно он сам себя наказывает, понимаете?
Я покачала головой.
– Что вы имеете в виду?
– Остальные ребята – молодежь как молодежь. Ленивые, не любят подчиняться, спорят по каждому поводу. Этот мальчишка, Руслан, – ему вообще палец в рот не клади, чуть что вопит: «Это не входит в мои обязанности!» Утки и биксы ему, видите ли, носить не нравится – подумаешь, фифа какая… А Денис ваш – тот только зубы стиснет и делает, что сказано. И за Руслана делает, и за фотомодель эту – тоже.
– За Ляну?
– Ну да. Я вообще не понимаю, что девица тут делает: с ее длиннющими наращенными ногтями вообще в больнице появляться нельзя. Да что там в больнице, даже посуду не помоешь! Видели бы вы, как она в руках судно держит: поднимет двумя пальцами, остальные оттопырит и стоит, как будто ищет, куда бы его выбросить поскорее.
– А еще что-нибудь заметили? – поинтересовалась я. – В отношении Дениса, разумеется.
Вполне понятно, что другие практиканты до тех пор, пока они не нарушали порядок в отделении, мало меня занимали.
– Даже не знаю, имеет ли это значение… – с сомнением произнесла Луткина, задумчиво поджав губы. – Поругались они.
– Денис? – уточнила я. – С кем?
– Да с Русланом, с кем же еще?
– А из-за чего, не знаете?
– Так кто ж их разберет? – развела руками Луткина. – Разговаривали довольно тихо, но было ясно, что, дай им возможность, загрызут друг друга! Руслан этот – парень противный, скажу я вам, Агния Кирилловна. Вежливый, разговорчивый, а когда думает, что на него не смотрят, на волка становится похож.
– Да бог с вами, Дарья Борисовна! – воскликнула я, смеясь. От слов старшей мне стало как-то неуютно, и я попыталась перевести все в шутку. – Они же дети еще!
Вопреки моим ожиданиям Луткина не поддержала меня. Лицо ее стало еще более суровым, чем раньше.
– Зря вы так, Агния Кирилловна, – сказала она, поджав губы так, что они вытянулись в бледную тонкую нить. – Помяните мое слово: мы с этими ребятишками еще наплачемся. Дети не дети, а странные они какие-то! Вчера дедуля один помер, так этот Руслан так рядом и крутился, все выспрашивал, отчего да почему. По-моему, у него нездоровый интерес к смерти, вот что я скажу.
Разговор со старшей медсестрой меня взволновал. Руслан интересен лишь постольку, поскольку общается с Денисом. Если Луткина чувствует, что от него исходит опасность, нужно держать ухо востро.
В тот же день я столкнулась с Людиным сыном в коридоре. Дело близилось к вечеру, и парень выглядел уставшим и вымотанным. Его сопровождала Ляна, казавшаяся, напротив, свежей и бодрой, словно только что из спа-салона. Я заметила, что халатик на ней – не такой, как у остальных девочек, а специально укороченный и слегка расклешенный, чтобы были видны ноги. А там и вправду было на что поглядеть: длинные стройные ножки в колготках телесного цвета, обутые в ярко-красные туфельки на такой шпильке, что оставалось лишь удивляться, как девушка умудряется быстро и ловко передвигаться по скользкому линолеуму. Я невольно бросила взгляд на свои туфли на плоской подошве и представила себе, как носилась бы на каблуках по этажам целый день – вот это был бы настоящий цирк, да еще и с риском для жизни! Что ж, они еще молодые, настоящей работы не хлебнули. Хотя Денис вот, например, похож на человека, отработавшего пару смен в сталелитейном цехе.
Отозвав парня в сторонку, я спросила:
– Как ты справляешься, Дениска? Если тебе нужна помощь, ты только…
– В благотворительности не нуждаюсь! – внезапно отрезал молодой человек, и его глаза полыхнули злобой, на мой взгляд, абсолютно беспричинной. – Думаете, я не знаю, что эта практика – ваших рук дело? Отец со своими советами лезет, вы тут еще! Оставьте меня в покое, слышите? Я ни к кому не пристаю, и вы меня не трогайте, а то…
Что за «то» он имел в виду, Денис не пояснил, но выглядел весьма угрожающе, учитывая тот факт, что возвышался надо мной на полголовы (хотя я считаю себя довольно рослой!). Грубость застигла меня врасплох: вот уж не ожидала услышать упреки, да еще и высказанные с такой яростью!
Пока я стояла как вкопанная и соображала, что же произошло, Денис уже удалялся в сторону палат. Его спина, широкая, как у атлета, и прямая, будто он проглотил швабру, показалась мне самым печальным зрелищем из всех, когда-либо виденных в жизни.
Дверь открыла высокая женщина, вероятно, чуть за пятьдесят, в спортивном костюме и кедах на босу ногу. Ее короткие волосы явно нуждались в стрижке и окраске, но в целом она выглядела вполне прилично – как дама, ведущая благополучный образ жизни, который нисколько не соответствовал образу жизни ее мужа, гражданина Полетаева. Формально, кстати, она являлась вдовой покойного, так как ни один из супругов не потрудился официально оформить развод.
Карпухин предъявил свое удостоверение, и зрачки женщины расширились от неприятного удивления.
– Это из-за Сергея, да? – подозрительно спросила она. – Господи, да когда же это закончится? Почему вы никак не можете понять, что нас с Сергеем больше ничего не связывает…
– Он умер, Антонина Петровна, – прервал ее Карпухин.
– Ч-что? – с запинкой переспросила она и отступила в глубь коридора.
Майор счел это за приглашение и вошел, плотно прикрыв за собой дверь. Квартира Полетаевой оказалась совершенно обычной, практически без ремонта, но чистенькой. Опытный глаз майора одним махом охватил те небольшие перемены, которые, как он предположил, женщина осуществила после того, как ее муж «переехал» жить на улицу. Она сменила несколько комнатных дверей и поклеила обои в коридоре. В остальном, судя по всему, жилье осталось в том виде, в каком находилось при супруге.
Они прошли в гостиную, обставленную в лучших традициях советского периода: большую ее часть занимала огромная стенка. Стеклянные полки полупусты – кажется, с тех самых времен, как хозяева приобрели этот вожделенный в свое время предмет мебели, они так и не придумали, чем бы его занять.
– Вы сказали, Сергей умер, – тихо сказала Антонина Полетаева. – Как это случилось?
– После операции. Он попал в больницу после перелома ноги, операция прошла успешно, а ночью он скончался. От гангрены.
– Боже мой! Он умер от гангрены – в больнице? Такое возможно?!
– Мы пытаемся выяснить, поэтому необходима ваша помощь.
– Но мы не общались очень давно! – воскликнула женщина.
– Просто расскажите все, что знаете, – посоветовал Карпухин. – А выводы будем делать мы, хорошо?
Антонина задумалась ненадолго. Натруженные руки теребили край спортивного костюма, но женщина, казалось, этого даже не замечала.
– Что вам сказать? – начала она неуверенно. – Мы с Сережей прожили больше двадцати лет, и все это время мне казалось, что у нас все не хуже, чем у других, – ну, квартира, там, дети… Мы же оба спортсмены, знаете?
Карпухин покачал головой. Он лукавил: перед своим визитом к Полетаевой майор неплохо подготовился и сумел выяснить, что много лет назад Сергей Полетаев считался чрезвычайно перспективным биатлонистом. Он завоевал множество наград и вполне мог бы стать олимпийским чемпионом, если бы не тяжелая спортивная травма как раз накануне европейского чемпионата. Долгие месяцы в больнице – и неутешительный прогноз врачей, для него, должно быть, прозвучавший сродни приговору: с биатлоном придется кончать. Были попытки вернуться в спорт хотя бы в качестве тренера, но не вышло.
– Сергей считал, – говорила Антонина тихо, словно разговаривая сама с собой, – что тренеры – неудачники. У них, мол, ничего не вышло со спортом, не добились они никаких значимых результатов, вот и обратились к преподаванию, как к последней возможности остаться в знакомой с детства среде. Сергей считал их жалкими… Да, он так и говорил – «жалкие они люди, тренеры». А я вот так не считаю!
Внезапно от апатии Антонины не осталось и следа, глаза засверкали, она как будто помолодела сразу лет на десять.
– Я нашла себя именно как тренер. Может, в чем-то Сергей, конечно, и прав: я не была хорошей спортсменкой. Однако всегда старалась, возможно, даже больше других. Видимо, Бог не наделил меня тем, что необходимо настоящему чемпиону. Зато из моих рук теперь выходят чемпионы, а Сергей опустился на самое дно, спился, стал отвратительной пародией на самого себя. Вообще пародией на человека. Я долго терпела – все-таки нас многое связывало, но, когда дети выросли и разбрелись кто куда, я решила: хватит! У меня были кое-какие сбережения, я взяла кредит и купила Сергею комнату в коммуналке. Все честно, ведь нашу однушку, сами понимаете, продавать смысла не имело. Он не возражал. Несмотря на то, что Сергей здорово пил, мозги он тогда еще не пропил, да и совесть… Совесть у него всегда была, ничего не скажу.
